Трофей. Часть 2

Роксана ехала в повозке с награбленными драгоценностями, сидя на скатанных коврах со стен. Здесь же стояло два сундука с золотыми драгоценностями и камнями, большой ворох тонких, красивых тканей, и многое другое. Роксана чувствовала себя таким же трофеем с той минуты, как Дагор ещё вчера сунул её в эту повозку, закрепив железную цепь на щиколотке и стенке повозки. Перед самым отправлением ей принесли еды.

От усталости и равномерной езды её сморил сон. Проснувшись утром, девушка, как смогла, расчесала пальцами и заплела волосы, привела в порядок платье, и дотянулась до занавески.

Вид открылся не самый интересный: дорога, выбегающая из-под повозки, пыль, и лошадь, запряженная в следующую повозку.

Вокруг шли скованные, грязные и оборванные люди. В некоторых Роксана узнала рабочих из дворца, остальные походили на горожан и крестьян. Мужчины и женщины вперемешку, женщины тащили на руках детей. Все они были покрыты грязью, ссадинами, и измучены.

Дагор пролетел мимо на быстром вороном коне, даже не повернув голову в её сторону. Роксана задернула занавеску.

Нет, это деревенские девушки топятся потихоньку, потеряв честь. Она прихватит врага с собой. Если потом быстро покончить с собой не удастся, выдержит казнь с честью, зная, что отомщена.

Интересно, будет он ещё посягать на её тело, или попытается продать кому-нибудь? Лучше поторопиться. Если бы у неё был доступ к сундучку в её комнате, подсыпать порошок в вино или еду — дело нетрудное, вполне по силам женщине. Здесь наверняка есть хоть какая-нибудь знахарка или лекарь, но, попытайся она достать яд, сразу станет понятно, кому он предназначен.

Время наверняка есть, она стоит дорого, отдавать кому попало он не станет. Значит, остается ждать случая.

Около полудня караван остановился. К тому времени, как пожилая женщина принесла миску с похлебкой и кусок хлеба, Роксана была страшно голодна. Но простая похлебка в глиняной миске с надколотым краешком? За кого они её держат?

— Я не буду это есть, — она отвернулась, стараясь не вдыхать аромат похлебки и свежего хлеба.

— Приказано кормить тебя этим, — женщина поставила миску на сундук.

— Кем приказано? — Дагор продолжает унижать её?

— Далилом, который за рабами смотрит.

В голову Роксане ударила горячая волна:

— Что ты несешь, старуха? Я не рабыня! — девушка ударом выбросила миску из повозки. Он посмел передать её какому-то надсмотрщику за рабами!

Женщина укоризненно покачала головой:

— Не все получат еду сегодня, а ты разбрасываешь её.

— Мне всё равно, что получат другие. Уходи, и больше не показывайся.

Женщина выбралась из повозки. Задергивая за ней занавеску, Роксана увидела, как худой, чумазый ребенок подобрал с земли хлеб, воровато огляделся, и удрал.

Вскоре караван снова двинулся в путь, и остановился уже в сумерках. У Роксаны затекли ноги, она разминала и растирала их. От скуки, и чтобы отвлечься от навязчивого голода, она открыла один из сундуков, и перебирала золотые украшения.

За этим занятием её и застали двое воинов. Роксана поднялась, вздернув голову.

Один остался у входа, второй отцепил с ноги девушки цепь, и подтолкнул её наружу.

— Убери руки, — она дернула плечом. Пошла, конечно, нельзя же позволить тащить её на виду у всех. Значит, сегодня Дагор умрет, и она тоже. Из повозки Роксана выбралась очень бледная, и решительная.

Роксану действительно привели к кругу, образованному шатром Дагора, и шатрами его друзей и ближайших соратников. Но оставили у костров между ними.

На одном костре в большом котле булькала похлебка. Второй и третий уже притушили, на углях жарились большие куски мяса и лепешки, разогревалось вино. Вокруг суетились женщины, готовя всё это, раскладывая по мискам, уносили в главный шатер.

