Калифорникейшен. Часть пятая (заключительная)

Вот и калифорнийское лето. Последнее лето. Фанфары выпускного отгремели. Тесты успешно пройдены, и результаты отправлены в несколько колледжей. На Беркли или Стенфорд я, конечно, не замахиваюсь, но вот надежда на Сакраменто есть. Думаю, что, как минимум, на спортивную стипендию можно рассчитывать. Казалось бы, вот она — долгожданная свобода: утром в школу бежать не надо, над учебниками корпеть не надо — живи и радуйся. Да вот какое-то, раннее не ведомое чувство, словно аспид, грызет изнутри.

Малейшее внимание, оказанное отцом маме, малейшая ее улыбка в ответ — все вызывало душевные муки и нервное раздражение. Детская ревность, трансформировавшаяся в странное дикое чувство собственничества, не давало покоя. Да и события неожиданно стали развиваться не на мою пользу. Отец вдруг выходные стал проводить в кругу семьи. В кои-то веки, мы все вместе, поехали в зоопарк в Сан-Диего, в океанариум в Монтере. Вместе лежали на пляже, вместе лакомились морской кухней в ресторане, вместе вечером гуляли по набережной. Чувство детской досады, разраставшееся в груди, соленые слезы, сглатываемые быстро, чтобы, не дай Бог, родители не заметили — вот и все что оставалось бедному подростку, познавшему первые горькие уроки неразделенной любви. Да, ты не ослышался дорогой читатель, первой любви. Никогда раннее, ни к одному существу женского пола, я не испытывал ничего подобного. Хотелось просто быть с ней рядом, просто держать ее за руку, просто дышать одним воздухом. Но она лишь грустно смотрела в мою сторону, прижимала к себе и тихо шептала на ухо.

— Ты ведь взрослый у меня, ты ведь все понимаешь. У тебя все впереди. Вот уедешь через месяц, другой в свой колледж, познакомишься с красивой девушкой — и мир вокруг заиграет совсем другими красками.

Да, я все понимал. И она была права. Я молчаливо только крепче прижимал ее к себе, лаская руками ее спину, плечи, талию... полушария ягодиц. Я чувствовал малейший изгиб ее тела, каждую выпуклость и впадинку. Казалось, что даже чувствовал рисунок ее ажурных трусиков под халатом. И она не отталкивала меня, не отстранялась. Только тем же тихим, томным голосом, возбуждавшим меня еще больше, шептала.

— Осторожней, осторожней. Еще отец увидит.

Моя ревность стала доходить до нелепых крайностей. Ночью я тихо подкрадывался к дверям родительской спальни, прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся изнутри. Я понимал, что все это по-детски глупо, но ничего с собой не мог поделать. Я влюбился в собственную маму, я просто с ума сходил по ней.

Даже не знаю, чем бы это закончилось, во что бы вылилось, если бы не событие, круто изменившее всю мою дальнейшую жизнь.

Очередное утро субботней семейной идиллии. Я ковыряюсь вилкой в традиционном омлете, не чувствуя ни вкуса, ни аппетита, отец читает утреннюю традиционную газету, мама отхлебывает традиционный утренний кофе.

— Помните, я недавно был в Детройте, ну... на конференции дилером — произнес вдруг отец, не отрывая глаз от газеты

— Так вот, я там подписал очень многообещающий контракт. Я теперь полноправный дилер одного малоизвестного, но перспективного японского производителя малолитражек. Я думаю, мы взорвем американский рынок.

— Классная новость. А почему раньше не говорил? — оживилась мама.

— Не хотел отпугнуть удачу. Только вчера были подписаны последние бумаги, и на следующей неделе японские представители прилетают к нам для конкретной работы по построению дилерской сети. Сами понимаете, теперь мне на работе и дневать и ночевать придется.

— Теперь у нас начнется новая жизнь? — мама радостно бросилась на шею к отцу.

Ее такой откровенный жест больно резанул мое самолюбие, но мысль, что отец будет ночевать на работе, отложилась в мозгу. Хотя, скорее всего, это было образное выражение.

— Но это еще не все хорошие новости — рассмеялся отец, шутливо освобождаясь от маминых объятий.

Мама удивленно и с восторгом смотрела в его сторону, усаживаясь на место.

— Новые японские партнеры, в знак зарождающихся отношений, предложили недельный вояж в Японию на двух человек. Дорогу и гостиницу оплачивает принимающая сторона. Ну, как вам?

— Здорово. Это будет так романтично. И когда вылет, милый? — мама влюблено заглядывала в глаза отцу.

— Дорогая, к сожалению, я не смогу полететь вместе с тобой. Я в это время буду принимать гостей здесь, и по уши окунусь в работу. Ну... ты ведь понимаешь, котенок?

При мне он маму так никогда не называл. У меня все перевернулось внутри.

— Конце концов, ведь Дэн всегда мечтал о том, чтобы посетить страну восходящего солнца — отец вопросительно повернулся ко мне.

А вот здесь, можно и сделать одно маленькое лирическое отступление. На самом деле — Япония была моей страстью. В школе, среди моих друзей было много выходцев из Японии. Тайно от всех, я даже приобрел англо-японский разговорник, и пытался выучить их непростой язык. Обожаю фильмы Акиро Куросавы, обожаю японское аниме. «Семь самураев» смотрел раз семь. Все эти ниндзя, самураи, якудза, триады просто завораживали меня. А совсем недавно открыл для себя и другую Японию. «Шокирующая Азия» — документальная лента, перевернувшая мои представления не только о Японии, но и обо всем Востоке. Ну, а в японское порно я был просто влюблен. Да, Восток — дело тонкое, как говорил герой одного незабвенного фильма.

— Ну, я не знаю. У меня ведь тоже работа. Как раз сейчас мы высаживаем новые орхидеи — мама виновато посмотрела в мою сторону.

«Мама, какие орхидеи, к черту?» — кричало все мое нутро,... но я лишь со вселенской печалью и досадой смотрел ей в лицо. Слезы вот-вот брызнут из глаз.

— А к черту орхидеи. Да здравствует Япония — мама широко улыбнулась и, расставив руки, крепко обняла меня.

Вот оно счастье. Как мало человеку надо. Это был один из самых сладких мгновений в моей жизни. Я прижал маму к себе, что было сил.

— Отпусти, все ребра переломаешь бедной мамочке. Как я в гипсе в Японию полечу то? — смеялась мама, освобождаясь от моих объятий.

— Вот и чудненько. В понедельник порешаем все формальности и Goodbye California — Welcome to Japan.

За эти слова я был готов простить отцу все, я был готов забыть о его изменах, забыть о своей детской ревности, забыть об этом дурацком «Эдиповом комплексе». Ожидание нового необычайного приключения заполонило все мысли. Одиннадцать часов полета отделяет меня от мечты всей моей жизни. Одиннадцать часов рядом с самым дорогим мне человеком. Одиннадцать часов с женщиной, которую я люблю больше всего на свете.

Пассажиры мирно дремлют в своих креслах. Шторки на окнах «Боинга» опущены, салон еле-еле освещается приглушенным теплым светом. Я тоже пытаюсь уснуть, но вместо этого, не могу оторвать взгляд от маминого лица. Красивый профиль, влажные губы, волосы, кокетливо заложенные за изящное ушко, румянец на щеках, прикрытые веки с длинными ресницами, ритмически вздымающаяся грудь, виднеющаяся в прорези ее кофточки — как можно оторваться от такой красоты. Член, набухший уже основательно в джинсах — лишь подтверждение моим вышеозвученым мыслям.

Мама вдруг зашевелилась, повыше натягивая на себя плед. Она еще плотней прижалась ко мне, подобрав ноги под себя, и удобно устраивается в кресле в своей любимой позе — калачиком. Моя рука, до того мирно покоившаяся на маминых коленях, вдруг оказалось запертой между ее бедрами и животом. Пальцы инстинктивно зашевелились, стараясь найти и расстегнуть пуговицу на джинсах, и совладать с зиппером. На удивление, я быстро с этим справился. Пальцы сами скользнули под резинку маминых трусиков... и вот, они уже утонули в кучеряшках ее волос.

— Дэн, ну перестань. Ты опять за свое — сонно промурлыкала мама, шевеля своей попой, стараясь вытолкнуть мою руку обратно.

— Мам, ну, пожалуйста. Позволь мне только прикоснуться к ней.

Мама окончательно проснулась, и строго посмотрела на меня. Я старался изобразить такую мольбу и боль на своем лице, как будто от этого зависела вся моя жизнь. Мама обмякла и улыбнулась. Видать это подействовало, и, наверное, даже позабавило ее. — Ну, хорошо, но вот только то, о чем ты думаешь денно и нощно — не случится никогда. Ты ведь понимаешь... о чем я. Правда, Денис.

Она редко называла меня Денисом, только тогда, когда речь шла о серьезных вещах. А сейчас она говорила именно так: твердо и серьезно. Мой глубокий вздох досады, видать, не убедил ее.

— Нам ведь обоим было хорошо. Правда? Пусть это будет нашим маленьким секретом. Никто не должен об этом знать — не мигая, смотрела она

в мои глаза.

— И в НЕЧТО большее, о чем ты мечтаешь, это НЕ может перерасти. Грех это. Ты ведь меня понимаешь?

Я прекрасно все понимал. Разумом понимал, но сердце отказывалось.

Я еще больше хотел оказаться в том вожделенном месте, куда сейчас подбирались мои пальцы. Влажное тепло обволакивало мой настырный перст, податливо проникающий все глубже и глубже. Легкий стон сорвался с маминых губ.

— Дэн, прекрати — мне неудобно. Давай в другой раз — вдруг задыхаясь, проговорила она, и твердым движением вытянула мою руку.

Я машинально поднес влажный палец ко рту, чтобы вдохнуть знакомый запах, и почувствовать на языке самый лучший вкус в мире.

— О, господи — вдруг испугано, выкрикнула мама, и быстро охватив мой палец своей рукой, стала его вытирать.

От неожиданности я открыл глаза, как будто, проснулся от сладкого сна. Остатки крови, которые мама тщательно пыталась удалить с моего пальца, поблескивали в тусклом свете освещения салона.

— Блин, я думала они начнутся позже — мама бросилась рыться в своей сумке.

