Первая встреча

«Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах» (испанская пословица)

Мир пронизан случайностями. Случайное знакомство в сети. Не помню, как все произошло — зацепилось и закрутилось на комментариях к фотографиям. Хотела нахамить, но что-то сверху отвело мою руку. Спрятала не в меру острый язычок, оставила комментарий с претензией на продолжение приятной светской беседы ни о чем. Раздумывала над каждым словом. Понимала — передо мной хищник. Опасный и жесткий, умеющий держать осаду, выходить победителем, а если и ударит, то в самый неожиданный момент, в самое болезненное место. Чувствовала. Осторожничала поначалу. Опасность будоражила кровь — не каждый день вступаешь в смертельный поединок, пусть и на игровой территории.

Словесные пикировки. Слова в качестве оружия. Редко мне удавалось выйти победителем. Мы говорили на разных языках, хотя это был язык русский. Мы были слишком разными, чтобы быть вместе. Случайно проходящие, как он написал в первом письме. Случайно остановившиеся на несколько долгих месяцев.

Мы боялись подпустить друг друга слишком близко, а в действительности, просто подпустить чуть ближе. Боялись боли, насмешек, недопонимания, собственных чувств. И причиняли боли гораздо больше своими недомолвками. Два одиночества, случайно пересекшиеся в сети. Случайно проходящие.

Чувства делают нас сильными. Они дают нам силы действовать, вдохновляют на свершения, заставляют совершить невозможное. Чувства лишают нас силы, делают нас слабыми и уязвимыми. Из двоих один любит, другой позволяет себя любить. Любила я. Редкое для меня чувство, но порой захватывает, захлестывает, и оно всегда не вовремя. И я больше не могу оставаться спокойной и рассудительной, видеть то, что есть на самом деле, а не то, что мне хочется видеть. Это чувство слишком сильно для меня, слишком разрушительно и испепеляюще.

Долго ли может продолжаться общение в сети, пронизанное эротизмом, иногда завуалированным, иногда обнаженным? Неделю? Месяц? Мы переписывались почти три.

Я откладывала нашу встречу. Не хотела переводить легкий необременительный флирт в реал. Я всегда боюсь заниматься сексом в первый раз — после этого отношения никогда не останутся прежними. Они станут другими. ДРУГИМИ. Порой понимаешь, что это рядом с тобой оказался совершенно чужой человек. Наверное, этого я боюсь больше всего — понять, что занялась сексом с чужим человеком.

Знала, любит он жесткий секс. Испугало? Скорее нет. Сталкивалась с этим в другой жизни, перевернула страницу и не хотела возвращаться. Но люблю я жесткий секс. Насколько жесткий — не знала сама, пока немного не прикоснулась к этому. Боялась. Во мне боролось желание снова оказаться во власти более сильного противника и страх того, что реальность будет не такой привлекательной. Иллюзия окажется гораздо слаще самого действия.

Договорились о встрече. И вдруг я понимаю, что совсем не знаю, что такое жесткий секс. Я знаю, что такое изнасилование, когда это по-настоящему, не возбуждает. От этого хочется плакать и долго-долго стоять под обжигающими струями душа, сдирая мочалкой кожу, как будто вместе с нею можно избавиться от чувства брезгливости, грязи и беспомощности перед раздавливающими воспоминаниями. Да, были когда-то шлепки, но назвать это жестким сексом я не могла.

Еду на встречу, понимаю — безнадежно опаздываю не на десять минут, на полчаса. Встречает меня около метро, а мне еще хватило наглости заявить, что уже выхожу, в то время как неслась по длинному залу станции и, сбиваясь с дыхания, поднималась по эскалатору.

Черный брутальный внедорожник под стать владельцу. Гостиница. Поднимается на лифте. Волнуюсь. Дико, до одури. И вдруг, я уже неоднократно замечала за собой, в меня вливается Королева. В самые трудные мгновения, когда хочется прижаться к груди и расплакаться.

Никто не произносит ни слова. Поворот ключа в замке. Он подходит и кладет руку мне на голову, я послушно опускаюсь на колени. Трусь щекой о его бедро. Короткий приказ раздеться. Подчиняюсь без тени смущения. Телевизор, чтобы заглушить возможные звуки. Ложусь и тут же подливаю масла в огонь: «Отлично, сейчас будем смотреть телевизор». Только сейчас я понимаю, что кто-нибудь, а не он убил бы меня на месте. Хотя нет, просто приказал бы убраться, чтобы никогда больше не видеть. Но я была бы ни я, если бы не прокомментировала. Это была единственная фраза, которую я произнесла во время...