В основном это были молодые девушки. Они весело смеялись и шутили, несмотря на то, что на их шеях были рабские ошейники. Тонкие, скорее символические, но Роксана предпочла бы отрубить себе голову, чтобы снять его.

Командовала ими женщина более почтенного возраста, и весьма строгого вида. Иногда она пыталась дать какой-нибудь из них подзатыльник или поторопить шлепком полотенца, но не очень расстраивалась, когда жертва со смехом уворачивалась, и бежала дальше.

Она подозвала Роксану к себе:

— Твое дело — подогревать вино, добавлять в него специи, и разносить гостям. Вычисти сейчас кубки и кувшин, — она кивнула на стоящую в стороне посуду. Роксана вздернула голову:

— Ты перепутала меня с кухонной девкой.

К её удивлению, женщина совершенно спокойно кивнула:

— Я так и думала, что ты заартачишься.

По её знаку Роксану втолкнули в шатер Дагора. На полу лежал ковер, несколько шкур брошены в углу, видимо, вместо кровати. Вещей очень мало, зато оружием увешана вся стена.

Он сидел за маленьким столиком, и писал что-то на тончайшей бумаге, предназначенной для голубиной почты. Роксана вытаращилась на него: этот дикарь умеет писать?!

Дагор поднял голову, окинул девушку взглядом. Встретившись с ним глазами, она сжала кулаки, вспомнив предыдущую встречу.

— Подожди, я занят.

— Я могу и уйти.

Он не обратил внимания, закончил письмо, и мимо Роксаны прошел к выходу. Отдав кому-то письмо, вернулся:

— Значит, вести себя ты пока не научилась.

Роксана постаралась не думать о том, что он сделал раньше. Он её не запугает.

— Раздевайся.

Она задохнулась от возмущения:

— Только такой дикарь, как ты, может думать, что я буду раздеваться по первому его приказу!

Дагор нехорошо усмехнулся:

— Я тебя всё равно раздену, только порву платье. Если тебя устраивает ходить весь вечер в рваном — пожалуйста. А будешь дерзить — вообще будешь ходить голой. Мне так даже больше нравится.

Девушка окинула его презрительно-гневным взглядом, но фраза «ты не посмеешь» осталась невысказанной. Дагор пожал плечами:

— Как хочешь.

Взялся за ткань на её плече. Роксана осознала, что действительно будет весь вечер разносить вино в обрывках платья, и сколько взглядов и насмешек это вызовет. Едва успела вцепиться в его руку:

— Ладно!

Дагор встретился глазами с её яростным взглядом, помедлил, и улыбнулся — насмешливо, уголком рта.

Роксана сжала зубы. В конце концов, в ней королевская кровь, её просто не может унизить какой-то грязный дикарь. Она привыкла к тому, что вокруг всегда люди, с раннего утра до позднего вечера она привыкла держать лицо. И не собирается позволить ему выбить её из колеи.

С презрением на лице девушка развязала поясок, скинула платье, и заставила себя не пытаться прикрыться. Унизительно, бесполезно, да и чего он там не видел. Только лицо все равно горело от стыда.

— А теперь иди сюда, будем учить тебя послушанию.

Он толкнул её на постель из шкур, девушка извернулась, чтобы вскочить, и почувствовала железные пальцы на шее сзади, вжимающие её лицом в шерсть шкур. Дав ей подергаться и убедиться в своей беспомощности, Дагор поднял её голову за волосы и бросил перед лицом широкий кожаный ремень:

— Вот этим ты получишь в следующий раз, если не угомонишься.

У Роксаны от ужаса живот свернулся в комок, и она дала вздернуть себя на четвереньки. Опять насилие, да ещё в такой унизительной позе! Но вместо это она ощутила удар ладонью по ягодицам. Вздрогнула и обернулась, попытавшись упасть и прикрыть зад.

— Стой смирно, не то ремень возьму, — Дагор поставил её обратно, и продолжал шлепать. Роксана зажмурилась.

Вообще-то в прошлый раз было намного больнее. Сейчас он шлепал слабее, больше давая девушке почувствовать его власть, чем причиняя боль.