Нашла, наконец то, что искала — салфетки, быстро отбросила плед и, застегивая на ходу зиппер, побежала в сторону туалета. Благо, все пассажиры дремали в своих креслах, и на нее никто не обратил внимания.

Я начал понимать, что произошло. Значение выражения «критические дни» до меня стало доходить в каком-то саркастически-юмористическом ключе. Да, это случается именно в самый «критически неподходящий момент». Я даже засмеялся про себя этакому каламбуру.

Мама вернулась через минут десять, виновато глядя на меня.

— Извини, они должны были начаться на дня три позже. Наверное, перелет как-то повлиял?

— А сколько они будут продолжаться?

— Да дня три, четыре. А почему ты спраши... ? — вдруг оборвав на полуслове фразу, мама внимательно глянула на меня.

От неожиданности я замялся, не сообразив, что ответить даже, и только почувствовал, что краска заливает лицо.

— Ну, ты наглец. И не мечтай даже — мама отвернулась в другую сторону, всем своим видом демонстрируя, что разговор... и все остальное — закончено.

В аэропорту нас встречал тощий японец в очках с плакатом «Wilsons». Я быстро направился к нему. Он услужливо схватил мой чемодан, и согнулся почти пополам в поклоне, как умеют только жители Востока. «Вы одни?» — на ломаном английском не успел произнести он, как за моей спиной появилась мама (первым делом после прибытия, она, конечно же, заскочила в туалет). Высокая, статная белая женщина видать произвела впечатление на нашего встречающего. Он только открыл рот, и смотрел снизу вверх, из своего преклоненного состояния, на мою маму, грациозно поправляющую непослушные волосы.

Абсолютно новая, неизведанная жизнь восточного мегаполиса проносилась за окном такси. Незнакомые рекламные плакаты, незнакомые автомобили, незнакомая архитектура, необычные, куда-то постоянно спешащие люди. Темп жизни японского города — вот то, что поражает в первую очередь. Я вдруг осознал, насколько размеренной и обычной была моя жизнь в Сан-Франциско.

Номер отеля — небольшой, под стать низкорослым японцам. Две узенькие кровати, разделенные тумбочкой, телевизор-видеодвойка, телефон, стол, плательный шкаф — вот, пожалуй, и все убранство комнаты. А вот ванная комната — это нечто. Плитка, с драконами и пагодами, душевая кабинка с прозрачными пластиковыми и дверями, и чудо японской техники — унитаз с подогревом. На правом подлокотнике находился пульт с множеством кнопок, как у пилота вертолета. Унитаз одновременно выполнял функцию и биде. Эдакий японский вариант два в одном (как видеодвойка). Сиденье подогревалось, играла музыка, распылялся освежитель, и еще черт знает что, предназначение чего я так и не понял.

Первый день, до самого вечера мы провели в компании нашего гида. Он знакомил нас с окрестностями, провел инструктаж, как пользоваться транспортом, где поменять деньги, и вообще рассказал много полезностей, необходимых для туриста. Отужинав традиционным японским суши в уютном ресторанчике со стриптиз шоу, к моему большому удовольствию, мы, вымученные полусуточным перелетом, но полные новых впечатлений, наконец, дотащились до наших постелей... и заснули мертвецким сном.

Разбудило яркое солнце, бившее прямо в глаза. Вчера мы не опустили жалюзи, не до того было — слишком устали. Бросил мельком взгляд на кровать, стоящую рядом. Мама, по всей видимости, еще спала, повернувшись ко мне спиной, и свернувшись калачиком. Вскочив на ноги, подбежал к окну, теша себя мыслью еще подремать, если закрою жалюзи,... но рука так и замерла посредине, на ручке управления шторками. Вид утреннего города завораживал. Не знаю, сколько простоял так, как из оцепенения вывел голос, раздавшийся позади.

— И долго мы будем еще так красоваться?

Я недоуменно обернулся. Мама не спала, просто лежала в кровати и, улыбаясь, кивком головы показывала на мой пах. Я невольно опустил глаза. Член выпирал из плавок, демонстрируя утренний стояк во всей красе.

— Ты когда последний раз этим занимался?

— Да с неделю назад.

— Ну, сорри, ничем помочь не могу. Природа есть — природа — засмеялось она, похлопывая себя по выпиравшему из-под простыни бедру. Беги в ванную, позаботься о себе, а я тем временем теть Тане перезвоню. И вправду, про теть Таню мы совсем забыли. Отцу позвонили еще вчера, прям из аэропорта, сообщить, что долетели нормально.

Я подал телефонный аппарат маме просто в постель, и с глубоким вздохом разочарования, поплелся в ванную комнату. Дрочить совсем не хотелось. Удовольствие от мастурбации сейчас и рядом не стояло с тем кайфом, который я испытал после нашего с мамой сеанса mutual wank. Душ, правда, взбодрил, разогнав окончательно остатки сна и дурных мыслей. Закончив все утренние процедуры — вышел из ванной, всеми помыслами уже в будущих туристических достопримечательностях. Все, что мы хотели бы с мамой посмотреть, уже давно было расписано на целую неделю. В дневное время (мы так договорились с мамой) мы следовали моему списку — это исторические места, музеи, театры, прогулки по городу, а вечер отдавали на мамино усмотрение. У нее был свой список. Его набросала мамина coworker, у которой родители жили в Японии. Мамин список был довольно своеобразен: всевозможные шоу для взрослых, стрип-бары, массажные салоны, и прочие «вкусности». Вот почему, ID всегда приходится носить с собой.

— Мам, а чего сегодня по плану? — радостно вопросил я, выходя из ванной, и вытирая мокрую голову полотенцем.

Мама не отзывалась. Она, молча, сидела на кровати, в той же позе, в которой я ее оставил, и пустым взглядом смотрела в окно.

— Мам, что случилось? Что-то с тетей Таней?

Мама повернулась медленно в мою сторону. В ее глазах блестели слезы.

— С теть Таней все хорошо.

— Может с папой что случилось?

— С кем, с кем, а вот с ним, точно ничего не случилось — и она обратно отвернулась к окну, не сдерживая уже слез.

— Это со мной случилось — закричала она вдруг в истерике — поверила подлецу: чуть-чуть внимания, букетик дешевых цветов, ресторан на берегу океана — я глупая, и развесила уши. Еще о новой жизни размечталась. Дура набитая.

Она резко обернулась ко мне, глаза ее горели и сыпали искрами, рот перекосило от гнева.

— Представляешь, не успели мы еще взлететь, как эта стерва уже была у нас в доме. П-Р-Е-Д-А-Т-Е-Л-Ь.Все — с ним покончено, нет у меня семьи с этой минуты. — Как нет семьи, а как же Я? — тихо промямлил, боясь взглянуть в ее глаза.

Казалось, она сейчас, как Кэрри из романа Стивена Кинга, прямо испепелит меня взглядом. Метнув в меня молнию, она, как будто очнувшись, вдруг обмякла вся, и в какой-то немой безнадеге и мольбе, протянула ко мне руки. Я бросился в ее объятия. Исступленно лобзая ее лицо, высушивая своими поцелуями остатки ее слез — гладил спутавшиеся волосы, целовал руки, глаза и шею. Мама отвечала тем же. Мы держали друг друга в объятиях, и целовались, целовались, целовались...

— Поклянись, что ты никогда меня не предашь, и не бросишь — оторвала она, наконец, мое лицо от своего, и словно заглядывая прямо вглубь души, смотрела на меня — прямо в мои глаза

О, как хорошо я знал этот взгляд. Я, точно так же, пристально, не мигая, старался смотреть на нее. Казалось, беззвездная чернота ее очей светлела, как небо после грозы, и мой взор проникал все глубже и глубже. Она, словно, впускала меня в самые темные закоулки своего внутреннего мира.

— Никогда, мам. Клянусь. Никогда.

Сегодняшний день мы провели в Киото — древней столице Японии. Бродили среди деревянных пагод, карликовых деревьев и валунов каменного сада. Мама постепенно оттаяла, ведь японский садик — это ее тайная страсть. Она всегда мечтала развести что-то подобное дома. К вечеру это была уже та мама, которую я знал несколько недель назад. Это снова была МОЯ МАМА. Насмешливый взгляд, многозначительная улыбочка, подтрунивание и насмешки при каждом удобном случае. А этих случаев я предоставлял вдоволь. Специально говорил какие-то несуразицы, задавал глупые вопросы. В общем, делал все, чтобы она забыла тот злополучный утренний звонок. Мы гуляли по улицам древнего города, держась за руки, как влюбленные. Я даже стал замечать на себе взгляды случайных прохожих. Они сначала с любопытством смотрели на нас, а потом просто улыбались. Мама в самолете что-то говорила о новых красках. Так вот — здесь и сейчас, в далеком Киото, мир и засиял для меня во всех красках и цветах радуги.

Все было необычно в этой Японии — все было прекрасно. Но, вот утро было настоящим мучением. Онанировать я отказывался принципиально, и это стало приносить уже проблемы. Тупая, острая боль внизу позвоночника, и сильная эрекция разбудила меня в то утро. Ворочаясь с боку на бок, пытаюсь найти место поудобней, чтобы заглушить внезапную вспышку боли. Взгляд случайно остановился на очертаниях маминого тела под тонкой простыней. Краешек простыни сполз, и оголил ее чудную попку. Что-то инородное, явно выпирало из клинышка промежности ее темных плавок, делая ее, эту промежность, неестественно припухлой. Ну да — я даже застонал от острой боли — критические дни. «Против природы не попрешь» — вспомнились мамины слова. Но рука уже, помимо моей воли, потянулась к вожделенному месту. Ведь вот оно совсем рядом — достаточно лишь протянуть руку. Теплые упругие ягодицы под моей ладонью вызывали знакомое покалывание в кончиках пальцев. Правда говорят: когда член стоит — мозг уже не соображает. Средний палец сам уже скользнул в горячую ложбинку меж ее белых полушарий. Припухший бутончик ануса податливо раскрылся, впуская мой обнаглевший палец. Вот уже целая фаланга утонула в коричневом запретном отверстии.

О-о-о-о-у — как там было горячо и плотно.

Мама, видать, тоже прочувствовала мое незваное вторжение в ее Taboo place. Она резко приподняла голову, привставая немного на руках, и спросонок, еще до конца не осознавая, что происходит, промямлила.

