Дурочка на чёртовой карусели. Часть 3

Привычка

Сколько же она привыкала к нему? К его темпераментным, все ещё чужим привычкам? Не быстро. Недели через 2 её перестало тошнить и мутить после орального секса: ежедневная практика не прошла бесследно. Его совершенно не устраивали лизины дилетантские попытки минета, он хватал её за виски и без церемоний глубоко погружался ей в рот, прижимаясь мошонкой к губам. Кончив ей в горло или на губы, он устало обнимал её и гладил лицо, целуя. Анальный секс оказался самым легкопереносимым: к нему она привыкла быстрее всего при условии, что он специально не мучил её, стараясь вогнать длинный орган до самого упора. Они не были идеально подобраны в размерах: изящная Лиза совсем не подходила к его крупным формам. И только иногда забываясь, Александр, не слушая её воплей, сильно стукался о её зад бедрами, в порыве страсти загоняя в неё почти до яичек член, практически разрывая её на куски, как казалось ей. Но со словами «опять забыл, что ты не можешь... черт... прости... « весело хлопал её по попке после и успокаивал: — Да все там в порядке! Притворяешься ты, Лизавета! Дуришь меня!

Тяжело терпелись его оральные ласки, без которых он не мыслил постели, как она ни уговари-вала. Делая вид, что не слышит её «Саша, я прошу,... не надо,... мне больно...», оттолкнув её ру-ки и прикрикнув, он жадно припадал к вагине и всасывал в рот бледные нижние губки до тех пор, пока они не темнели и не начинали подрагивать. Прижав её спиной к стене, придерживая трепещу-щие ляжки, он далеко погружал в теплое отверстие шероховатый язык, алчно рыскающий там по стенкам и выискивающий чувствительные местечки, и нажимал носом туда, куда не достал язык.

Снисходительно взглянув на неё, изнуренную энергичными ласками, он завершал кунилингус финальным аккордом в виде разнообразных манипуляций с клитором, все ещё мучая её при этом. Смеясь, слушал её отчаянные крики, в то время как его быстрый язык исполнял некий безумный танец на кончике бугорка и вокруг него. Ухватив затвердевший конус губами, оттягивал его до тех пор, пока тот не увеличивался. Легонько прикусив нежный отросток зубами, он успевал отбиваться от неё, придерживая за руки. Никак не желал становиться клитор менее чувствительным, как и раньше болезненно реагируя на темпераментные прикосновения.

Слизав выступившие из неё соки, он неторопливо поднимался, хозяйски охватывал её трясущееся тело и, прижав её к стене или уложив, основательно погружался в неё, удобно устроившись между широко разведенных бёдер. Сперва толкаясь неглубоко и нерезко, позже мужчина наращивал темп и глубину проникновения, почти пронзая её матку, по твердому убеждению Лизы. — Что ж ты со мной, как с проституткой!? — упрекала она позже громко переводящего дух Александра. — Не говори того, чего не знаешь. До проститутки тебе — как мне до актрисы! — отмахивался он от её обвинений. — Капризничаешь ты, моя милая! Настоящего мужика у тебя не было! Радуйся!

И так постепенно привыкала девушка к то пугающему, то веселящему её мужчине, вызывающему у неё целую гамму эмоций: от страха до чувства защищенности. Как он и предрекал в первые дни их связи. Она освоилась в его доме, познакомилась и подружилась с домработницей — пожилой женщиной, искренне привязанной к хозяину и совершенно не боявшейся того. Сначала недружелюбно и подозрительно косившаяся на Лизу, гнавшая её с кухни и не принимавшая её помощи, ворчливая женщина привыкла к ней. Расспросив об Александре, девушке удалось вытянуть некоторые сведения, которыми та неохотно поделилась.