Роксана зажмурилась, закусив губу. Она никогда не признавала ничьей власти над собой, даже когда была принцессой и подчинялась королю и правилам — все знали, что она всегда получает то, что хочет, просто об этом молчали. Дикарю было всё равно, принцесса она, или крестьянка,он хотел видеть в ней покорную женщину, и у Роксаны не хватило духу послать его, и получить такую же порку ремнем. И она действительно чувствовала себя беспомощной женщиной, не больше. Кусала губы, задерживала дыхание, но не всегда могла сдержать вздохи и всхлипы.

Удары становились сильнее, но вместо боли приносили обжигающие, незнакомые чувства.

Наконец, Дагор остановился.

— Хорошая девочка, — он погладил её по голове, — всегда бы так.

Роксана от взрыва ярости едва не вцепилась в его руку зубами, и тут же оказалась скрученной и прижатой к шкурам.

— Зря злишься. Тебе бы понравилось быть моей хорошей девочкой.

Его пальцы скользнули по её животу, и между ног, внутрь. Роксана сжала зубы, сдерживая стон. Бедра после шлепков были слишком полны ощущений.

— Ты же уже готова стать моей, правда?

— Попробовал бы ты так обойтись с мужчиной, который может дать сдачи, — прошипела девушка, чувствуя, как скользят в ней его пальцы — снаружи и внутри, причиняя слабую, сладкую боль. Второй рукой он по-прежнему держал тонкие запястья. Дагор засмеялся:

— Мужчины меня не интересуют. Я бы просто его убил. Значит, нет?

— Нет!

— Хорошо, — он внезапно отпустил её, и Роксана тут же сжала ноги и села, закрыв грудь с камешками сосков, — но о ремне всё-таки помни. Выпорю, не задумываясь.

Она оделась, демонстративно отвернувшись, и вылетела из шатра, горя от стыда за произошедшее и от повернувшихся в её сторону лиц.

Солнце садилось, когда в шатре и вокруг него установили большие столы, и оказалось, что горы приготовленной еды — не так уж много. За столами сидели воины, они пили, хвастались подвигами, шумели, и то и дело хватали или усаживали к себе на колени рабынь-разносчиц. Роксана ходила с таким сердитым и раздраженным лицом, что её не трогали, только подшучивали.

Две-три девушки вились вокруг главного стола, стараясь предложить Дагору куски жаркого вкуснее, задеть его рукой или бедром. Роксана злилась, представляя, как он будет развлекаться с одной из них ночью. Дуры не понимают, на что напрашиваются, или готовы платить собой. Что он может им дать? Золотые безделушки? Кусок хлеба побольше? Защиту?

Наполняя в очередной раз его кубок, Роксана плеснула вино с большой высоты, чтобы держаться подальше от усевшейся к нему на колени девицы в тонком платье и с ошейником над глубоким вырезом. Вино плеснуло, забрызгав ей платье, попало и на Дагора. Он нахмурился, Роксана сделала вид, что не заметила. А девица соскользнула с него, и вслед уже уходящей девушке, улыбаясь, сказала:

— Отдай вино мне, ты не умеешь ухаживать за мужчинами.

— Разумеется, не умею, меня учили ими командовать, — Роксана протянула ей кувшин, дождалась, пока она протянет руку, и разжала пальцы. Кувшин со звоном разлетелся на куски, брызги попали на всех присутствующих. Рабыня в недоумении открывала рот, Роксана повернулась уходить, когда позади прозвучал негромкий, отчетливый голос:

— Зайдешь потом. Я тебе кое-что обещал.

Роксана побелела, но не обернулась, и никак не показала, что услышала.

Остаток вечера пролетел для неё как в тумане. Перед глазами был упавший, змеей скользнувший перед лицом ремень.

Разошлись все за середину ночи. Девушка помогала убирать остатки пиршества, слыша голоса из шатра Дагора. Она отнесла остатки еды другим пленникам, и, вернувшись, уже не обнаружила никого на поляне. Голоса в шатре тоже стихли, но свет свечей ещё пробивался. Больше заняться было нечем, и Роксана прокралась к «своей» повозке, решив сказать завтра, что устала и забыла. В конце концов, он не может заставить принцессу весь вечер работать, а потом ожидать, что она...