— Дэн? Чего тебе?

Я резко откинул простынь, демонстрируя весь свой наболевший стояк. Побагровевшая bulbous head покинула уже свое убежище крайней плоти, и требовала внимания.

— О, Господи. Так ведь день-два осталось. Ты не можешь подождать? — сквозь сон тихо простонала мама, явно не довольная, что ее разбудили.

— Не могу, мам. У меня все уже болит внизу спины.

Это возымело эффект. Мама сразу проснулась, и обеспокоенно посмотрела на меня. Не говоря ни слова, она уселась на постели, взбила подушку и прислонила ее к спинке кровати.

— Иди ко мне.

Меня дважды просить не надо. Через секунду я уже сидел рядом с мамой, прислонив свою «больную» спину, на заботливо приготовленную подушку. Не успел я даже устроиться поудобней, как...

— О-о-о-о — теплая влажная волна покрыла головку моего члена.

Мамина рука нежно теребила яички, а голова размеренно двигалась сверху — вниз. Нет, нет — я должен это видеть. Я должен видеть, как мой член исчезает между маминых влажных губ. Закинув ее неподатливые волосы на другую сторону, и чуть наклонившись вбок — дало мне прекрасную возможность видеть все волшебное действо. Наблюдать за маминой «работой» было просто эстетическим наслаждением. Я не говорю уже об умопомрачительном физическом кайфе. Больше двух минут мне не продержаться. Но, что это были за две минуты...

Нескончаемый поток спермы выплеснулся из маминого рта, и густыми ручьями потек по моему стволу. Мамочка не успевала глотать, гортань в конвульсиях пульсировала, как гофрированный шланг, не успевающий справиться с чрезмерным потоком.

— Протеина на сегодня достаточно — счастливо улыбаясь, промурлыкала она, облизывая мой огромный «чупа-чупс».

— Не хватает еще простыни запачкать. Что о нас обслуживающий персонал подумает? — слизала она последнюю каплю.

— Позавидует, наверное. Не часто ведь такое увидишь? — довольный, развалился я на маминой постели, закинув руки за голову в утренней неге.

— Кстати, на счет «увидишь». У тебя нет ощущения, что за нами кто-то наблюдает.

— Да, нет — отвечаю я, удивившись ее странному вопросу — ничего такого не замечал.

— Показалось, наверное — мама хмыкнула в ответ, и направилась в душ.

Следующие несколько дней прошли как в сказке: днем музеи, достопримечательности, вечером — всевозможные шоу, стриптиз-бары. Кое-где на нас с мамой смотрели с нескрываемым восторгом, а кое-где и с осуждением. За кого нас принимали? За супружескую пару? За любовников? Не знаю, но мне было по барабану. Нам было просто хорошо вместе. Самой большой проблемой был, конечно же, язык. Это только русские думают, что во всем мире обязаны знать русский язык. Точно так же думают и самоуверенные янки — все должны разговаривать на английском. Уверяю тебя, дорогой читатель — это совсем не так. Лишь некоторые работники отелей (дорогих отелей — а наш, как вы понимаете, к такой категории не относится) могут сносно общаться на английском с ужасным акцентом. В магазинах, кафе, барах приходится изъясняться на мигах, и тыкать пальцами в меню, как обезьяна. И не представляете, какое удовольствие встретить здесь человека, говорящего на твоем родном языке — не обязательно и земляка.

На одном из стрип-шоу мы и встретили такого человека. Быстро разговорились, и уже к концу беседы, он посоветовал нам обязательно посетить шоу в клубе мистера Ватанабэ. О местоположении клуба и его названии, мы и не догадались спросить, а на следующий день уже и не у кого было спрашивать — человек уехал.

Расспросы местных торговцев, метрдотелей, официантов не дали никаких результатов. О загадочном клубе никто ничего не слышал, а может, и слышал, но говорить не хотел. Для мамы этот злополучный клуб стал просто навязчивой идеей — идеей фикс. Она вопрошала о нем всякого встречного и поперечного — но все тщетно. Прям фантом какой-то, а не клуб.

Нашего вояжа в страну восходящего солнца оставалось лишь три дня. Нужно было провести его с максимальной отдачей. О странном клубе как-то забылось понемногу, а вот как я мог покинуть Японию, не приобретя несколько кассет любимого японского порно — это уж никак. Честно говоря, я собирался сам нанести визит в ближайший видеомагазин, который заприметил уже давно, но мама решила составить мне компанию.

Дверь наполовину темного, полуподвального помещения скрипнула — и мы оказались в «Мекке» эротоманов и любителей порно. Несколько посетителей что-то выискивали меж стройных рядов видеокассет с яркими броскими обложками. Казалось, никто не обращал на нас никакого внимания. — Спроси у парня за прилавком — мама вдруг подтолкнула локтем меня вперед.

— Чего спросить? — недоумевал я.

— Чего? Чего? О чертовом клубе — передразнила меня мама.

— А почему я?

— Да потому, что двух последних расспрашивала я.

Недовольно хмыкнув, но делать нечего, — подошел к прилавку. Худой высокий парень, а может и мужчина (трудно определить возраст этих, на одно лицо, японцев) равнодушно перелистывал порножурнал. Я прочистил горло, стараясь привлечь его внимание, но без малейшего успеха.

— Клуб мистера Ватанабэ... — начал было я.

— Американец? — парень оторвал глаза от журнала.

Я радостно закивал головой.

— How can I help you? — на ужасном английском произнес он.

Окрыленный надеждой, я принялся объяснять ему суть моего вопроса. Внимательно выслушав, он лишь произнес одно слово — No, и дальше уткнулся в свой журнал. Я разочаровано оглянулся на маму, ища поддержки. Она только пожала плечами.

— Пойдем лучше поищем приличный ресторан. Кушать больно хочется — голод не тетка — произнесла вдруг мама, совершенно забыв об изначальной цели нашего визита.

— Good restaurant? — оживился наш собеседник.

Откуда не возьмись, в руках у него появился флаер с рекламой какого-то заведения, который он и попытался всучить мне.

— Good Food. You like it — c интересом, оценивающим взглядом, он посмотрел на маму.

— O-key. Thank you — взяла мама флаер из его рук, и направилась к выходу.

Мы покинули странное заведение та ничего и, не прикупив, и направились вниз по улице. Людей было довольно мало в такую рань, только несколько случайных прохожих.

— Да это совсем рядом, в двух кварталах отсюда — взял я флаер из маминых рук и прочитал адрес.

— Обычно местные знают, где хорошо кормят. Правда, это парень мне не внушает доверия. Выглядит полным идиотом. Но деваться некуда, кишки марш играют.

У меня, честно говоря, в животе тоже урчало. Суши сушами, а хотелось уже чего-то поосновательней. Через десять минут я уже толкал входную дверь. Внутри было уютно... но пусто.

— Закрыто, наверное, еще — мама вопросительно глянула на меня.

— Are you open? — спрашиваю неуверенно, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Yes, yes — отвечает вдруг миловидная пожилая японка, невесть откуда, появившаяся прямо перед нами.

Через мгновенье мы уже сидели за небольшим столиком, и две ароматные чашки чая дымились перед нами.

— Заказывай чего-нибудь. У тебя лучше получается. Я все равно ни бельмеса не понимаю в этих иероглифах.

Ну, вот, опять я. Дернул меня черт похвастаться моим англо-японским разговорником. Пожилая японка стояла молча, склонившись в раболепном поклоне, ожидая заказа. Я, было уже, приготовился тыкнуть пальцем в знакомые буковки, как дверь широко распахнулась, и высокий статный, седеющий джентельмен, одетый в отличный деловой костюм, появился на пороге.

— О, у нас гости — на приличном английском, практически без акцента произнес вдруг он, и уверенно направился к нашему столику.

— Извините за мою беспардонность. Разрешите представиться. Я хозяин этого заведения. Мое имя — мистер Шигиро. Я вижу у вас трудности с выбором. Разрешите мне отрекомендовать вам несколько блюд. Уверяю, вы не пожалеете.

— Конечно, конечно. Мы будем только рады — защебетала вдруг мама, явно очарованная этим незнакомцем, появившимся вдруг из ниоткуда, как принц на белом коне.

Он шепнул несколько слов стоящей до сих пор, как мумия японке, и жестом отослал ее на кухню.

— Разрешите присесть и составить вам компанию?

— Да, да, конечно. Извините, что раньше не предложила.

— Да что вы — это я должен извиниться, что так бесцеремонно нарушаю ваш завтрак.

И полилась река этой словесной чуши: «а не будете ли вы так добры... , а не затруднит ли вас... , а не оказали бы вы мне одолжение...», и так далее и тому подобное. Дальше пошла речь о погоде, местных красотах и прочей чепухе. Слава Богу, появилась японка, неся перед собой что-то ароматное на миниатюрных тарелках, и прервала весь этот словесный понос. Мы сразу накинулись на аппетитно выглядевшие блюда. Черт возьми, как вкусно.

— Не знаю, что это, но чертовски вкусно — прошамкала мама с полным ртом, с благодарностью поглядывая на мистера Шигиро.

Тот только улыбался в ответ, отхлебывая из маленькой глиняной кружки. Это все — что принесла ему японка. Зато для нас она выносила блюдо за блюдом.

— А вы откуда? — поинтересовался вдруг наш галантный незнакомец.

— Калифорния, Сан-Франциско.

— О-о-о. Золотой штат.

— Вы там бывали?

— Да, неоднократно — мистер Шигиро загадочно улыбнулся.

— У меня небольшой бизнес в Штатах. Поставляю экзотические морепродукты в дорогие рестораны.

— И как продвигается бизнес? — осмелился я, наконец, встрянуть в разговор.

Он внимательно посмотрел на меня, как будто только что заметил, но, тем не менее, вежливо ответил.

— По стране, в общем-то, неплохо. А вот в Сан-Франциско, как раз, и не очень. Трудно торговать рыбой в городе на берегу океана — засмеялся он вдруг, оголяя безупречный ряд белых зубов.

— Но это, скорей всего, не проблема локации, а проблема плохого менеджмента. Менеджер у меня там никудышный. Давно намереваюсь сменить его, да вот только достойной кандидатуры из местных, все никак подобрать не могу.