Александр женат, но несколько лет не живет с женой. Той — лет 30, а их дочери — 6, у них квартира в городе. Девочка бывает у отца. Жена вовсе не похожа на Лизу, ничего общего. Также на актрису не похожи все женщины, жившие здесь до неё и бывавшие. Сколько женщин? Живших — мало, задерживавшихся ненадолго — много. Все — шумные, живые, веселые, не в пример ей. Любящие широко погулять и так же громко поскандалить. Да, они часто менялись здесь, хозяин — широкая натура, он в поиске. Как и почему он выбрал Лизу и задержал на ней свое внимание — ей, домработнице, тоже непонятно. По всему видно, что они — разные люди и не подходят друг другу, но хозяину виднее. Раз девушка живет с Александром, значит, любит его, чего тот, безусловно, заслуживает. Слушая немудреные рассуждения тети Сони, Лиза мысленно усмехалась, дивясь дружбе хозяина и прислуги.

— Она, наверное, на твою маму похожа? — спрашивала девушка, удивленно слышавшая в ответ, что — нисколько. Изредка она расспрашивала его о прошлом, о семье, о работе и, будучи в настроении говорить, он коротко рассказывал; чувствовалось, что не всё. Не имеющий серьезного образования, но смелый, практичный и рациональный, создавал он с молодости свой разнообразный, в основном строительный, бизнес, полагаясь на интуицию, деловой нюх, щедро оплачиваемые кадры и прикормленных нужных людей. Как начинал свое дело, он рассказывать не стал, отшутившись, что ей не понравится, сказал только, что начал с должности разнорабочего. На вопросы Лизы о виденных ей его сотрудниках криминального вида, тот отрезал, что ей с теми не родниться, а для него они — самое то. Посоветовал ей сосредоточиться на своем мужчине, который у неё один, он, а на остальных головой не крутить, пока та не заболела.

Так и шли недели и месяцы их совместной жизни на удивление Лизы. Она испытывала на себе часто его раздражение и грубость после тяжелого рабочего дня, так же часто — приступы неуёмной щедрости, заваливаемая неожиданными подарками, почти всегда была мишенью его то веселых, то пошлых и даже злых шуток, крайне редко — объектом его угроз. И всегда была объектом его самого пристального внимания. Он исподволь наблюдал за ней. Руки на неё он больше не поднимал — она не давала повода, держа себя с ним крайне осторожно, как с непредсказуемым диким зверем.

Вытирая слезы унижения в очередной раз, недели через 4 после начала сожительства, смывая с лица его сперму и слюну, глядя на свое расстроенное, обессиленное лицо в зеркало, дала она себе обещание больше не плакать и быть сильной. — Я не жертва! Я не жертва! — исступленно повторяла она, не закрывая глаз под струями воды, стекавшими с волос. А он, мгновенно забывая о нанесенной ей очередной обиде, как будто не замечая её печального вида и отведенных глаз после привычных плоской шуточки или животного секса, невозмутимо и бодро тормошил её, обнимал и вёл в дорогие магазины или в кафе, клубы, неизменно щедро балуя её.

Театральные дрязги

Труппа готовилась к новому сезону, распределяя роли в новых пьесах и потихоньку репетируя. Лиза получила несколько заметных ролей, обойдя признанных прим. Разумеется, не обошлось без импровизированного скандала со стороны обиженных. Весь коллектив театра выслушал, что «... некоторые изворотливо вылежали себе роли, ложась вовремя под нужных денежных мешков». Также выдвигались инсинуации про «... молоденьких шлюх, умеющих только ноги раздвигать... вместо владения актёрским мастерством» и так далее. Давно ожидающая чего-то подобного, Лиза из последних сил сохраняла невозмутимость, ужасно переживая в душе кажущуюся ей несправедливость. Так не хотелось равнять себя с теми, кто всеми правдами и неправдами, расталкивая более достойных, захватывает не принадлежащие им лучшие места. Вот теперь и она в числе проворных девиц, добывающих заметные роли известным местом. Лиза не сомневалась, что любая, узнав её историю, не отважится занять её незавидное место, но, к несчастью, никто, кроме неё, этого знать не мог.