Около повозки Роксана наткнулась на женщину, присматривающую за рабынями. В первое мгновение девушка испугалась, потом сжала зубы и пошла вперед, попытавшись оттереть её плечом.

— Дагор позволил мне позвать его охрану, если ты откажешься идти, — спокойно сказала женщина. Роксана, уже взявшаяся за край повозки, остановилась.

— Почему я вообще должна идти по его приказу? Казнит он меня, что ли?

— Нет. Он даже вряд ли причинит тебе вред, — женщина чуть улыбнулась, — но всё равно заставит сделать так, как он хочет.

— Каким образом? Так и будет гонять за мной толпу воинов?

— Поверь мне, если ты достанешь его так, что он придет за тобой сам, тебе это не понравится, — женщина подошла ближе, чтобы заглянуть Роксане в лицо, — тебе было бы проще слушаться его.

— А я не ищу самый простой способ. Он — варвар и дикарь, он пас коров на окраине моего королевства, когда я сидела во дворце — почему вдруг я должна слушаться его?

— Вот поэтому вы и проиграли войну, что не можете видеть дальше своей гордыни. Посмотри на него внимательно, может, он и варвар, но достойнее многих ваших мужчин.

— Мне что с того? Я вообще не хочу его видеть.

— Ты его боишься?

— Ещё чего! — глаза девушки сузились от злости, — я никого не боюсь!

— Тогда пойдем. Ты же не захочешь, чтобы здесь собралась толпа людей, которые отведут тебя силой.

Роксана злилась. Да, она не хочет опозориться перед людьми. И это — её слабость, которой Дагор нагло пользуется. Хорошо бы ему отказать, но она и в страшном сне не может представить, чтоб у её позора и унижения были свидетели.

— Долго это не продлится, — девушка сдержала желание стукнуть по бортику повозки кулаком, и первая направилась к шатру Дагора, — как-нибудь я освобожусь, и отомщу за все.

Женщина промолчала. Проводив Роксану до шатра и убедившись, что девушка вошла, она ушла.

Роксана встала у самого входа, пряча в складках юбки мнущие ткань пальцы. Сердце колотилось в предчувствии боли, а в животе замирало от сладкого воспоминания о шлепках и ласках. Может, можно было бы его задобрить и попросить наказать её без ремня?

Да что с ней?! Задабривать грязного дикаря? Она что, совсем опустилась, что боится его?

Боится, или хочет вновь оказаться в его руках, только чтобы он не был сердитым? Дагор поднял голову от меча, который полировал тканью, синие глаза блеснули в свете свечей.

— В следующий раз, если мне придется столько ждать, я сразу отправлю солдат.

— Отправляй. Я не буду срываться по твоему приказу, — Роксана знала, что надо сдержать язык, но просто не могла. Если она не будет как можно более резка с ним, он может понять, что волнует её.

— Договорились. Раздевайся, — Дагор снова занялся своим мечом.

Роксана сжала зубы, не решаясь возразить — а ну как заставит завтра ходить голой. Помедлив, она взялась за поясок.

Когда платье упало к ногам, Дагор кивнул на пояс:

— Подай его сюда.

— Сам возьмешь.

Он поднял голову от меча.

— Тебе так нравится быть наказанной?

Роксана сдержала первый порыв — разъяриться, и ответила ледяным тоном:

— Это ты слишком привык к шлюхам, исполняющим твои желания.

— Так ты ревнуешь? Поэтому устроила сегодня это представление? — его синие глаза смеялись. Роксана внезапно поняла, что он специально её дразнит.

— Ревновать я могла бы привлекательного мужчину, а ты — ни то, ни другое, — она постаралась добавить в голос столько же ехидства, сколько было в его глазах.

— Ну-ну. Принеси свой пояс. Мне уже начинает надоедать угрожать тебе.

— Сам возьмешь, — повторила девушка, уже понимая, что совершает ошибку. Дагор взглянул в её побелевшее лицо, отложил меч на меха, и поднялся. Роксана сразу вспомнила, что он намного выше неё, и гораздо сильнее. Он подошел, и она неосознанно попятилась, ткнувшись спиной в тяжелую ткань, закрывающую вход.