Он обратно обернулся к маме, утратив ко мне всякий интерес. Мама ему явно нравилась.

— О, извините, ради Бога, я совсем не отрекомендовалась. Меня зовут Эллен — на английский манер представилась мама, обворожительно улыбаясь. Казалось, она, вот-вот расшаркается перед этим щеголем.

— Очень приятно, мисс Аллен, или, извините, миссис... — привстал, поклонившись, мистер Шигиро, и глянул в мою сторону.

— Ведь это ваш муж?

— О, нет. Что вы, что вы? Это мой сын — Денис — почему-то краснея, ответила мама.

— В самом деле? Приношу извинения за мое бестактное предположение — взглянул он на меня в сей раз с каким-то странным любопытством.

— Ну, что вы, что вы? — промурлыкала мама — я даже польщена — и она впервые за весь разговор тепло взглянула на меня.

За этот взгляд я был готов простить все ее кокетство с незнакомцем.

— Большое спасибо за завтрак, Все было великолепно. Сколько мы вам должны? Вы кредитные карты принимаете? — решил я прервать, наконец, затянувшийся флирт.

— Что вы, что вы? Это за счет заведения. Не часто встретишь таких милых и приятных людей — согнулся в поклоне мистер Шигиро, целуя маме руку.

Мы уже было собрались уходить, как мама, будто вспомнив что-то, обратилась вдруг к незнакомцу.

— Мистер Шигиро? Слышали вы хоть что-нибудь о таком загадочном месте, как клуб мистера Ватанабэ?

Холеный японец улыбнулся, демонстрируя еще раз свои идеальные зубы.

— Конечно, слышал. Название вам, правда, ничего не скажет, но называется он «Kinshinsokan Monogatari».

— Невероятно, вы первый человек, который хоть что-то слышал об этом загадочном месте.

— Не только слышал, но и бывал — Шигиро многозначительно улыбнулся.

— И в чем же его секрет? — не унималась мама.

— Здесь слова не помогут, лучше всего увидеть все своими глазами. Правда, есть одна проблема. Клуб — заведение закрытого типа. Вход только членам клуба.

— Как жаль, как жаль, а звучит очень интригующе и заманчиво.

Мистер Шигиро выдержал почти театральную паузу, и продолжил, все так же широко улыбаясь.

— Но к счастью, владелец клуба, господин Ватанабэ — мой хороший приятель.

Он взял одну из салфеток и быстро написал адрес и накидал схему проезда.

— Вот, пожалуйста. А вот с этой карточкой, у вас не будет проблем при входе в клуб — с этими словами он достал из портмоне позолоченную тисненую визитку, и протянул маме. — Здесь на обратной стороне мой номер телефона. Будут проблемы — звоните, не стесняйтесь. Был рад с вами познакомиться. Да, кстати, сегодня суббота, и в клубе — вечернее представление. Начало в 19—00. Не опаздывайте. Вам понравиться. Обещаю.

На этой радостной ноте мы и расстались с нашим новым другом. Я бы, конечно, не стал называть его другом. Уж что-то приторно сладкое, и больно неестественное было во всем его поведении. Складывалось впечатление, что он обхаживает нас. Хотя, скорее всего, это часть японского традиционного гостеприимства, или он просто ухлестывал за моей мамой. Да и мама, к моему большому сожалению, была без ума от него.

— Кстати, это место недалеко отсюда. Всего две мили. Можем взять такси — стал я разбираться в карлючках Шигиро, чтобы хоть как-то опустить матушку на грешную землю.

— Зачем такси? Отличная погода. Прогуляемся? — и она с энтузиазмом ухватила меня под руку.

Загадочное место мы нашли довольно быстро, благодаря детальному плану мистера Шигиро. Небольшое, неприметное здание, утопающее в зелени, совсем не походило на клуб. Ни вывески, ни рекламы, только массивная резная дверь с позолоченными ручками, и небольшая парковка рядом.

— Странное место, но я надеюсь, что это — оно.

На всякий случай я еще дернул дверь несколько раз, но она была заперта. Несолоно нахлебавши, мы отправились в обратный путь.

Весь день мама была как на иголках. Никак не могла дождаться вечера, чтобы, наконец, удовлетворить свое любопытство и разыгравшуюся фантазию. Без четверти семь мы подкатили на такси, и снова оказались перед заветной дверью. Только на сей раз, она была приоткрыта, и огромный лысый детина с двойным подбородком, загораживал вход вовнутрь. Ни дать, ни взять — якудза из японских гангстерских фильмов. Мельком взглянув на нашу позолоченную карточку, даже не прикоснувшись к ней, он широко распахнул дверь, и повел нас вниз узким слабо освещенным коридором. Стены коридора были разрисованы картинками под старину, и явно, не сценами из сельской жизни. Внизу нас встретил другой секьюрити. Жестом, указав нам снять обувь, он терпеливо ждал, согнувшись в полупоклоне, после чего провел нас, наконец, в святую святых.

Полуосвещенное, уютное помещение, с полукруглой сценой посредине, девушки-стюарты, из одежды на которых — только кружевной белый передник-фартушок. Soft jazz music, и приглушенные голоса гостей только наполняли атмосферу клуба.

— Найди столик поудобней, а я схожу за выпивкой — мама скрылась в направлении барной стойки.

Приспособившись к слабому освещению, первым делом, я почувствовал десятки пристальных глаз, ощупывающих меня с ног до головы. Прямо перед собой заметил пустой столик — и поспешил его занять. Усевшись поудобней, и поборов первое смущение, окинул взглядом зал. Вокруг сидели люди, судя по костюмам и вечерним платьям, довольно респектабельные. Мамина мини-юбка, и кофточка, демонстрирующая полгруди, и молоденькие официантки, сверкавшие голыми попами, и сновавшие вокруг, казалось, были здесь совсем неуместны.

— Live sex show — мамин возбужденный голос прозвучал прямо над моим ухом.

Я даже не заметил, как она подошла, занятый созерцанием.

— Виски и кока-кола — ставила она напитки на столик, не сводя глаз со сцены.

И вот только теперь я взглянул на сцену. Люди, сидящие спереди, ближе к сцене, немного загораживали вид, но, тем не менее, все, что там происходило, было сносно видно, и заставило меня нервно заерзать на стуле.

— Я никогда раньше не видела живых секс-шоу.

— Ничего особенного, говорят, этого добра в Амстердаме навалом — равнодушно ответил я, стараясь за показной бравадой, скрыть свое смущение.

— А почему столик так далеко от сцены? Поближе не было? Ничего же не видно.

— Мне и так все хорошо видно, ближе не надо.

— Ты, что? Смущаешься?

— Совсем нет. С чего ты взяла?

— Ну, ты как хочешь, а я пересаживаюсь поближе, Вон ведь столик у самой сцены. Надумаешь — подходи.

С этими словами, мама сгребла свои виски с кока-колой, и завиляла бедрами, протискиваясь между столиков. Я с облегчением вздохнул и поправил джинсы. Не очень то хотелось смущать маму своим образовывающимся бугром спереди брюк. Все внимание было поглощено происходящим на сцене.

Худосочная задница, двигающаяся ритмично между обнаженных ног партнерши — вот и все, что я мог видеть со своего места. Ни лиц, ни тел... зато прекрасно слышно было стоны, издаваемые парой, занимающейся сексом в миссионерской позиции прямо на глазах у публики. Но вот, парень быстро отстранился от партнерши, привстал на колени... и плотная струя семени, извергаемая из его члена ударила партнерше прямо в живот. Оба медленно поднялись под аплодисменты публики, сгребли свою одежду, лежавшую рядом, поклонились, и не спеша, спиной ретировались за сцену. Растекающаяся лужа спермы на животе у женщины, поблескивавшая в странном освещении, — запомнилась, почему-то, особенно ярко, и казалось таким возбуждающим. Да, вы не ослышались, именно женщины, а не девушки, как можно было предположить изначально. Хотя определять возраст этих японцев — занятие неблагодарное. Но, тем не менее, мне она показалась намного старше своего партнера.

Я пошарил глазами по залу в поисках мамы, потягивая кока-колу... и отходил понемногу от необычного возбуждения, испытанного от увиденного. Ага, вот и она. Но она уже была не сама. Мужчина сидел спиной ко мне, и что-то шептал ей на ухо, от чего, та хихикала и закрывала лицо руками, пытаясь подавить смех. Я, конечно же, узнал эту спину. Мистер Шигиро. Интересно, как он здесь оказался? Ведь он ничего не говорил, что так же собирается посетить шоу. Червячок ревности, перерастающий в шипящую змею, зашевелился в моей груди. Да, он явно клеил мою маму, и, судя по ее реакции — она была не против. О. как бы я хотел услышать их разговор, но подойти ближе не решался. Вдруг мама обернулась, и приветливо помахала мне рукой, приглашая присоединиться к ним. Мистер Шигиро тоже обернулся, и помахал в свою очередь. Я изобразил улыбку, на которую был только способен в такой ситуации, и помахал в ответ. Официантка принесла бутылку за мамин столик, по всей видимости, шампанское, и мистер Шигиро принялся ее откупоривать.

Вдруг ярко зажглись юпитера, и конферансье в смокинге и с микрофоном вышел на средину сцены. Он напомнил мне ведущего, представляющего патчеров на боксерских поединках. Черный смокинг, бабочка. Воцарилась гробовая тишина, музыка прекратилась. Прожектор выхватил столик посреди зала, за которым сидела миловидная женщина среднего возраста, и молодой человек моих лет. Они оба встали, и чинно поклонились публике. Человек с микрофоном приветливо помахал им в ответ, и пригласил на сцену. Необычная пара поднялась на сцену под аплодисменты публики, и завязался разговор между ними и конферансье.

Беседа, по всей видимости, проходила в юмористическом ключе, поскольку все они периодически хихикали. Посмеивалась в основном женщина, а молодой человек стоял рядом, руки по швам, со стыдливо опущенными в пол глазами. Я, конечно, ничего не понимал из ихней беседы, но моих знаний, почерпнутых из разговорника, было достаточно, чтобы различить их имена. Их звали Kayo и Ichiro. Но следующих два слова musuko и okaasan показались мне особенно знакомыми. Я лихорадочно стал выуживать все свои знания японского из закоулков памяти. И, тут как гром среди ясного неба. Нет, этого просто не может быть. В памяти четко всплыла четвертая страница разговорника, и вторая и четвертая строчка сверху, которая гласила: MUSUKO — сын, OKAASAN — мать. Я украдкой оглянулся вокруг — вся публика, казалось, очень благосклонно принимала пару: смеялась вместе с ними, и хлопала, особенно удачным шуткам. Но, вот, наконец, introduction было закончено, ведущий исчез со сцены, и легкая приятная музыка вновь полилась по залу.

