Пятое время года. Часть 19-12

Напряженный, ало залупившийся член Расима, чуть вздрагивая, мелко дёргаясь от возбуждения, лежал вдоль живота... крупные яйца, обтянутые тончайшей - под цвет ануса - кожей, сместившись вверх, рельефно круглились по бокам у основания члена... промежность - расстояние от входа до мошонки - была выпукло напряжена... он, Расик, был готов, - Димка, устремив лицо между раздвинутых, разведённых ног Расима, коснулся языком одного яйца, затем другого... изнемогая от страсти, Димка провёл языком по набухшей промежности, по горячей мошонке, по стволу напряженно твёрдого члена, - Димкин язык медленно, любовно скользнул вдоль жаром налитого ствола Расимова пиписа...

Головка члена, разделённая уздечкой на два округлых, сочно налитых треугольника, была липко-влажной, чуть солоноватой, - Димка прижал приоткрывшиеся губы к пламенеющей плоти, и язык его мотыльком запрыгал, затрепетал вверх-вниз по натянутой уздечке... у Расима от удовольствия, от наслаждения конвульсивно задёргались, зашевелились мышцы сфинктера... офигеть, как всё это было приятно! Невыносимо приятно - до ломоты в промежности, в гудящих яйцах... если б можно было сейчас представить в принципе невозможное, а именно: если б Димка по какой-то совершенно невообразимой причине вдруг захотел бы, решил бы на этом остановиться, всё прервать-прекратить - то Расим, наверное, стал бы сам упрашивать, умолять Д и м у, чтобы он, Д и м а, вставил в него пипис... таково было его, Расимово, возбуждение!

Но в том-то и дело, что не было ничего такого в мире, что могло бы Димку остановить - отвратить от любимого Расика! Не было - в принципе! Оторвав свои губы от сочно налитой головки, Димка ликующим взглядом насмотрел Расиму в глаза... ему, бесконечно влюблённому Димке, всем пламенеющим сердцем хотелось, чтобы Расику - любимому Расику! - было так же упоительно хорошо, как упоительно хорошо было ему самому... потемнев от страсти, зрачки Расимовых глаза, устремлённых на Димку, агатово блестели - словно два сверкающих на солнце уголька!

- Расик... - прошептал Димка, - Расик... я люблю тебя! - И тут же, быстро приподнявшись - оторвав голый зад от постели, Димка всем телом порывисто подался вперёд, чтоб прижать свои губы к губам Расима - чтоб ему, наивному Расику, не дать ничего ответить.

А вазелин, между тем, нагрелся в тюбике - в Димкиной руке... и член у него, у Димки, уже был смазан - был приготовлен... оторвавшись от губ Расима, Димка приставил горлышко тюбика к анусу парня, возбуждённо лежащего на постели с ожидающе разведёнными, врозь расставленными ногами, - сдавливая пальцы, обхватившие тюбик, Димка медленно выдавил немного вазелина на коричневый небольшой кружочек... лёгким - нежным - касанием пальца Димка медленно заскользил по кругу, чувствуя, как под подушечкой пальца в тот же миг завибрировали, затрепетали мышцы пацанячего сфинктера...

- Расик, приятно? - Димка вопрошающе посмотрел на Расима, одновременно с этим сверлящим движением пальца нежно водя-нажимая в самом центре коричневого кружочка... и хотя ему, то есть Димке, т а к никто никогда ещё не делал, всё равно вопрос этот был риторическим - можно было бы и не спрашивать! А с другой стороны... разве, когда любишь, не хочется лишний раз услышать голос любимого, подтверждающего даже вполне очевидное? Хочется... ещё как хочется, потому как любовь - это вовсе не "всунул-вынул", а это... это - всё! Causa efficiens - вот что такое любовь, если она, эта любовь, настоящая!"Расик, приятно?" - спросил Димка, хотя мог бы об этом не спрашивать...

- Да! - отозвался чуть слышно Расим, глядя Д и м е в глаза - ни на миг не задумавшись, что ответить... всего сутки назад, отдаваясь Д и м е - подчиняя волю свою воле, желанию Д и м ы, он, Расим, думал, и даже не просто думал, а был в тот момент убежден, что утром им будет стыдно... он так и сказал: "завтра нам будет стыдно"; а теперь он лежал перед Димой в залитой светом комнате - лежал с разведёнными, вверх поднятыми ногами, Д и м а смазывал вазелином его огнём пылающий анус, чтоб со смазкой было легче войти, они смотрели в глаза друг другу, и ему, пятнадцатилетнему Расику, школьнику-девятикласснику, было ни капельки не стыдно... разве любовь не творит чудеса?

