Укрощение недотрог. Часть 2

Но нужно было бить на поражение, чтобы психологическая броня не просто треснула, а развалилась на куски.

Я приобрел немного дури и подбросил пакетик ей в пальто. А потом сам навёл на неё ментов - в тот самый момент, когда вызвался проводить её домой. Выглядело это эффектно - хамские лица мусоров, слёзы в глазах Елены Сергеевны, моё рыцарское поведение. Потом нас ждал молниеносный рейд в районное УВД, где выяснилось, что паспорта у Елены Сергеевны нет... Следователь попался молодой, понимающий. Я вызвался поговорить с ним наедине и уговорил снять обвинение. Пришлось изрядно потратиться на этот своеобразный "залог" , однако теперь моя жертва была связана по рукам и ногам. Тем более, что я всё равно тратил не собственные деньги, а украденные моими помощниками у Елены Сергеевны.

Если бы директор школы узнал о её приводе в милицию, то Лену уволили без всяких разговоров. Однако эту тайно надежно хранили мы - я, она и смазанный деньгами следователь. Но было достаточно одного моего слова, чтобы об этом узнали все.

После этого я предложил ей солидную денежную помощь. Это было весьма своевременно - она уже была на мели, а ведь на ней ещё висел долг за подпорченную водой соседскую квартиру...

Она схватила наживку, даже не подумав, что придётся расплачиваться.

На все эти приготовления ушло больше месяца. Однако мышеловка уже была готова захлопнуться.

В последний день перед зимними каникулами я пригласил Елену к себе и выложил все карты в открытую. Рассказал абсолютно всё, без утайки. Продемонстрировал её долговую расписку ко мне, которую она не могла погасить, показал видеозаписи, где она голая, выложил доказательства её привода в милицию, которые мог обнародовать. Она бы в одночасье лишилась не только работы, репутации, квартиры и будущего - она бы попала в тюрьму.

Елена Сергеевна не расплакалась. И вовсе не потому что обладала железными нервами, просто её охватил шок. Она не могла поверить. Поверить в то, что за каждой неприятностью, за каждой фигой от судьбы стоял я. Она хотела обратиться в милицию, однако отсутствие паспорта и мои угрозы быстро отговорили её от этого.

И в тот же вечер, не давая ей времени на раздумья и метания, я приступил к последней фазе плана.

Унижению.

И у неё уже не было никаких сил, чтобы сопротивляться.

Помню тот вечер в мельчайших подробностях.

Я принёс заранее купленную видеокамеру (цифровая, высокое разрешение, всё по высшему сорту) и принялся устанавливать её на штатив, попутно стращая свою жертву:

- Стоит мне пошевелить пальцем - и твоя жизнь будет разрушена. Ты будешь опозорена, Лена. Ты меня понимаешь?

Она кивнула. С глухим страхом в глазах она смотрела на видеокамеру:

- Что... что это?

- Видеокамера. Разве не видишь? Тебе, наверное, интересно, что тебя ждёт? Я собираюсь превратить тебя в рабыню.

- Рабыню? - затравленность в голосе слышалась отчётливо.

Я заглянул в видеоискатель, навёл резкость на зажавшуюся фигурку училки. Попробовал зуммировать, приближая и отдаляя разные участки её тела:

- Да, в рабыню. Ты станешь моей личной шлюхой. Я буду делать с тобой всё, что захочу, а ты будешь подчиняться. А теперь раздевайся, я хочу на тебя посмотреть!

Я включил запись, и на камере вспыхнула красная лампочка.

Елена Сергеевна вскочила с дивана и замерла как вкопанная - в своём строгом учительском костюме, с испуганными глазами:

- Я... я не могу. Пожалуйста, не надо! Я всё сделаю, только...

- Конечно сделаешь. И, для начала, разденешься.

- Прошу тебя, Петя! Ты же такой хороший, добрый мальчик...

Я поставил съёмку на паузу, потом шагнул к учительнице и зарядил ей лёгкую пощёчину. Елена Сергеевна упала обратно на диван. Прижала руку к лицу и в ужасе посмотрела на меня. Даже сейчас она не заплакала.

Зато я почувствовал, что у меня начинает вставать. Насилие, страх и обречённость в глазах моей жертвы - всё это возбуждало. Но я не поддался страсти и не набросился на свою жертву. Нет, я по прежнему выдерживал холодные интонации прожженного ублюдка:

- Заткнись, шлюха. Дважды повторять не буду. Разденешься сама, или тебе помочь?

- Сама, - тихо сказала она.

- Вот и чудно. Будь послушной девочкой, - я снова включил запись.