Осознав, что они остались совсем одни на сцене, женщина перепугано осмотрелась вокруг, и остановила свой взор на сыне. Тот молчаливо стоял, сгорбившись и потупив взгляд. Она медленно подняла руку и дотронулась до его лица, от чего, казалось, молодой человек вздрогнул, и дрожь пробежала по всему его телу. Так же медленно, ее рука заскользила вниз, и остановилась на ширинке его брюк. Даже отсюда было видно, как мелко дрожат ее тонкие пальцы, а молодой человек безучастно, с пустым, безысходным взглядом смотрит вниз. Тем временем, Кайо твердым движением расстегнула зиппер брюк Ичиро, и принялась расстегивать пуговицы его рубашки, постепенно оголяя его худощавое, дрожащее тело. Следующим движением она уверенно стянула его брюки, и стала на колени, уперевшись взглядом в его белые трусы. Во всех ее движениях, явно чувствовалась какая-то нервозность, как будто, она хотела поскорее закончить с этим, неприятным для нее занятием. Дрожащими руками она резко потянула его трусы вниз. Гул пронесся по залу. Член молодого человека беспомощно повис перед глазами его матери. Казалось, его яички были больше чем сам его ствол. Дамы за столиками зашептались, мужчины в смокингах захихикали. Кайо подняла голову, и умоляющим взглядом, попыталась заглянуть в глаза своему сыну. Но тот только дрожал как осиновый лист, и прятал свои нескладные руки, то за спину, то заламывал спереди, не зная, куда их девать. Мать своей изящной рукой охватила его яичка и съежившийся писюн (членом это трудно было назвать)... и начала медленно массировать. Все его «хозяйство» уместилось в ее одной, и без того, миниатюрной ручке. Через минуту, приблизительно, она снова проинспектировала приватное место своего сына. Член стал заметно больше, но оставался все таким же, безнадежно висящим. Ичиро казался беспомощным — худым и голым, в трусах-парашютах вокруг его лодыжек. Но все внимание публики, вдруг, снова обратилось к Кайе — его матери, которая повернув голову к аудитории, с вымученной, неестественной улыбкой, начала расстегивать свою блузку.

Кайо выглядела типичной японкой. Приятное круглое лицо, темные узкие глаза, маленький аккуратный ротик с тонкими губами, и черные как смоль волосы, стянутые в тугой узел. Только хорошо присмотревшись, можно было заметить тонкие морщинки возле уголков ее глаз, которые и выдавали ее возраст.

Кайо закончила со своей кофточкой, и необычно пышная грудь, затянутая в черный бюстгальтер, выскочила из темницы блузки. Заученным движением она закинула руки за спину, и... гул одобрения пронесся по залу. Мужчины лениво заапладировали и заерзали на своих стульях. Молочно-белая, довольно увесистая, но не отвисшая, с темными ореолами и стоящими, набухшими сосками, грудь изящной японки явно понравилась аудитории. Особенно мужской ее половине.

Одним быстрым движением она расстегнула замок на юбке и, перекачиваясь на корточках со стороны в сторону — элегантно ее лишилась, оставшись только в черных ажурных трусиках. С подобием улыбки, посмотрела она на публику, и снова обратила взор к своему сыну. Но тот, так же безучастно стоял по стойке смирно, потупив глаза в пол. Казалось, все происходящее, его совсем не интересовало.

Кайо, чуть развернувшись к залу, и демонстративно выпятив свою попку, еле-еле прикрытую трусиками, взяла в руку член Ичиро, и начала медленно, медленно подрачивать его. Похоже на то, что молодой человек, все-таки, не до конца был потерян. Ритм двигающейся руки увеличивался, и обмякший член заметно начал увеличиваться. Сантиметров десять, не более — но он уже крепко стоял, увенчанный пурпурно-розовой, как шляпка гриба, головкой.

Кайо взялась обеими руками за бедра Ичиро, и придвинулась поближе. Ее лицо, практически, касалось напряженного, выпяченного немного вперед члена. В следующее мгновение, ее язык стал облизывать его, как нетерпеливый ребенок, облизывает мороженое. Вверх-вниз, вверх-вниз, на секунду задержавшись у подножья, она лизнула несколько раз яички, и снова двинулась вверх. Капли смазки заблестели в ярком освещении прожекторов, и Кайо, нежно покрывая поцелуями головку Ичиро, все больше и больше раскрывает рот, и все ниже и ниже опускает голову к его члену, пока тот не исчезает в ее маленьком рту. Ичиро, казалось, уже полностью расслабился, его руки мирно покоятся на плечах матери, глаза устремлены в потолок, и с его уст срываются сладострастные вздохи. Грудь Кайо тоже начинает заметно вздыматься, дыхание учащается.

Вдруг женщина подымается с колен, и они стоят друг напротив друга. Ичиро почти на голову выше своей матери, но это не мешает ей нежно обнять сына. Тот отвечает взаимностью. И вот, они стоят, слившись в объятиях перед несколькими десятками жадных глаз, в свете ярких прожекторов. Его член упирается в живот, оставляя на нем мокрые пятна своей смазки, ее грудь распласталась на его груди. Несмелая улыбка блуждает по ихним губам — они счастливы.

Нежно Кайо освободилась из объятий Ичиро, повернулась к публике, и одним быстрым движение сняла трусики. Зал ахнул. Приличный пучок скомканных черных волос появился пред очи восторженной аудитории. Кайо повернулась назад к сыну, взяла нежно его голову в свои руки, и принялась целовать его щеки, нос, шею, впившись, наконец, страстным поцелуем в его плотно сжатые губы. Ичиро стоял, полусогнувшись, наклонившись к матери... и руки его заскользили по ее груди.

Кайо быстрым движением перехватила его руки, и потянула все его тело вниз. Ичиро подчинился, покорно улегшись на спину. Кайо стала рядом в коленно-локтевую позицию и согнулась над сыном. Успевший обмякнуть член Ичиро, снова оказался во рту Кайо.

Вид сзади аппетитной миниатюрной японочки явно оживил публику. Мужчины расслабились в своих креслах, кое-кто уже шарил за пазухой своих напарниц, кое-кто откровенно массировал перед своих брюк. Еще бы, клок черных волос Кайо, сзади смотрелся еще более возбуждающе. Половые губки, как дольки спелого персика блестели от выделяемой смазки. При движении головы вниз, половинки ее попы зевали, и на мгновение показывался коричневая розеточка ануса.

Я уже и сам начал елозить перед своих джинс, благо мой столик слабо освещался, и мамы рядом не было. Кстати, как там мама. Она мирно сидела впереди, полностью поглощена действом. Хвала Господу, руки Шигиро тоже были на месте.

В то же время, член Ичиро снова приобрел прежнюю упругость, и Кайо, перебросив одну ногу через его тело, поместила ее рядом с бедром юноши. Она замерла на мгновенье, взглянув, как блестящая головка члена ее сына оказалась точно напротив ее вагины. Кайо наклонилась поближе к его лицу, и что-то прошептала на ухо. Нежно поцеловав Ичиро в щеку, она медленно опустила бедра. Ее влагалище коснулось вершины головки, и еле уловимое круговое движение бедрами, позволило члену ее сына медленно погрузиться в ее влажную щелку. Было отчетливо видно, как напряглись ее бедра, и как она не спеша, опустилась на член Ичиро. Половинки ее молочно-белой попы растеклись по паху молодого человека, скрыв все его «хозяйство», и обрамляющие его волосы. В зале было настолько тихо, что было слышно легкий стон, сорвавшийся одновременно из губ матери и сына. Глубоко вздохнув, Кайо приподняла попку. Член Ичиро наполовину показался, хорошо смазанный, и блестящий от обилия маминого нектара. Она вскинула голову кверху, и с протяжным стоном снова опустилась вниз.

Кайо начала ритмично двигаться вверх-вниз, вверх-вниз. Казалось, они оба забыли о своем первоначальном смущении, о десятках глаз, устремившихся на них — они просто предавались запрещенному удовольствию. О. как сладок запретный плод. Глаза Кайо были закрыты, темп все нарастал, груди неистово подпрыгивали в ритм ее движениям. Только звук шлепающей плоти, и сладкие стоны нарушали тишину клуба. Напряжение росло, все вокруг замерли.

— Next position — громкий голос конферансье, прозвучавший, как гром среди ясного неба, внезапно разорвал тишину в зале.

Кайо замерла в своем движении. Кто посмел ее прервать? Словно очнувшись, она подняла голову, и посмотрела на ведущего. Поняв, наконец, где она, и что происходит,Кайо быстро поднялась, и смущенно обернулась к аудитории. Клок ее мокрых лобковых волос, безобразным жмутом свисал спереди. Она сжала плотно ноги, и застенчивым движением скрестила спереди руки, скрывая от жадных глаз публики свое интимное место. Ичиро тоже поднялся, закрывая глаза от яркого света прожекторов. Ведущий что-то говорил им, наверное, подбадривал, и хвалил молодого человека, намекая на то, что в его возрасте, не каждый смог бы так долго продержаться. Ичиро глупо улыбался и кланялся, мама с гордостью смотрела на своего сына.

Кайо легла на спину и широко раздвинула ноги. Зияющее, розовое, влажное влагалище взрослой женщины, с потеками жидкости, растекающимися по внутренней поверхности бедер, открылось публике. Говоря сыну что-то ободряющее, она потянула его за руку вниз, располагая его прямо между своих, широко расставленых ног. Ухватив Ичиро за ягодицы, Кайо твердым движением притянула его к себе, и, подвигав немного бедрами, буквально, насадила себя на его член. Не отпуская худосочных ягодиц молодого человека, она подняла ноги вверх, и заложила их за бедра Ичиро, да так, что ее пятки уперлись в ягодицы сына. Помогая себе бедрами, она начала двигать тело Ичиро взад-вперед, помогая себе пятками. Она как-будто придавала его движениям необходимую силу и ритм. Молодой человек все очень быстро понял, и через несколько мгновений уже сам справлялся с задачей. Кайо расслабилась, отпустила сына, и освободившиеся руки расположила на спине Ичиро, вскоре обвив их вокруг его шеи.