Первые поцелуи. И единственные. После — означают величайшее его расположение. Которого у нас так и не было. Было другое — близость, оттого, что безусловно доверяешь. Близость, когда кажется, что чувствуешь его на расстоянии и удивительная нежность. Чем более неравный секс у нас был, чем больше в нем было жесткости, чем больше моих барьеров рушилось, тем острее я ощущала близость.

Из одежды — чулки. Скользит языком по шее, обводит языком сосок, прикусывает его. Выгибаюсь, запускаю пальцы в его волосы, перебираю их, жажду, чтобы он сразу без прелюдий, вошел в меня. Удивляется, сжимает грудь, больно выкручивает соски, чуть слышно всхлипываю от боли и от того, что хочется чуть сильнее. Отпускает соски, и тут же я чувствую внутри себя его палец. Мне хочется еще глубже, сильнее, жестче. Я насаживаюсь сама, сжимая мышцами, чтобы не отпустить, задержать. Присоединяется еще один палец, потом — третий. Это уже жестко и немного больно. Хочется другого — глубокого проникновения, долгого секса. Медленного, быстрого, нежного и жесткого. Вдруг — куда делся механический секс, где я способна думать о чем угодно, но не о том, что происходит сейчас между двумя людьми, между которыми нет обрывков воспоминаний. Есть только животная поглощающая страсть, невозможность оторваться, желание выпить до капли, растерзать, расцарапать спину в кровь, прижать и растворится.

Вытаскивает из меня пальцы, улыбается уголками губ и подносит их к моим губам. Мне не нужно объяснять — поднимаюсь и слизываю с его пальцев свои соки, прохожусь язычком между пальцами, прижимаю их к небу. Целую ладонь, посасываю его большой палец и легонько прикусываю ноготь. Еще раз — уже сильнее. Не отвожу глаз от него, наблюдаю. Недоумение в его глазах. Как же, покорная кошечка. Я вообще когда-нибудь была покорной? Хотя нет, была, конечно. Я ж не сумасшедшая, чтобы сражаться в-открытую с хищником, играя в его игры, на его территории. Но сопротивляться — это у меня в крови. «Какая ты дикая... кошка!» Пощечина обжигает мою щеку, другая, моя голова дергается. Не потому что сильно или больно, так хочется. Прикусываю еще раз и отпускаю нехотя, трусь щекой о его большую ладонь, ощущаю ее тепло и свое жгучее желание стать маленьким зверьком, чтобы зарыться в ней, укрыться, спрятаться, потому как это самое доброе, теплое, ласковое и безопасное место.

Убирает руку. Закрываю глаза и проваливаюсь в сладкую неизвестность. Лязг чего-то металлического, сгорая от любопытства, терпеливо жду, хочу почувствовать прежде, чем увижу. Узкая полоска кожи на своей шее, прикоснулась пальцами — ошейник с шипами, да, какой же еще ошейник может надеть он? Наклоняю голову, волосы рассыпаются по сторонам, приподнимаю, оголяя тонкую шею. Ошейник смыкается на ней. Впервые в жизни, не сильно, но чувствительно. Натягивает его рукой, слегка перекрывая доступ воздуха. Улыбаюсь — мне так нравится. Следом — наручники кожаные. Разве такие бывают? Ерунда, с моей точки зрения. Хочется настоящие стальные, и чтобы шпилькой не открыть. Цепь. Змеей обвивается вокруг щиколоток, стягивая их, щелчок карабина. Холодные бесчувственные звенья впиваются в кожу, чуть-чуть пошевелишься — сдвигаются с уже привычных мест и вгрызаются рядом, делая его своим. Цепь скользит выше и соединяется с цепочкой на наручниках, снова щелчок карабина. Нет, конечно, я не полностью обездвижена, убежать не смогу, да и пошевелиться — с трудом. Я сама себе кажусь очень тяжелой и неловкой. Хотя это и не так. Постепенно привыкаю к цепям. Прохладные звенья нагреваются, немного впиваясь в тех местах, где рукой можно ощутить косточки. Смотрю доверчивым взглядом ребенка на него. Все-таки умею я играть взглядом. Раз — и холодный высокомерный взгляд Королевы, два — глаза распахнуты наотмашь, детская наивность, ребячливость и безоговорочная вера сквозит в моем взгляде. Как будто не было опыта прожитых лет, встреч и расставаний.