Утешаемая подругами, число которых значительно сократилось все из-за той же зависти к её успехам, девушка направилась поговорить с режиссером. Тот не понял её просьб или сделал вид, что не понял, и попросил не выкручивать ему рук, а разобраться со своими покровителями. Лиза направилась к директору, с которым с недавних пор поддерживала видимость ровных отношений. Выслушав её просьбу оградить её от пристрастного распределения ролей, бывший ухажёр, с интересом любующийся шикарно выглядящей девушкой, притворно вздохнув, признался, что он в трудном положении. И посоветовал Лизе терпеливо принять на себя все свалившиеся на неё проблемы, как принимает их он, претерпевая диктат «сама знаешь кого». И если ей недовольны только совершенно безопасные местные примы, место которых она вскоре займет, то он вынужден лавировать между многих огней, если желает сохранить паритет сил. — Лизанька, милая, договорись уж там как-нибудь сама,... будь проклят тот день, когда мне его посоветовали сверху! Ничего не ответив, она вышла.

Безрассудное обещание

Напряженно обдумывающей неприятную ситуацию в театре её и застал уже полузабытый ею Игорь, присев напротив неё за столиком кафе днем. Он ждал, когда же она, рассеянно размешивающая ложечкой остывший кофе, обратит на него внимание. Она подняла глаза и встретилась с его весёлым и таким теплым взглядом. Она его почти забыла, насильно вовлеченная в новые отношения. И давно не видела. Он словно обнимал её влюбленным взглядом, и девушка купалась в его ласковых лучах. Они молчали, не сводя глаз друг с друга. Она первая опустила взор, вспомнив, что с их последней встречи здесь же все изменилось.

Он заговорил, как и прежде, шутливо, развлекая её. Рассказал, что был в командировках по работе, никак не мог вырваться сюда и скучал. Расспросил её. Коротко она озвучила ничего не значащие театральные новости, подтвердив, что у неё ничего не изменилось, все в полном порядке и по-прежнему много работы. Расспросив её про планы на лето (был май), он услышал про поездки на море с подругами и домой, в провинцию, к родителям. Почти все было правдой, только слова «Александр» и «дорогой курорт» она заменила на «подруг» и «море».

Изобразив подобие интереса на лице, Лиза спросила, как парень проведет лето. Оживленно Игорь заговорил о рыбалке и охоте на берегу реки в течение недели с друзьями. Он так живописно расписывал туристические прелести поездки, что Лиза, слушая с горящими глазами, отчаянно завидовала ему. В отличие от неё, хотя и жаждущей посетить экзотическую страну, но вынужденной проделать это помимо своей воли, в нежеланной компании. Она тихонько вздыхала, стараясь удержать на лице надетую вежливую улыбку. — Хотел предложить тебе поехать со мной... с нами, — неожиданно не вполне уверенно произнес Игорь. — Да тебе, наверное, это неинтересно. — Предложи, — эхом отозвалась она. — Ты поедешь? — радостно-изумленно переспросил он. — Я попробую вырваться. Ты так рассказываешь, что невозможно не соблазниться. А ещё девушки будут? — Да мы как-то не планировали, т. е. тебе все будут рады... — путаясь от неожиданной радости, проговорил парень.

Улыбаясь и обсуждая увлекательную будущую поездку, Лиза ужасалась своей безрассудности, так внезапно толкнувшей её на необдуманное обещание. Она сама удивлялась своему невыразимо сильному желанию побыть немного вместе с обаятельным, веселым парнем, так мило смущающимся перед ней. (Специально для ) И боялась давать тому призрачную надежду на отношения, зная, как эти отношения опасны. И отчаянно ругала себя за вырвавшееся у неё нелепое согласие, зная, что она не сможет осуществить его.

Зазвонил телефон, на линии был Александр. Лиза отключила звонок и, сославшись на занятость, стала прощаться. — Это тебе, чуть не забыл, — из-за чашки выглядывала маленькая синяя меховая птичка неопределенной породы. — Это птица... ? — девушка вопросительно вертела её в руках. — Счастья, — подсказал он. — Синяя птица, та самая. То, чего ей сейчас так недоставало. Девушка покрутила птичку в руках и прицепила брелком на молнию сумки — парень просиял. Они обменялись телефонами, и Лиза, почти ничего не объясняя, просила не звонить себе; предупреждая его расспросы, объяснила, что так нужно ей и что она не забудет про поездку, и если сможет, станет приходить в это кафе увидеться с ним. На его лице был написан сплошной вопрос, но он не задал его.

