Мерзавец

Это было тот отрезок времени, когда меня откровенно сносило не в ту сторону. Внутри тебя всегда есть тот самый голос, то самое грязное, порочное, которое нет-нет шепчет в твоей голове — сделай это! И ты держишь себя в руках, отгоняя дурные помыслы. Это был тот отрезок времени, когда я откровенно не старался глушить эту часть себя.

Меня всегда тянуло жить на широкую ногу, не задумываясь о ценниках и счетах. Не думая о завтра. Не беря в расчет чувства и эмоции окружающих. Подкупая всех и вся умением улыбнуться после оскорблений или пошлости, ну, и хорошими чаевыми. Главным были ощущения. Исключительно только то, что ты испытываешь.

Жил я в просторном доме, с белыми стенами, в типичном курортном городке. Море и всегда свежий ветер. Уйма причин вдохновения. Безупречные пейзажи и завораживающая игра света и теней на рассвете и закате. Соседи, отсутствующее любопытство у которых было только на руку моему образу жизни. В общем, все, что было нужно художнику.

Поверили? Если да, то вы идиот. Все, что меня привлекало в том месте, это — алкоголь и жаждущие развлечений туристки, приезжающие ради ровного загара и хорошего траха.

Открыв глаза, я долго смотрел на белоснежный потолок, заливаемый солнечным светом. Лакая алкоголь стаканами, к счастью, я никогда не страдал похмельем. Выдавали лишь глаза с лопающимися капиллярами и слегка припухшими веками светло-фиолетового оттенка. Правда, от наблюдения за переливами света меня отвлекло напористое прикосновение ее губ к моему члену. О, да, сосать она умела, и, видимо, любила! Жадно всасывая головку, играя с ней язычком, просовывая кончик его под натянутую уздечку, не забывала помогать себе рукой, совершая круговые движения вокруг ствола.

Она выпустила член изо рта с характерным звуком и посмотрела в глаза. В ее взгляде читался вопрос — сможешь повторить вчерашнее? Через полминуты узенькая ниточка слюны медленно сползала с ее губы на ствол моего члена. Как только слюна начала стекать по стволу, большим пальцем она размазала ее и стала надрачивать все также глядя мне в глаза, но теперь с легкой улыбкой. Это и был ответ на ее собственный вопрос — сможет!

Не знаю, как это объяснить, но инфантильное состояние в постели, учитывая, сколько я здесь проживал, и скольких поимел за это время, порой сменялось диким желанием унизить этих женщин. Заставить почувствовать всю беспомощность их положения. Они были всего лишь игрушками в моей постели...

Слегка приподнявшись на одном локте, запустив ладонь в ее волосы, резко подтянул ее к себе и поцеловал. Губы были влажными, горячими и припухшими. Кусая нижнюю губу, слегка оттягивал ее, заставляя еле слышно мычать от боли эту суку. Мой язык хозяйничал у нее во рту.

— Высунь язык — скомандовал я, все также держа ее за волосы, слегка наклоняя ее голову влево.

Ответом был тихий стон и ее розовенький язычок, которым она водила от одного края губ к другому. Я просто смотрел. Смотрел, как эта сучка принимает свое положение. Упивался этой безумной игрой. Подавшись чуть вперед сам и притянув ее за волосы ближе к лицу, схватив за подбородок, совсем не заботясь о том, сделаю ли ей больно или нет, стал облизывать ее язык. Выделявшаяся слюна растягивалась между двумя языками. Она тихо стонала и жестко надрачивала член, с остервенением дергая плоть верх-вниз.

— Возьми в рот — отдал команду я, выпустив ее язык изо рта.

Ее глаза блеснули так, будто это было самое лучшее, что она слышала в своей жизни. Сжав крепко, даже чрезмерно, мой член у самого основания пару секунд она, как завороженная, смотрела на пунцовую от напряжения головку. Происходящее туманило ее рассудок. Животный инстинкт. Густо сплюнув, потянув плоть еще сильнее вниз рукой, она насадилась ртом на член, впуская его все глубже и глубже. Давясь им, пуская слюни, стекающие по подбородку, а затем на мошонку.

— Сюда — сдержанно тихо сказал я.

Она тут же выпустила его изо рта, и уже подносила ладонь к влажному подбородку, дабы вытереть его, когда я ее остановил. Взяв в охапку ее волосы, резким движением подтянул ее лицо к себе, откидываясь на подушки. Ей было больно. Где-то внутри ее возмущало такое обращение, но киска предательски текла, вынуждая принимать правила игры.

— Чья ты? — спросил, еще сильнее сжимая волосы на затылке. — ... — Я спросил — чья ты? — в этот раз следом прозвенела пощечина, которая мгновенно привела ее в чувства. — Твоя — по глазам было видно, что единственное, чего она хочет, так это быть использованной. — Ты моя сука. Сейчас ты — моя сука. Ясно? — с нотками злости произнес я. — Да. — Что «да»? — прорычал после очередной пощечины. — Я твоя сука! Сука! — произнесла, потянувшись к губам, но волосы в кулаке не позволили ей этого сделать. — Хочешь губы? — Да. — Чего хочешь? — вся эта игра заводила меня больше, нежели сам секс. — Хочу твои губы. Облизывать твои губы — в ее голосе слышалась мольба. — Перекинь ногу и трись об член, сука — скомандовал я.

Резким, нетерпеливым движением, перекинув ногу через мое тело, слегка прогнувшись и разведя коленки, как можно шире, она стала тереться киской о ствол. Я чувствовал легкий холодок, каждый раз, когда она отрывала губки от ствола, приподнимая задницу, из-за легкого сквозняка. Она текла, текла, как последняя потаскушка. Как же все пылало внутри нее.

Волосы я так и не выпустил из руки, только теперь потянул их назад. Она прогнулась и вздрогнула, когда вторая рука со шлепком легла на ее задницу. Я впился в нее ногтями, все сильнее и сильнее прижимая ее киску к члену. Ее шея была покрыта легким загаром и мелкими капельками пота. Я начал их слизывать. Впиваться губами в ее шею, оставляя засосы. Суке это нравилось, но тут...

— Вставай и убирайся, сука! — выпалил я.

Она смотрела ошарашенными глазами. Ей хотелось, она ждала, должно было быть продолжение! Она была уверена, что сейчас ее поимеют, снова, как шлюху.

— Что-о? — испуганно произнесла она. — Собирай свое шмотье и вон отсюда — произносил я, будто выкидывая слова на свалку. — ... — Ты сука. Просто сука. Вещь. И теперь уже ненужная. Заткнись и вали! — после этих слов я вытер рукой член от ее смазки и направился в ванную комнату.

Я слышал, как хлопнула входная дверь. Слышал каждую ее мысль, каждый обиженный, оскорбленный, возмущенный и одновременно недовольный, точнее, неудовлетворенный эпитет в мой адрес. Плевать. Мне было плевать. Эта животная вспышка покинула меня, уступив наполнявшей меня апатии. Это все было скучным. Пресным. Знакомым. Нужно было что-то острее. Что-то на грани.

Встав под прохладные струи воды в душе, прокручивая в голове сцены жестокого изнасилования безликой невинной девушки, начал надрачивать член...

— Тебе сносит крышу, ублюдок, но все еще впереди — произнес я окончание диалога с кем-то внутри, кончая.