— Так значит, — тихо начал Дагор, — ты презираешь шлюх, которые выполняют мои желания?

Он взял её за горло, и Роксана уже попрощалась с жизнью. Но он не сжал руку, по крайней мере, не настолько, чтобы перекрыть доступ воздуху, или крови. Провел по точеным плечам, одной рукой сжал сзади шею, как лев придерживает львицу,а второй погладил грудь, ощущая, как сильно бьется её сердце. Наклонился к её шее, как будто примериваясь укусить.

— А может, мне сделать шлюху из тебя? — шепнул на ухо, проводя рукой по её плоскому, вздрагивающему животу, — чтобы терлась об меня, упрашивая взять тебя?

— Я... никогда... не попрошу тебя...

— Я буду пороть тебя, а ты будешь вся мокрая от желания, — тихо продолжал он, в доказательство забираясь пальцами в её лоно, — будешь кончать от моего прикосновения...

Роксана зажмурилась. Замирая от хватки на шее и ласки внизу, она уже почти забыла о том, зачем пришла, дышала прерывисто, едва сдерживая стон. Его пальцы творили с её телом что-то волшебное, вызывая сладкое и горячее чувство. Понимая, что готова уступить, и держась за его оскорбительное обещание сделать её шлюхой, она замахнулась, чтобы влепить ему пощечину.

Он сжал что-то там, внизу, и Роксана охнула и содрогнулась от яркой вспышки, невольно ткнувшись лицом в его грудь, а поднятой для удара рукой схватившись за его плечо, чтобы не упасть.

Почти сразу Роксана отпрянула, сжимая кулаки, чтобы боль от врезающихся ногтей помогла стереть отзвук того, что сделал он. Дагор отпустил её, синие глаза смеялись. Девушка не могла отодвинуться — оказалась бы снаружи.

— Дай свой пояс, иначе следующий раз будет там, — он кивнул на вход в шатер, — и я тебя уверяю, тебе не удастся изобразить жертву насилия.

Об этом Роксана и сама уже начала догадываться. Ладно, месть придется немного отложить.

Она подняла пояс, и подала его Дагору. Он взял пояс, завязал на нем большой узел:

— Открой рот.

— Что?

— Рот. Мы же не хотим переполошить твоими криками весь лагерь, — ткань уже нажала на её губы. Вставив кляп и завязав концы пояска на затылке, Дагор кивнул вглубь шатра:

— Проходи.

Ей пришлось протискиваться мимо него. Прикасаться к кляпу она не решилась. Остановившись посреди шатра, девушка увидела ремень, лежащий там же, куда его днем уронил Дагор. По её телу прошла дрожь.

— Да, я не сомневался, что его не надо убирать далеко, — он проследил её взгляд, — руки за спину.

Она обернулась.

— Как мне нравится, когда ты молчишь! Руки — за — спину.

Перед ремнем ей не очень хотелось спорить. Презирая себя за эту покорность и дрожа, девушка свела руки за спиной, и он связал их веревкой, не очень туго, но так, что пошевелить было невозможно. Уложил на постель животом вниз, подложив свернутое одеяло под бедра. Роксана уже не могла сопротивляться, когда Дагор раздвинул ей ноги, оставив лежать в такой позе.

Дагор поднял ремень, накрутил конец с пряжкой на кулак, свободным концом пощекотал спину девушки:

— Да ладно, не бойся. Я тебя накажу, но пострадает разве что твоя гордость.

Роксана даже порадовалась, что кляп во рту мешает ей высказать всё, что она думает о нем — принцессе не следует знать такие слова.

Первые шлепки ремня были довольно слабыми. Роксана вытерпела их, зажмурившись, и вцепившись зубами в кляп, сдерживая стоны. Удары приходились на ягодицы и бедра, на наружную, и внутреннюю стороны. Через какое-то время эти места горели, и удары по ним приносили не столько боль, сколько странное, обжигающее удовольствие. Это пугало Роксану больше жестокой расправы, потому что сопротивляться было гораздо труднее — приходилось бороться не только с Дагором, но и с собой.