Игорь занял прочное место в её мыслях, наряду с работой и Александром. Лизе теперь казалось, что ещё несколько месяцев назад она жила на удивление беззаботно и её жизнь была проста и четко регламентирована: театр и любовник — оба доставляли сплошное удовольствие и взаимодополняли друг друга. И к чему она пришла теперь? Своей жизни у неё почти что нет, та, что имеется — совершенно её не устраивает, так как ей не принадлежит. Её работу оплели интриги, которых она избегала в продолжение почти 2-х лет, и вот сейчас — она в центре их. Её личная жизнь под жестким контролем авторитарного мужчины, который удерживает её множеством оков, невидимых простым взглядом. И только этот, невесть откуда взявшийся, необычайно нормальный парень побуждает её верить, что другая жизнь есть, она существует как бы в другом измерении, отличном от неё, Лизы. В ней люди встречаются, с кем хотят, едут — куда хотят, звонят — кому пожелают и любят того, кто нравится. Почему она не среди этих счастливчиков? Как занесло её в другой лагерь жертв обстоятельств? Так захотелось быть беззаботной и просто счастливой, самой решающей за себя. И без всякой навязанной защиты.

Она ответила на звонок Александра. — Опять твои капризы? Почему не отвечаешь? Зачем отключила трубку? Что за фокусы? — Репетиция, Саша, нельзя отвлекаться. — Что значит — нельзя? Тебе — можно, вдруг у меня что-то важное? Может, ты мне нужна? — Что случилось у тебя? — Ничего... соскучился. Ты как? — Хорошо, Саша. Репетиция начинается. Я пойду? Двое мужчин, таких разных, хотят от неё одного: видеть её, слышать её, быть с ней, спать с ней. Никакой разницы в желаниях! И если в отношении одного хотелось, чтоб работа не кончалась и ночь подольше не наступала, то с другим мечталось сидеть за столиком кафе, смотреть на него, слушать его, смеяться с ним, ехать за ним, принимать от него грошовые сувениры и никуда не уходить. Её жизнь перевернута; и преступники те, кто сделал это, включая её саму — бесхарактерную.

Взгляды на жизнь

Вечером он сам вез её домой, будучи в хорошем расположении духа. Коротко посматривая на неё, выждал момент и спросил: — Что не в духе? Ответить как есть? Только рассердится. Завести разговор о расставании? Побьёт. Попробовать поставить условие некоторой личной свободы? Опять побьет, будет издеваться. И она заговорила о самом безопасном: — В театре... проблемы. Небольшие. — Что замолчала? Давай, рассказывай уже, раз начала! Коротко и негромко она рассказала про свои «успехи" — назначения на главные роли, про последующее увеличение зарплаты, про сплетни в труппе, про отказ режиссера и директора помочь ей и не ущемлять других актрис за счет неё.

Насмешливо хмыкая, он выслушивал её рассказ, не отрывая глаз от дороги. Она замолчала и заметила его скептический взгляд на себе. Смешно было думать, что он поймет её, он, почти никогда не сходившийся с ней во мнениях. — Объясни мне, дураку необразованному, а за что вы там, в своем гадюшнике, деретесь? За роли, так?! — Ну, образно говоря, так. — «Образно говоря»... — передразнил он её. — Что дают главные роли? Нет, ты скажи, рассудительная моя! Что же? — Я понимаю, о чем ты. Да, деньги, вес, опыт. — Значит, понимаешь?! А раз понимаешь, чем же ты недовольна? — Саша, как у тебя все просто: деньги — хорошо, остальное — плевать! А ведь есть ещё хорошие отношения, справедливость, угрызения совести, моральные нормы, да много чего ещё... Он перебил: — Чего хотят все бабы в театре? — Какие бабы? — Ну, актрисы, не придирайся? Стать самыми крутыми и авторитетными! Так ведь? Как там это называется? — Прима, Саша. — Вот, вот, забываю слово! Все хотят?! А ты не хочешь?! — И я хочу, но... — Так стань ей и не смеши никого пустыми разговорами! — Таким образом стать?! Через твои угрозы и деньги? Как мне смотреть на моих сослуживцев?! Как общаться с ними?! — Зачем тебе на них смотреть? Играй себе, представляй... Да, на минуточку, можешь напомнить всем, что они имеют с меня как со спонсора. — Да они возненавидят меня, уже сплетничают, шепчутся! Тяжело это, Саша. Тебе не понять. Он долго молчал и не смотрел на неё.

