Прекрасная Офелия. Часть 3

- Чего это вы не подымаете больше? Надо же дальше! . . - я ещё потолкала чуть-чуть в одиночку, потому что окно уже открылось, но была маленькой щель.

И обернулась к нему. А Пал Петрович стоял весь красный, как рак.

- Дальше я тебе уже загоню... - прохрипел Пал Петрович и стал шарить по моему децкому телу мокрыми, волосатыми лапами так, что мне стало щекотно и ужастно приятно во всей сразу жаркой груди...

- Сисек нет же ещё... Дура глупая... Жопа с кулак... А туда же т. . твою на мою... - бормотал он какие-то свои сантехнические ругательства и жутко приятно брал меня за пизду. - Повертайсь! . .

Я быстро закинулась платьем на голову и спустила трусы аж до тапочков, чтобы было ему на что посмотреть... В щель подоконника дул ветер весны, и я сильно зажмурилась от всего сразу - и от солнца в окне, и от того, что сейчас может быть будет... Хотя и не знала ещё, как это так, а только по телеку фотографии видела.

А он стал прижимацца ко мне позади, и так сильно... И руками вцепился в меня, будто совсем вдруг меня полюбил. Я уже, наверно, догадывалась, что он голый там позади меня стоит, без штанов. И вдруг... Как засунулось мне что-то прямо в живот! Я чуть дар речи не потеряла - хотела сказать ему "Пал Петрович, вы что!", но у меня только рот на солнце открылся, и я заморгала глазами, как удивлённая рыба-кит... Но долго удивляцца я уже не могла - меня это всё так исполнило разными чуствами, что я словно стала парить в этом воздухе! И даже заахала, как по телевизору во время погони в кино! . . А он стал там елозить по мне, а я елозила вся по подоконнику, и Пал Петрович мне дышал жарко на ухо: "Ведь же, бля, отъебу... " Но я тогда таких слов мало знала ещё...

Уже много-много лет спустя я поняла, что когда мне в трусы на тапочки потекло, то тогда я стала с ним женщиной... А там, в подъезде, я только сильно вся задрожала непонятно с чего, как будто от холода, хотя всё же было наоборот, и хотела, чтобы он подольше притискивался своим этим мягким, большим животом к моей голой спине! . .

Детей у нас с ним почему-то не было, хоть я в книжке потом и читала, что и не от такого бывают... Зато я теперь точно узнала, чего мне хотелось жаркими от страсти ночами! А я раньше думала - приступы... А хотелось мне теперь совсем даже вовсе не вылечивацца от этой моей больше недецкой болезни...

Мартышка и Ливерпуль

- Кирьянова, где находится Ливерпуль?

Странный, правда, вопрос? Это когда я ходила уже в шестой класс, и у меня появились первые до жути перепугавшие волосы там где в трусах! А ему только этот его какой-то там Ливерпуль...

А то что он был очередной жертвой моей к нему педофилии и на несчастное разбиваемое об него уже децки-женское серце ему было софсем наплевать! . . Я-то была уже софсем взрослая, конечно, на ту пору и знала уже, где у него находицца этот его "Ливерпуль", но не торопилась сразу признавацца в любви, потому что была знакома с ним только два месяца и встречались мы только в коридорах, да на его географии! . .

- Гений Напалмович, какой Либерпуль? . . - я искренне смотрела ему в глаза, чтобы он тоже уже хоть на минутку влюбился в меня, наконец!

- Перестань кривляться, Кирьянова, и попытайся выговаривать по-человечески хотя бы моё имя - Георгий Павлович - ты запомнила?

- Я-то - запомнила! . . - но на самом деле я на него просто обиделась - так, понарошке, чтобы он тоже запомнил хоть что-нибудь...

- Ливерпуль - это английский город. Так где он находится?

- А вы поставите мне пятёрку за поведение в четверти?

- Хоть семёрку, только подойди уже к карте и отыщи Ливерпуль хотя бы из уважения к уставшему уже хихикать над нами с тобою классу!

Я совершенно не поняла, при чём тут может быть карта, на которой вообще вся Земля была нарисована какими-то там большими кругами похожими на велосипед, но разгневалась уже по-настоящему от приступа в серце любви и дала себе зарок на всю жизнь в ту же неделю познакомицца с ним поближе...

В тот же день я оставила его после уроков, когда все разошлись уже с классного часа, и он выходил со своими журналами запереть чтобы дверь за собой навсегда. Но я не предоставила ему такой возможности, потому что уже десять минут подкарауливала его у стены:

- Георгий Павлович, вы серьёзно относитесь к жизни? - у него чуть журналы эти его не просыпались в пол, потому что он думал уже, что никого рядом нет.