Молодой человек все больше распалялся. Его яйца громко шлепали о промежность матери, и темп все возрастал. Их тела ударялись друг о друга так сильно, что Кайо понемногу начала скользить по полу сцены.

Неожиданно, в самый разгар сладострастного действа, Ичиро громко вскрикнул. Кайо быстро отпустила его шею, и с силой оттолкнула его от себя. Как кошка, она вывернулась из-под него, и вскочила на колени. Ичиро так же быстро поднялся на ноги, со страхом смотря на свою мать. Кайо, не мешкая ни секунды, охватила пульсирующий член сына, и неистово стала его дрочить. Молодой человек закрыл глаза, согнулся, оперевшись о плечи матери, и гримаса перекосила его лицо. В это же время, Кайо закрыла глаза и придвинулась поближе, так, что головка члена ее сына буквально касалась ее носа.

Тело Ичиро замерло на мгновение, изогнулось назад и... первая струя спермы ударила прямо в лицо Кайо. Он с силой сжал ее плечи... и струя за струей ложились на лицо его матери. Кайо покорно стояла на коленях, принимая весь нектар своего сына на свое лицо.

Ну, все — это я уже вынести не мог. Знакомое щекотание поднималось от яиц до головки. Еще не хватало, кончить здесь, сейчас в штаны. Я, что есть силы, сжал свой напряженный член, как учила мама. Острое болевое ощущение мгновенно вытеснило все сексуальное напряжение, и я, закрыв глаза, дабы не видеть происходящего на сцене, согнулся над столом.

Бурные аплодисменты вернули меня к действительности. Кайо и Ичиро собирали свою одежду, и все время, кланяясь, покидали сцену.

Было уже достаточно поздно — к полуночи, и мы не рискнули идти пешком по ночному малознакомому городу. В такси мама не унималась, и все делилась впечатлениями.

— Представляешь? Это — не актеры. Это живые люди с улицы, такие как мы с тобой.

— Почему ты так решила?

— Так сказал мистер Шигиро.

— А что он еще сказал?

— А еще мистер Шигиро сказал — мама нежно взяла меня под руку, и прильнув ко мне — что молодой человек был девственником. Представляешь? Это был его первый сексуальный опыт, да еще такой необычный — перед публикой. Ты бы смог так?

Меня уже начало раздражать постоянные упоминания этого имени с маминых уст.

— А не объяснил ли тебе, твой дорогой мистер Шигиро, почему у этих обоих людей с улицы одна и та же фамилия?

Мама удивленно посмотрела на меня, стараясь уловить мой взгляд в темноте салона такси.

— Это не клуб, где молодых людей лишают девственности, как ты подумала — продолжал раздраженно я.

— Мистер Шигиро... — начала было мама, но я ее резко прервал.

— Мистер Шигиро, мистер Шигиро — заладила. Включи мозги.

После некоторой паузы, я и выпалил.

— Это были мать с сыном. Ты стала свидетелем того, от чего меня так сильно оберегаешь и сама боишься. Это инцест-клуб.

— Грех это, как ты говоришь. В клуб греха пригласил тебя твой любимый мистер Шигиро — не унимался я, добивая маму.

Нависла длинная, гнетущая пауза.

— И ничего он не любимый — еле слышно проговорила вдруг мама.

— Ты что, не поняла, о чем я? — изумленно я посмотрел на нее.

— А тебе разве не понравилось? — вдруг произнесла она ангельским голосом, еще сильнее прильнув ко мне.

Ну, вот, в этом и вся моя мама. Я ей об одном, она мне о другом. Как было не влюбиться в такую женщину.

— Понравилось, понравилось — расхохотались мы оба, да так громко, что таксист даже обернулся.

В отличном настроении мы вернулись в гостиницу, и я бодро вставил ключ в замочную скважину... но он не проворачивался. Почувствовав неладное, тихонько толкнул дверь вперед... и она подалась.

— Мам, ты хорошо помнишь, что закрывала дверь?

— Закрывала. Отчетливо помню.

Мы, не сговариваясь, бросились в комнату, к тумбочке, в которой хранились паспорта, кредитные карточки, наличность. Ящик был пуст. Ни денег, ни документов, ни кредиток. Чемоданы, со всеми вещами тоже пропали. Мы уселись на кровать, молча смотря друг на друга.

— Нас обокрали? — мама растерянно смотрела на меня.

— Похоже на то — нервно засмеялся я.

Мы еще какое-то время сидели молча, свыкаясь с мыслью, что нас, и в самом деле, обворовали. Первой пришла в себя мама. Она схватила трубку телефона и, запинаясь, начала объяснять что-то сонному метрдотелю. Через секунду, протирая глаза, он уже стоял перед нами. С его слов, а правильнее сказать, из его жестикуляции, мы поняли, что завтра воскресенье (верней уже сегодня, на часах 00—15) и полиция не работает, нужно ждать до понедельника. Мама в ответ что-то начала кричать о правах человека, об ООН, о консульстве США, но все без толку — он ничего не понимал. Но вот международные слова FUCK и BOSS он понял сразу,... и бросился куда-то немедленно звонить. Через полчаса в дверях нашего номера стоял уже хозяин отеля.

Угадай из трех раз, дорогой читатель, кто стоял перед распахнутой настежь дверью, обворованного номера. Правильно, и раза достаточно... это был мистер Шигиро.

Оправившись от первого шока, мама, буквально, бросилась ему на шею.

— Мистер Шигиро. Вы наш ангел-хранитель — чуть не расцеловала она нашего гостя.

Я был готов прибить ее за эти слова, но терпеливо ждал, чем это все закончится.

— Какая жалость, миссис Эллен. Служащий мне все рассказал уже. Очень сожалею. Я приложу все усилия. Можете не сомневаться, ведь пострадала репутация моего отеля. Примите мое искреннее сожаление.

Он щелкнул пальцами, и метрдотель исчез за дверью, а его место занял телохранитель мистера Шигиро.

— Понимаете, пропало все — и паспорта, и кредитки. У нас в понедельник самолет, но мы не сможем улететь без паспортов. И денег муж не сможет прислать, ведь мы их не получим просто, без тех же чертовых паспортов.

— Не волнуйтесь, миссис Эллен. Можете жить в отеле, сколько необходимо. Я обо всем позабочусь.

— Вы так добры, мистер Шигиро. Что бы мы без вас делали — чуть не расплакалась мама.

— Только вот, полиция в Японии очень коррумпирована, и не поворотлива... и, как говорят у вас в Штатах: не подмажешь — не поедешь — и он показал характерный жест, потирая пальцами.

— Я все понимаю, мистер Шигиро, мы возместим все расходы.

Шигиро широко улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой, взял вдруг стул и поставил его посредине комнаты. Вынув из внутреннего кармана сигару, он начал ее распаковывать. Усевшись в кресло поудобней, и закинув ногу на ногу, принялся ее раскуривать.Ароматный сизый дым заполнил комнату. Вообще то, в моем понятии, это было верхом безтактности, но хозяин — барин, к тому же он был нашей единственной надеждой, а может я чего-то не понимаю в японском этикете.

— Видите ли, миссис Эллен, я бизнесмен — и привык получать прибыль от дела, в которое вкладываю,... а вкладываю я вас не мало, поверьте.

Ах, вот как повернулся разговор, мне стало сразу не по себе, что-то подобное, наверное, испытывала и мама.

— Я готова компенсировать, назовите только сумму — энтузиазма в мамином голосе заметно поубавилось.

— Вы меня не правильно поняли, миссис Эллен — мистер Шигиро плотоядно, оценивающим липким взглядом окинул маму с головы до ног.

И вот здесь по всем законам жанра должно было бы последовать неприличное предложение моей маме со стороны Шигиро, но...

Мистер Шигиро продолжал сидеть в кресле посреди комнаты, и пускать колечки дыма в потолок. Нависла гнетущая пауза, как затишье перед бурей. Мы с мамой нервно переглянулись.

— Я хочу, чтобы вы выступили в моем шоу, миссис Вилсон — вдруг произнес мистер Шигиро, даже не взглянув в нашу сторону

Стоп, откуда он знает нашу фамилию, кажется, мы ее не произносили при нем.

— Каком, еще таком, ВАШЕМ шоу? — голос мамы был растерян.

— В том шоу, зрителями которого вы были несколько часов назад.

Мистер Шигиро, улыбаясь, переводил взгляд с меня на маму, явно, довольный произведенным эффектом.

— Мистер Ватанабэ, в клубе которого вы были, всего лишь управляющий, а истинным бенефициаром сего заведения является ваш покорный слуга.

Шигиро театрально привстал, и поклонился.

— И что-то подсказывает мне, что вы не откажитесь.

— Да как вы смеете — задыхаясь от негодования, вскочила на ноги мама.

— О. в гневе, вы еще прекрасней, миссис Вилсон... или очень скоро уже мисс Вилсон?

Шигиро щелкнул пальцами, и охранник подал ему небольшой кожаный портфель, после чего растворился за дверью. Шигиро порылся в нем, и извлек на свет видеокассету и, не медля, вставил ее в приемник видеомагнитофона.

Черно-белое изображение комнаты, схожей с нашей, появилось на экране телевизора. Камера захватывал лишь ракурс кровати, на которой, укутавшись в простынь, спал человек. Вдруг фигура зашевелилась, и приподнялась на локтях. Он с кем-то разговаривал за кадром — звука, к сожалению, не было. Еще мгновение, и человек повернул лицо. Черт возьми — это было лицо моей мамы. Она приподнялась, взбила подушку, и прислонила ее к спинке кровати. Еще через секунду, на кровати рядом, уже красовался я со своим вздыбленным членом.

— О, Господи — мама закрыла лицо руками — я чувствовала, я чувствовала, что за нами кто-то наблюдает.

Я был просто в шоке, сидел безмолвно, помутневшим глазами втупившись в экран.

— После ТАКОГО, я думаю, вы меня не разочаруете, миссис Вилсон — Шигиро прервал просмотр.