Подъехали к дому, и ни один не выходил из машины. Александр, чему-то улыбаясь, повернулся к ней и дружелюбно проговорил: — Если бы я думал обо всех, кого обошел в делах, с кем больше не работаю, кого уволил, кто хотел меня свалить, разорить, оттяпать что-то, где б я был? Здесь или там? — он кивнул вниз. — Или ты, как это?... м-м... прима, или об тебя ноги вытирают! Решай! Он хлопнул дверцей и пошел к дому.

Пока Лиза сидела на кровати, в задумчивости обняв колени, он досматривал передачу. Щелкнув пультом, он покровительственно взглянул на неё и рассмеялся: — Все думаешь, как со всеми быть хорошей? Чтоб никто не в обиде? И волкам, и овцам... И ты в шоколаде! Он дружески обнял её: — Иди сюда, прима! — Саша,... сейчас,... подожди,... вот если б ты поговорил с Евгением, ну, чтоб он не подставлял меня, чтоб не совал везде, где можно и нельзя... Ты сделаешь это? Для меня? Выражение его лица изменилось, он ещё какое-то время улыбался, но вскоре перестал. Отвел от неё взгляд и снова всмотрелся в лицо. Ей стало прохладно рядом с ним, горячим. Тяжестью навалились на плечи его недавно обнимающие её руки. Он слегка сдавил ей шею и повернул к себе её лицо. Она непонимающе выжидала, стараясь не выказать испуга. — Советовать мне решила!? С кем мне говорить и о чем!? Без тебя не разберусь!?

Лиза, было, открыла рот, но удержалась от вопросов, вовремя поняв, что его разозлило. Она не переделает его, нет, слишком боится. Она опустила глаза и выдохнула. Он смягчился, долго изучал её, вновь вскинул ей голову и поцеловал. Ткнул её грудью в спинку кровати, рванул вверх бёдра, откинув сорочку. Провернул несколько раз пальцы в попке и втолкнул влажный пенис. — Снимай, — прохрипел он, дернув её рубашку. Под завершение сел на край кровати, уперся ногами в пол и, подбросив её на бёдрах, крепко прижал к широкой волосатой груди. Притихшая, она держалась за его руки и старалась дышать в такт ему.

Положив её голову на свою руку, чертя пальцами дорожки у неё между грудей, устало улыбаясь, он произнес: — Какая ж ты ещё глупая! Наивная! Думаешь, кто тебя жалеть будет?! Только я и пойму тебя, дурочку. Лиза совсем не считала, что он её понимает, наоборот, давала себе зарок больше ничем не делиться с ним и не просить помощи. Никогда-никогда! Он меж тем продолжил, приглаживая её растрепанные волосы: — Ты ведь и правда так думаешь, что все вокруг живут по правилам, по... а-а... совести, что ли?! Поступают как нужно, думают о других, как в этой книге... святой... а-а, как там её?! — Библия? — Во-во! Она самая! Неужели и я таким был? Даже и не помню. Так как девушка обиженно молчала и пыталась отвернуться, он повернул её к себе: — Ты спрашивай меня, если что, я плохого не подскажу. Но, чтоб никаких советов и указаний! Наслушался и без тебя, хватит! Поняла?! Она устало опустила веки. — Вот и лады! Хочешь завтра по магазинам шмоточным? Ты во сколько сможешь?

Привычное окончание беседы любовников: немного шуток над ней, немного нравоучений, чуть угроз, толика сожалений по поводу её бестолковости и странности, прилив внезапной щедрости — неужели ему ещё не надоело каждый день одно и то же? Сжав её грудь, он притих и засопел.