Стою на четвереньках на кровати. Беззащитная, покорная, да и куда ж я денусь, когда не то, что убежать, пошевелиться могу с трудом. Да и не хочется. Наслаждаюсь неизведанным ранее чувством власти более сильного противника, которому безоговорочно и безусловно подчинилась.

Шлепает несколько раз. Бывало и посильнее. Вытаскивает плетку — мягкий, я бы сказала дивно нежный флог. Становится страшно и интересно. Мне всегда казалось, что что-то в руках — это боль и страх. И следы. И нужно немало постараться, чтобы этого избежать. Удар по ягодицам. Не чувствую боли, мне хочется, чтобы это продолжалось. Иногда обжигает. Самую малость. Я начинаю ощущать, что удары могут быть разными, по-разному ощущаться на разных частях тела. Он переключается на спину. И вдруг — удар по груди, еще один и еще. С тех пор для меня показатель мастерства и виртуозного владения девайсами — пороть по груди, когда я стою на четвереньках. Мне не хочется, чтобы он заканчивал. Я не чувствую боли, иногда, когда становится слишком чувствительно, я шиплю сквозь зубы. Хочется, чтобы это продолжалось еще долго.

Но вот цепи сняты. Я свободна. Свободна ли? Снова на коленях, на полу. Он берет меня за волосы, я вдыхаю его запах. Я человек запахов. Если запах не вызывает желания, не встречаюсь. Его запах сексуален, это редкость. Я готова вдыхать его снова и снова. Его запах возбуждает, я завожусь. Провожу ноготками по члену, облизываю, пробегаю пальчиками, облизываю головку, забираясь под кожу остреньким язычком. Он, не дожидаясь засаживает мне член в рот. Привыкаю к этому чувству. Не прекращая, ищу то, что нравится ему. Обожаю минет. Когда-то предпочитала его любому другому виду секса. Мне нравилось вставать на колени и... я уже не понимала, кто подчиняется, а кто повелевает. Потому что в этот момент, даже несмотря на руку на моем затылке, я чувствовала себя повелительницей. Даже несмотря на то, что его член касался моей глотки. Но в этот раз требуется не это. Он прекращает мои игры. Стягивает волосы на затылке, заставляя немного приподнять голову, и начинает резко насаживать меня на член. Он почти касается моей глотки, иногда перекрывая дыхание. Слезы наворачиваются у меня на глаза. Отпускает мои волосы только затем, чтобы взять плетку и начать стегать по спине и ягодицам. Он кончает, я глотаю сперму. Слизываю ее остатки. Эгоистка, мне не хочется оставлять ни единой капельки. Сперма бывает разной, горьковатой, солоноватой, и очень редко — восхитительной. Он была.

Потом мы долго лежим рядом. Делаю ему массаж. Как умею, хотя не умею никак. Почти чужой в начале встречи человек стал вдруг очень близким. Вглядываюсь в его глаза, стараясь коснуться его души, вдыхаю запах, не в силах оторваться, прикасаюсь к плечам, пытаюсь обхватить бицепсы и не могу, искренне восхищаюсь, что его запястье раза в два больше моего, тонкого и звонкого.

Бросаю короткий взгляд в зеркало, внезапно замираю, поразившись. Из глубины на меня глядит кошка. В ней нет ничего от тихой домашнего животного. (Специально для ) Дикая, неукрощенная, с растрепанными черными волосами, чуть подведенными глазами, в которых навсегда поселились янтарные всполохи.

Ошейник снимать не хочется. Я б с удовольствием забрала его. Как напоминание о нем, о встрече, о чем-то другом в моей жизни. Такой же брутальный, как и мой мужчина, с шипами, но не настолько острыми, чтобы поранить мою кожу. Его отражение: внешне — острый, резкий, жесткий, непримиримый, внутри — мальчишка-хулиган, который умеет слушать и слышать, тонко чувствует мои границы. Я не знаю, чего я жду от него больше — боли или наслаждения, удара плетки или секса. Такого же острого, болезненного, жгучего, выплескивающегося через край.

Я не вернулась к себе прежней. Обычный секс плавно ушел из моей жизни. Тот, во время которого можно думать о трещине на потолке. Остался другой — в котором можно быть только здесь. В нем нет ни будущего, ни прошлого, даже сценарий оказывается лишенным смысла. Никогда не знаешь, где окажешься в следующее мгновение.