— Это вам на память — он вынул кассету и передал маме.

Мама автоматически взяла ее, все еще находясь в ступоре. Воцарилась гробовая тишина. Вдруг, мама, словно очнувшись, посмотрела пристально на Шигиро и промолвила.

— Это вы ведь хозяин этого отеля?

— Да, я — ответил гордо Шигиро

— Это ведь в вашем отеле сделали эту съемку?

— Получается — так.

— Так вот завтра я занесу эту кассету в полицию, и напишу заявление, что вы нарушаете право граждан на личную жизнь. И, как на счет вашей деловой репутации после этого? — мама язвительно произнесла последнюю фразу.

Шигиро расхохотался.

— Вы мне нравитесь все больше и больше, миссис Вилсон — утирал он глаза от смеха, произнес он.

— Неужели вы думаете, что моего влияния в этом городе не хватит, чтобы эта кассета никогда не покинула пределов полицейского участка, куда вы ее отнесете, и никто кроме нас, больше ее не увидел.

Мама интуитивно спрятала кассету под подушку.

— И вы, между прочим, лишитесь единственной улики против меня — он снова расхохотался — а я вот смогу сделать сотню копий, и разослать их кому следует.

Мама ошарашено слушала мистера Шигиро — ее план трещал по швам.

— Вы подумали, что я отошлю ее вашему мужу? — Шигиро сладко затянулся сигарой.

— Фу, это слишком пошло. За кого вы меня держите. Я — эстет, миссис Вилсон.

Выжидательно смотря по очереди на нас, он, наконец, произнес.

— Я отошлю ее мистеру Ишогу.

Воцарилась тишина. О ком он говорит?

— Вы не знаете, кто такой мистер Ишогу? Ай-ай-ай. Нехорошо. А ведь — это босс компании, с которой ваш муж заключил контакт. Семейные ценности — это, знаете ли, не пустой звук для японского бизнесмена. Представляю его лицо после просмотра этой кассеты — он снова издевательски расхохотался.

— Уверяю, на этом бизнес вашего мужа со страной восходящего солнца закончится, так и не начавшись. А о репутации я уже и не говорю.

Ну, все — этим он, конечно, пришпилил нас окончательно.

— Вы подлец и негодяй Шигиро — отозвалась вдруг тихо мама, поникши сидя на кровати.

Шигиро запнулся — такие слова, брошенные ему прямо в лицо, явно были ему не по душе. Сделав еще одну глубокую затяжку, и выпустив колечко дыма, он продолжил.

— Зачем же вы так, миссис Вилсон? А ведь я от чистого сердца хочу вам помочь.

Помочь он хочет. Я все больше убеждался в мысли, что это он и организовал это ограбление. Словно прочитав мои слова, Шигиро обернулся в мою сторону.

— Вы, наверное, подумали, что это я стою за этим всем — он картинно развел вокруг руками — уверяю — это не я. Для меня самого это оказалось полной неожиданностью — уверяю вас. Но, я уже дал команду своим людям искать злоумышленников. И поверьте, они их из-под земли достанут.

Он очередной раз затянулся сигарой, и выпустил колечко дыма.

— Признаюсь честно — только увидев вас вдвоем, мысль заполучить вашу пару в мое шоу, не покидала меня. Но, клянусь — все что произошло — это стечение обстоятельств. А ведь я могу воспользоваться вашим бедственным положением, и вынудить вас выступить без какой-либо оплаты. Возвращение документов и вещей — было бы достойной компенсацией. Но я — честный бизнесмен. Репутация для меня — превыше всего. Я предлагаю вам прилично заработать. Миссис Кайо покинула сцену, богаче на сорок тысяч долларов, между прочим.

Сия информация привлекла мое внимание. Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробней.понять, о чем вы говорили с сестрой по телефону. Мама вся напряглась.

— Я так понимаю — продолжал Шигиро, распаковывая новую сигару — ничего хорошего вас в Штатах не ждет. Я не случайно назвал вас мисс — это не обмолвка. Бракоразводный процесс — штука неприятная, и финансово затратная. И деньги сейчас вам, ох, как не помешают.

Он полез в карман за зажигалкой.

— Вот я и предлагаю вам честно заработать эти деньги — резко наклонился он к маме, пытаясь заглянуть ей в глаза.

И это была его большая ошибка. Мама мгновенно перехватила его взгляд, и стала медленно подниматься с кровати. Как привязанный, Шигиро последовал за ней, и тоже начал приподыматься со стула.

— Мы С-О-Г-Л-А-С-Н-Ы. Все будет Х-О-Р-О-Ш-О — по слогам, медленно, чеканя каждое слово, произнесла мама.

— Повторите, мистер Шигиро

— Все будет хорошо — тот, как попугай повторил каждое слово.

Мама «отпустила» его взгляд... и Шигиро обмякнув, плюхнулся в кресло. Протирая глаза, как после глубокого сна, он с удивлением смотрел на нас с мамой.

— Мы согласны, все будет хорошо — с обворожительной улыбкой, ангельским голоском повторила еще раз мама.

Шигиро понимающе закивал.

— А теперь я прошу оставить нас одних, у нас завтра трудный день. До свидания мистер Шигиро.

— Да, да — я все понимаю, миссис Эллен. До свидания. Спокойной ночи.

И Шигиро, пятясь задом к двери, покинул комнату. Как только за ним закрылась дверь, я обернулся к маме. В моих глазах читался немой вопрос.

— Мам, у тебя есть план?

— Конечно, есть. Неужели ты подумал, что я позволю издеваться над нами этому тщедушному япошке. Не забывай — мы Михайловы.

С этими словами она вдруг взяла меня за подбородок, и своим свинцово-ледяным взором посмотрела на меня. Я глядел в ответ не мигая.

— Ты должен полностью довериться мне и выполнять все, что я тебе скажу.

— Да, мама. Выполнять все, что ты прикажешь — повторил я, не отрывая от нее глаз.

— Вот и чудненько. А теперь спать, завтра и вправду трудный день.

Наш завтрак в номере был прерван, внезапно раздавшимся стуком в дверь. Возбужденный голос мистера Шигиро через мгновение заполнил всю комнату.

— У меня хорошая новость для вас, миссис Эллен. Злоумышленники пойманы. Они успели, правда, кое-что продать из ваших вещей, но, главное, паспорта и кредитки на месте. Мои люди задержали их уже на Хоккайдо.

— Отличная новость — оживилась мама.

— Но это не все — загадочно улыбаясь, продолжал Шигиро.

— Вот вам аванс — десять тысяч долларов. Вам ведь понадобиться купить новую одежду. Ваши чемоданы будут доставлены только к завтрашнему утру, а сегодня вечером у вас ШОУ — радостно, весь сияя, возвестил Шигиро.

— Как сегодня вечером? Ведь мы не готовы совсем — забеспокоилась мама.

— Вчера ночью, верней уже сегодня утром, после вашего согласия, я обзвонил своих самых богатых клиентов. Уверяю вас — ожидается аншлаг, придется доставлять дополнительные столики — потирал руки от восторга мистер Шигиро.

— Мой водитель и автомобиль в вашем распоряжении, можете хоть сей час отправиться на шопинг.

— У меня к вам деликатная просьба — обворожительно улыбнулась мама.

— Я весь к вашим услугам.

— Не могли бы вы порекомендовать мне хороший косметический салон, где я бы могла сделать восковую интимную эпиляцию?

Мы с Шигиро открыли рты от удивления. Никак не ожидал такой просьбы от мамы, да еще в присутствии малознакомого человека. Понимая наше замешательство, она объяснила.

— Должна же я выглядеть подобающим образом перед вашими VIP-клиентами. Это ведь только поднимет вашу деловую репутацию, не так ли, мистер Шигиро — мама продолжала эллейно улыбаться.

«Как у нее скулы не сведет?» — мелькнула злобная мысль.

— Я, правда, не специалист в подобного рода делах, но заверяю, к вашим услугам будет предоставлен лучший салон в округе — чувствуя себя неловко от явного подхалимажа, промямлил Шигиро.

Через полчаса мы с мамой уже прочесывали бутики огромного универмага. Шофер по пятам следовал за нами. Я догадывался, что на него, кроме обязанностей водителя, возлагались и обязанности соглядатая.

К обеду, весь загруженный пакетами, я уже мирно сидел на банкетке косметического салона, поджидая маму. Наш телохранитель стоял за стеклянной дверью на улице. При всем нашем желании, прошмыгнуть мимо него, у нас, ну никак бы, не получилось. Мама находилась за ширмой, внутри интригующей комнаты интимной эпиляции, уже больше двадцати минут. Вот, наконец, из-за ширмы показалась ее голова, и она беззвучно, одними губами прошептала мне.

— Здесь есть другой выход, прямо на улицу. Я видела поблизости полицейскую машину. Давай мигом ко мне.

— А вещи?

— Да оставь их в покое. Быстрее, быстрее

Я метнулся к маме, на ходу переворачивая пакеты с покупками. Краем глаза замечаю, как охранник услышал шум... и рванул за мной. Но мы с мамой уже стремглав неслись мимо оторопевшей работницы салона, устремившись к заветной двери. Вот она — долгожданная свобода. Подперев дверь, стоящим рядом мусорным баком, мы что есть сил мчались к полицейской машине.

Мама запыхавшись, пыталась что-то объяснить, стоящему радом с машиной, полицейскому, все время показывая на дверь. Мусорный бак с грохотом отлетел в сторону... и разъяренный, как бык, охранник устремился в нашу сторону. Ошарашенный полицейский, ничего не понимая, смотрел то на нас, то на стремительно приближающегося головореза.

— Якудза, якудза — первое, что пришло в голову, выкрикнул я, указывая на охранника, с грозным видом, неумолимо приближающегося.

Слава Всевышнему — это возымело действие. Полисмен потянулся к кобуре с пистолетом. Подбежавший водитель-телохранитель, тяжело дыша, что-то принялся объяснять полицейскому, но тот, вынув пистолет, и направив его в сторону нашего преследователя, жестом пригласил нас в машину. Мы с облегчением забрались на заднее сидение. Полицейский уселся спереди, заревел мотор — и мы рванули с места, оставляя позади, сжимающего от бессильной ярости кулаки, незадачливого охранника.