- Маринка? - от неожиданности он впервые за всегда мою жизнь назвал меня не пофамилии и у меня аш в коленках сфелось. - Ты почему не ушла? К какой ещё жизни?

- К половой! - я решила сразу ему отомстить за все потерянные к нему годы любви, штоб он аш абалдел. - Георгий Павлович, извините, мне надо с вами поговорить - не закрывайте ваш кабинет. Пройдёмте! Я видела, как вы целовались с Лизабетт в лифте третьего этажа...

Хотя, конечно, на самом деле не видела, я на лифте не катаюсь уже - не маленькая - но надо же мне было что-то сказать!

- Интересно... - он перестал там щёлкать замком и мы вошли снова назад. - В лифте, значит... На третьем этаже... Никогда бы не вспомнил без тебя! Класс! . . Ну и чего?

- Што - "Чего"?! Вам дорога педагогная честь?

- Какая?? - он чуть с края стола своего не упал, куда уже собирался присесть.

- Я всем расскажу, что вы целуетесь с учительницей младших классов и вас нарисуют в стенгазете как кактус! - я сердито смотрела в него, потому что уже нимагла...

- Оё-ёй... Мариночка, это здорово, конечно... Меня в газете ещё никогда никто не рисовал, но ты объясни для чего это надо?

- Для того, что я вас люблю! - я взяла и сразу ему всё рассказала, хоть и не собиралась, вообще-то, пока...

- Но ведь это шантаж, наверное... Хм... - он решил вдруг с чего-то похмыкать.

Я не знала тогда ещё, что такое "шантаж", но смотреть на него сквозь штаны уже не могла:

- Георгий Павлович, быстро... покажите мне, что у вас там! . . И я никому не скажу...

Вообще-то, я сомневалась уже, что этот отлаженный на мамочке метод вдруг подойдёт, а он взял и показал! И ещё так спокойно, как будто это он карту с доски своей снял, чтобы продемонстрировать очередной экспонат... Но я-то чуть ниафигела с этого его "экспоната":

- Ой, а чего он у вас такой большой?! А чего он висит? А я можно потрогаю? - у меня к нему сразу появилось столько разных вопросов и вспыхнул жизненный интерес...

- А чего должен, по-твоему, делать? - я не обращала сильно внимания на него уже, но кажется там наверху он пытался то ли хихикать то ли улыбацца прям надо мной...

Я взяла его за упруго-горячую плоть... и мне понравилось так, что я чуть тут же не расцеловалась с ним... Но тут мне чуть руку ни атарвало! Он встал почему-то так быстро, когда я его только сжала разок, что у меня с ним весь кулак в обратную сторону вывернуло ш! . .

- Ой, Кирьянова, вот этого я уже и от себя не ожидал! - прореагировал он там наверху. - Прекратили немедленно и по домам!

- Ага... Сейчас... - я ведь не могла уже просто от него отцепицца и поэтому сжала его изо всех сил в своих руках, посмотрела на него в глаза как можно жалобней, и быстро-быстро задёргала кулачком по твёрдому уже как камень стволу... - Сейчас, Георгий Павлович... Я сейчас...

Он дунул так, как будто воздерживался уже суток пять от всех вообще поцелуев, а не только на третьем этаже... Струя его спермы чуть не засвистела, когда пролетала у меня мимо ушка куда-то сзади на стол, а одна капелька попала на воротник, который я потом целую неделю дома прятала, никому не показывала и наслаждалась в тиши...

- Ойх! . . Маришка-Маришка... - он с чего-то наклонился ко мне и решил, что я тоже умею уже целоваться и поэтому поцеловал меня сразу в губы и в нос. - Ты прелесть! . .

- Идите уже, Георгий Павлович - я сама тут всё уберу! . . - я пошла за меловой тряпкой к доске. - Я вас правда люблю, не подумайте! . . Только у меня мания педофильная, а карты у вас вообще все неправильно нарисованы, потому что я в них не разбираюсь!

- Ключи в учительскую занеси - я там подожду! - он с чего-то смеялся, но мне тоже было так хорошо, што не передать, хоть я и старалась об этом ему пока не рассказывать... - Действительно - плакала моя "педагогная честь" с тобой!

И он вышел за дверь, а я подумала, что плакала она всё-таки здорово - такой резкой струи себе я даже не представляла ещё! И я принялась вытирать с парты меловой тряпочкой две огромные наплаканные молочные кляксы...

Мартышка и Сиреневая Весна