Потом удары стали по-настоящему ощутимыми. Каждый из них заставлял девушку глухо вскрикивать, но даже эта горячая боль была приятной, и вызывала в теле волны такого удовольствия, которому невозможно противиться. Когда удары приходились на ягодицы, заставляя мышцы непроизвольно сжиматься, внутри нарастало наслаждение. Девушка уже практически забыла о своем унизительном положении, сознание сосредоточилось только на физических ощущениях, а тело стремилось получить ещё.

Когда Дагор остановился, она со стоном растянулась по сбившимся мехам. Ягодицы и бедра горели и ныли приятной болью, и ей было уже почти все равно, что она перед ним голая и связанная.

Он сел рядом, гладя её ягодицы:

— Да, сидеть ты завтра не сможешь. Но оно же того стоило, правда?

Дагор вытащил кляп из её рта. Роксана облизала пересохшие губы, стараясь стонать хотя бы потише, пока он ласкает её. Дагор посадил её к себе на колени, спиной к себе. Девушка попыталась свести ноги, и получила болезненный шлепок:

— Сиди смирно.

Глядя, как она морщится, усмехнулся:

— Больно сидеть? Ты же наказана, забыла? — его ладони накрыли её грудь с мгновенно напрягшимися сосками, — будешь хорошо себя вести — будем делать так, чтобы не было больно. Ну, не очень.

Роксана промолчала. Она и так была возбуждена, а то, что он делал с её грудью и сосками, заставляло девушку выгибаться, откидывая голову ему на плечо, и кусая губы. () Даже презрение, ярость и ненависть отступили на второй план.

Наигравшись с грудью и убедившись, что девушка — пока, по крайней мере — смирилась и не сопротивляется, он спустился по её животу вниз, туда, где уже было мокро и очень горячо. Роксана уже не могла сдержать стон, когда он ласкал там, то снаружи, то забираясь внутрь, находя внутри точки, от которых она стонала и сжималась, обхватывая его пальцы плотнее. Он остановился, совсем немного не доведя её до оргазма, принялся просто поглаживать внутреннюю сторону разведенных ног.

— Мне по-прежнему хочется, чтобы ты была послушной девочкой, — от его дыхания на ухе она вздрогнула от сладкого спазма, — мне очень нравятся хорошие, послушные девочки...

Он нежно укусил её за ухо.

— Будешь послушной?

Перестав тратить все силы на сопротивление, Роксана стала больше замечать его реакции, и чувствовала, как выпирает его стоящий член, как горячи его руки и губы. Сейчас ей не казалась такой ужасной идея отдаться ему, даже наоборот, очень хотелось. И уже не было ни страшно, ни стыдно. Буря чувств кипела в крови. Прижавшись плотнее к его твердому члену, повернула голову:

— Не буду.

Два взгляда скрестились, как клинки.

— Что ж, как знаешь. Я завтра утром уеду, на пару дней. Не убей никого до моего возвращения.

— Я хочу убить тебя, — почему в первый день ты изнасиловал меня, а теперь не хочешь?

Она была разочарована, когда он перестал настаивать, и вообще убрал руки с её тела. Но показывала лишь злость.

— Да-да, конечно. И всё-таки, когда будешь рвать и метать, постарайся никого не прибить. Мои люди не виноваты в твоем упрямстве.

Дагор ссадил девушку с колен, развязал ей руки, и вернул пояс:

— Можешь идти.

Роксана натянула платье, и вылетела из шатра, сжимая в руке завязанный в узел пояс. Вот ведь сволочь! Она прекрасно понимала, чего он от неё хочет. Ему мало было изнасиловать её в самом начале, мало было унизить, таская за собой и заставляя прислуживать. Даже выпороть ему мало. Ему надо, чтобы при всем этом она сама бы старалась ему понравиться и угодить, чтобы сама упрашивала... Сделать из неё шлюху, как он сам откровенно сказал.

Так вот: она не будет шлюхой. Обойдется!

Сволочь.