— Едем в участок, вы должны написать официальное заявление — на ужасном английском успокоил нас полицейский.

Фу, наконец-то, все наши мытарства позади.

— Это и был твой план?

— А чем плох план?

Мы рассмеялись — впервые за последние двенадцать часов. Это был, правда, нервный смех. Смех, когда человек расслабляется — и понимает, что все неприятности позади.

Авто подкатило к зданию участка, практически, впритык к входу. Открыв дверцу, первым кого я увидел... это был наш охранник, хищно улыбающийся. Я вдруг понял, что никакой это не полицейский участок — это здание клуба, только с черного входа. Осознав ужас всего происшедшего, и уяснив, что сопротивление бесполезно — покорно вышел. За мной последовала, полностью ошарашенная, мама. Охранник грубо втолкнул нас обоих в темный коридор.

— И это люди, которым я доверился — первое, что мы услышали от Шигиро, который встречал нас в небольшом офисе клуба — я очень, очень разочарован, миссис Вилсон.

Мама была настолько шокирована происходящим, что просто потеряла дар речи.

— Мы изменили свое решение, мистер Шигиро — вдруг я взял на себя наглость ответить за нас обоих.

В отличие от мамы, я, наоборот, почувствовал какую-ту ясность в голове и приплыв сил. Я чувствовал, что вот пришел и мой черед защитить свою маму от этого грязного ублюдка.

— Вы изменили мнение? Вы только послушайте — они изменили мнение — взорвался Шигиро.

— И что я должен сказать своим клиентам? Что шоу не состоится потому, что вы, видите ли, изменили мнение. А как же быть с почти миллионом йен, что они заплатили за входной билет? А как быть с теми ставками на тотализаторе, исчисляющимися десятками тысяч долларов? Сказать им, что шоу отменено, потому, что вы передумали. Извините, пожалуйста.

Шигиро был вне себя от бешенства.— Вы хоть представляете, в какое положение вы меня поставили? О деньгах я уже не говорю. На кону моя репутация. И это люди, которым я согласился помочь?

Мама просто стояла, опершись о стенку, и молчала. Взгляд ее был пустой и безжизненный. Я чувствовал, что что-то нужно делать. Что-то нужно делать, дабы защитить маму и спасти ситуацию.

— Кто бы говорил о деловой репутации честного бизнесмена? — вдруг твердым голосом выпалил я.

Шигиро запнулся на полуслове, уставившись непонимающим взглядом на меня. Кривая ухмылка перекосила его лицо.

— Что вы имеете в виду, молодой человек? — холодно спросил он.

— Посудите сами — начал я — вы сказали, что за входной билет зрители уплатили почти миллион йен.

— Если быть точным — восемьсот тысяч.

— Восемьдесят тысяч йен — это почти тысяча долларов, по нынешнему курсу. Значит восемьсот тысяч йен — это уже где-то около десяти тысяч долларов. В прошлый раз я посчитал, в вашем клубе около двадцати столиков, и за каждым в среднем по два человека — это 40 человек в зале. Но вы сказали, что еще доставите столики, предположим — как минимум, пять. Это еще 10 человек. Итого 50 человек. Только за входные билеты вы выручите около пятисот тысяч долларов. Я уже не говорю о выпивке, которую они закажут в вашем баре. Я так понимаю, шампанского и виски, меньше ста долларов за бутылку там просто нет. А что уже говорить о тотализаторе — я даже боюсь предположить цифру. Вы пригласили своих самых респектабельных клиентов на самое, пикантное и экзотическое, как вы изволили выразиться, шоу. Шоу, равных которому, позволю предположить, в вашем клубе еще не было. Иначе бы вы так не суетились. И за это все, каких-то несчастных пятьдесят тысяч долларов. Это ведь всего лишь десять процентов от ожидаемого куша. И это вы называете честным бизнесом?

Шигиро безмолвно слушал мою тираду, с широко раскрытым ртом.

— Браво, браво — наконец он пришел в себя, и захлопал в ладоши — молодой человек, вы мне определенно нравитесь. Все больше и больше. Я и вправду, уже задумываюсь: «А не сменить ли мне менеджера в Сан-Франциско?».

— Я подумаю над вашим предложением, мистер Шигиро, но сейчас это к делу не относится — сухо отрезал я.

— И сколько же вы хотите? — почуяв азарт, зашевелился Шигиро.

— Мы хотим 50 на 50. Думаю — это будет справедливо.

— Вы хотите двести пятьдесят тысяч долларов за секс? — остолбенел мистер Шигиро.

— За секс со своей матерью. Самой красивой женщиной в мире — уточнил я.

Мистер Шигиро взглянул на маму. Мама слушала это все с не меньшим изумлением, чем Шигиро.

— Но это слишком много. Как насчет, ста тысяч?

— Это всего лишь двадцать процентов.

— Стоп, стоп — я вижу с математикой у вас все в порядке. Но поверьте — я не могу больше. Не могу. У меня ведь тоже есть обязательства перед властьимущими. Вы понимаете, о чем я говорю — чуть-ли не взмолился Шигиро.

— Сто тысяч долларов, плюс десять тысяч... ну, хорошо, хорошо — двадцать тысяч бонуса за каждую позицию, и выданный аванс я оставляю вам. Ну, что? По рукам.

— По рукам. Несите контракт.

— А анал считается? — услышали мы вдруг позади себя твердый голос.

Мы, как по команде обернулись, недоуменно смотря на стоящую прямо, как памятник маму.

— Я спрашиваю — анал защитывается, как смена позиции? — ледяным голосом повторила она.

— Ну, при сложившихся обстоятельствах, миссис Эллен, я думаю, что уговорю ведущего считать ЭТО — сменой позиции — изумленно, широко раскрытыми глазами, смотрел мистер Шигиро на маму.

Что-то подобное было написано и на моем лице, потому, что, только взглянув на меня, матушка чуть не расхохоталась.

— Вы тут так увлеченно делили шкуру неубитого медведя, А меня вы спросили? Или я уже не участник шоу всех времен и народов?

Мы переглянулись с мистером Шигиро, не зная, что ответить.

— Мистер Шигиро оставьте меня с моим сыном наедине. Пожалуйста.

Шигиро помялся, не зная как поступить.

— Не бойтесь — мы никуда не сбежим. У вас не клуб, а прямо крепость какая-то. Как отсюда можно убежать?

Когда Шигиро удалился и плотно закрыл за собой дверь, мама, наконец, взглянула на меня. От стыда, я не знал, куда глаза девать.

— Быстро же ты распорядился моей судьбой.

— Мам, извини, я не подумал.

— Не подумал о ком? Обо мне? А о чем же ты думал?

Неловкая пауза повисла в воздухе.

— Я думал о нас с тобой — смело заглянул я в материны глаза — посуди сама: во-первых — у нас, в самом деле, нет другого выхода. Без паспортов в чужой стране — мы никто. Он просто убьет нас... и только весной, когда сойдет снег, наши полуразложившиеся тела найдут где-то у подножья Фудзиямы.

От сего поэтического экспромта самому стало не по себе. Ничего себе картиночку нарисовал, но самое главное, что и сам поверил в то, что сказал. Смотрю, и в маминых глазах мелькнула тень — она тоже поверила.

— Во-вторых — Шигиро прав, нам и вправду не помешают деньги. Я так понимаю, с отцом все покончено.

— И, в-третьих — у тебя есть план Б?

При третьем аргументе, мама сникла вовсе, и опять превратилась в измученную, подавленную женщину.

— Нет у меня никакого плана Б — тихо произнесла она.

После мучительно-длинной, затянувшейся паузы, вдруг сказала.

— Да, ты прав. Ты абсолютно прав. И я рада... что, наконец-то, рядом со мной мужчина, который может взять ответственность на себя, и принять трудное решение.

Сильным, страстным поцелуем, она впилась в мои губы, не дав мне сказать ни слова в ответ.

— Давай подписывай контракт, у нас мало времени осталось, нужно еще кое-что обсудить.

Подписав все бумаги, мы, наконец, остались с мамой наедине. За дверью, конечно же, дежурил охранник, но в комнате мы были одни.

— То, что произойдет очень скоро — ты может и ждешь с нетерпением... но меня это страшит.

— Мам, о чем это ты?

— Я боюсь, чтобы ЭТО не разрушило наши взаимоотношения. Ведь после того, что случиться, наши отношения не останутся прежними. Ты понимаешь это?

— Понимаю, мам.

— Давай к этому относиться, как к приключению. Приключению в далекой экзотической стране. Конце концов — это всего лишь секс, а от секса никто еще не умер.

Последнюю фразу она произнесла улыбнувшись. Слава Богу, передо мной снова была моя мама. Та мама, которую я знал прежде. Веселая и непринужденная. Она уже почти полностью пришла в себя, и ее активность перла уже со всех щелей.

— Нам нужно разработать систему условных знаков.

— Каких еще знаков?

— Ну... когда ты уже не сможешь сдерживаться — ты должен подать мне знак, чтобы я остановилась. Ты понимаешь, о чем я? Просто ущипни меня незаметно.

Я на мгновенье представил себя в свете прожекторов, представил сотню глаз, уставившихся на меня — и мне уже стало плохо.

— Ты волнуешься?

— Да нет... просто душно очень в комнате.

Сердце колотилось, и я стал покрываться испариной.

— Да ты дрожишь весь, как осиновый лист — успокойся — мама крепко обняла меня, и прижала к себе.

Но от этого не стало легче. Почувствовав ее грудь — сердце заколотилось еще сильней.

— Тебе нужно снять напряжение. Сходи в туалет и... разрядись от семени.

— Что?

— Давай, давай, и не забывай — мы должны заработать побольше денег, а значит, ты должен продержаться подольше — она буквально вытолкала меня в спину в коридор — я тем временем переоденусь.

Охранник вопросительно глянул на меня. Жестом я показал в направлении туалета. Тот утвердительно кивнул, и увязался за мной. Я зашел в кабинку и закрыл дверь. Не успел я даже ширинку расстегнуть, как дверь распахнулась настежь. С недоумением я глянул на охранника. Широко улыбаясь, тот красноречивым жестом указал делать то, за чем я пришел. Черт возьми, дрочить при охраннике совсем не входило в мои планы. В свою очередь, а жестом попросил его выйти, но тот