Елена Сергеевна поднялась с дивана. Некоторое время стояла и мялась, затем начала снимать одежду.

Я уже видел как она раздевается, видел её и голой - на видеозаписях. Но то всё было не то. Просто голая женщина, и женщина, раздевающаяся специально для тебя - разные вещи.

Сперва она сбросила пиджак. Потом принялась расстёгивать белую блузку, пуговица за пуговицей, очень медленно. Специально тянула время, наверное думаю, что я попрошу её остановиться и превращу всё в шутку.

Большая ошибка с её стороны.

Жутко стесняясь, Елена Сергеевна стащила с себя блузку, оставшись в лифчике. Вещи она не бросала на пол, а аккуратно складывала на спинке дивана.

Следом сняла колготки. Для этого ей пришлось присесть на диван.

Тело у неё и правда оказалось великолепное. Полные груди, лежащие в чашечках бюстгальтера, услаждали взгляд. Всё подтянуто, жирок нигде не висит, кожа - чистейшая. Никогда бы не сказал, что ей под сорок. Тридцатник - максимум.

- Чего остановилась? Снимай юбку.

- Петя...

- Быстро!

Командовать училкой у меня получалось на удивление легко. Медленно, словно во сне, она расстегнула молнию и длинная юбка соскользнула вниз, открыв взгляду налитые, молочно-белые бёдра.

Теперь Елена Сергеевна осталась в одном нижнем белье. Застенчивая, зрелая женщина, она стояла перед своим малолетним, похотливым учеником и смотрела в пол, заливаясь краской от стыда и унижения.

А я лишь невозмутимо снимал всё на видео.

Бельё на Лене оказалось самое простецкое - белое, хлопковое, без всяких финтифлюшек. Но именно эти скромные тряпочки рождали вожделение. Вспомнилось детство, а вместе с ним - первые сексуальные переживания подрастающего мальчика. Белые, трикотажные трусики одноклассницы под задранной ветром юбочкой...

Я сглотнул слюну. Возбуждение стучало в висках ударами перегоняемой крови. Члену становилось тесно в брюках.

- Теперь лифчик. Покажи мне сиськи.

Я сбился с флегматично-ублюдочной интонации, но это было уже неважно. Цинизм тоже прокатит.

Елена Сергеевна покорно завела руки за спину и в полной тишине было слышно, как щёлкнула застёжка бюстгальтера. Несколько секунд учительница не решалась разжать пальцы. Но всё-таки разжала.

Кусочек ткани упал к её ногам.

- Клёвые дойки, - прокомментировал я.

Я окончательно перешёл на похабный подростковый сленг, но ведь дойки и правда были клевыми, иначе не скажешь! Честный третий размер, аккуратные сосочки, не знавшие прикосновения младенческих губ, бледно-шоколадный ореол вокруг. Конечно, возраст давал о себе знать - полные груди немного висели, и тест с карандашом (это когда под сиськи закладывают карандаш и он должен свободно выпадать) моя Лена не прошла бы, но всё же...

Я не выдержал и шагнул вперёд. Заснял её груди крупным планом, потом протянул руку и погладил их, ощущая под пальцами тёплую, молочную мякоть. От моего прикосновения по телу учительницы побежали мурашки и Елена Сергеевна, вздрогнув, заплакала. А меня словно с цепи сорвало - я прильнул к её сиськам, стал лапать их - мять, сжимать, крутить соски... Нарочито грубо, даже не стремясь быть нежным. Я впивался ногтями в её буфера и наверняка причинял ей немалую боль, но меня это не тревожило. Я всегда знал, что во мне живёт садистская нотка.

Облизнул левую грудь, потом правую, сжал сосок губами, поцеловал его взасос. Затем резко прикусил зубами самый кончик.

Лена вскрикнула, попробовала оттолкнуть меня, но я не позволил. Снова хлопнул её по щеке, и вот тут моя свежеиспечённая рабыня окончательно расклеилась: сопли, слёзы, причитания. Слов я разобрать не мог.

- Прекрати истерику! - и хлестнул её по другой щеке. Да так сильно, что её груди заколыхались.

Через время она остыла. Зато её щёки пылали, словно наведённые румянами. На нижней губе выступила кровь. Я не удержался, наклонился над своей жертвой и впился в её губы злым поцелуем. Слизал капельку крови, запихнул свой язык в её рот, потом с удовольствием куснул её за губы. Лена всхлипнула, но сопротивляться не стала.

Но оставался последний барьер обороны - трусики. Я грубо оттолкнул учительницу и снова поднял камеру.

- Снимай трусы. Покажи мне свою дырку.

- Нет, - тихо-тихо сказала она.

- Нет!?