То, что было сейчас - в этой светом залитой комнате - было так же естественно, как естественна радуга после дождя, как естественна трель соловья в зеленеющем радостном мае, как естественны звёзды на небе ночью, а лучистое солнце естественно днём... разве стыдятся того, что естественно? Всё естественно в человеческих отношениях - в дружбе и в любви, если оно, это "всё", продиктовано сердцем... если оно, это "всё", продиктовано искренностью - если всё наполнено безусловным доверием... разве искренность и доверие могут быть стыдными, а рождённая ими горячая страсть разве может быть неестественной? Просто он, юный Расик, сутки назад был ещё очень, очень наивным - наивным и глупым!

А за сутки, что истекли - что пролетели-прошли, случилось так много всего-всего, что стыд, если б он вдруг возник-появился, был бы теперь и ничтожным, и глупым; и неуместным... чего Расику было стыдиться? Ему, Расику было приятно - было кайфово, и этот кайф был не только физический ощущаем в члене, в промежности, в смазанном анусе, во всём теле... кайф у него, у Расима, был в душе!

Димка, поднявшись с кровати, положил на тумбочку тюбик с вазелином, одновременно ища глазами что-нибудь, чем можно было бы вытереть пальцы и свой живот, потому как живот у него, у Димки, был тоже местами в вазелине - оттого, что Димка наклонялся, когда Расика целовал в губы, не давая ему, Расиму, ничего сказать-возразить на свои слова о любви... вспомнив, что на полке в шкафу лежат два носовых платка, Димка, весело подмигнув Расиму, тут же устремился к шкафу - зачем-то взял сразу оба платка, вернулся назад, колыхая задратым кверху членом, один платок положил на тумбочку, другим вытер свои пальцы и живот...

Всё, теперь они оба были готовы: у Димки была обильно, щедро смазана головка члена, у Расика был точно так же щедро намазан вазелином девственно стиснутый вход... "всего наилучшего!" - кажется, так напутствовал его, смущенного Димку, парень в аптеке, когда Димка, запихивая коробочку с купленным вазелином в карман ветровки, торопливо из аптеки выходил-выбегал... как в воду смотрел этот парень-аптекарь! Положив платок рядом с Расиком, Димка тут же оседлал кровать - стал на колени перед Расимом, запрокинувшим ноги вверх в своём затянувшимся ожидании, - ягодицы Расика были распахнуты... он, любящий Димка, стоял перед попой любимого Расика... разве это было не счастье?"Pulsate et aperietur vobis!" - "Стучите, и вам откроют!", - вход в Эдем был перед Димкой как на ладони; оставалось только войти...

"Пятое время года" - мелькнули в Димкиной голове три слова... мелькнули как шифр, как пароль, как код... мелькнули как ключ от счастья - как само счастье, - подавшись всем телом вперёд - опёршись ладонью левой руки о постель, переместив всю тяжесть тела на эту левую руку, Димка навис над Расимом, правой рукой направляя свой член... головка члена коснулась ануса - коснулась коричневого кружочка, - Димка, держа двумя пальцами член у самого основания, пошевелил им вверх-вниз, скользя по входику сочной, от вазелина блестящей плотью... и ещё раз - вверх-вниз, вверх-вниз...

Как будто он, Димка, дразнил Расима, изнывающего от ожидания - от томления и предвкушения... наконец, нависая над Расиком - окольцевав бёдра Расима разведёнными в стороны коленями, Димка приставил головку к входу, плотно прижал её, тут же почувствовав, как мышцы сфинктера у Расима нервно дёрнулись-затрепетали, то ли сжимаясь, то ли, наоборот, предвкушающе раздвигаясь... "стучите, и вам откроют" - сказано не сегодня, - Димка, глядя Расиму в глаза - затаив дыхание, медленно надавил скользкой головкой члена на чуть потемневший от возбуждения Расиков входик... По-разному происходит п е р в ы й р а з - первое проникновение члена в анус, но, как правило, в первый раз это всегда бывает больно...

Если, конечно, тот, кто отдаётся в реале впервые, предварительно сам с собой упорно и долго, систематически это не репетировал - не разминал мышцы сфинктера огурцами, скалками или прочими удлинёнными предметами разной толщины, воображая желаемое проникновение... конечно же, необходим в таких случаях вазелин или другое аналогичное средство, его заменяющее, но вазелин - это всего лишь смазка, облегчающая проникновение, но не снимающая боль... понятно, что юный Расик себя никогда не тренировал - ничего подобного со своим анусом он не делал; понятно, что вазелин создает условие для скольжение, и не более того... но сила боли - само восприятие боли - порой зависит ещё от того, с какой целью совершается анальное проникновение; ну, то есть: если всё это делается в порыве любви, то любовь, несомненно, может значительно уменьшить, в значительной степени нейтрализовать ощущение боли... любовь вообще творит чудеса! Любовь или дружба... какая разница!

Димка почувствовал, как головка его члена, разжав-разомкнув тугие мышцы сфинктера, словно ухнулась - провалилась - в горячую бездну, - Расик, мгновенно округлив глаза, от опалившей промежность боли невольно приоткрыл рот... у Расика, пятнадцатилетнего школьника-девятиклассника, был девственный входик, а у шестнадцатилетнего Д и м ы, ученика-старшеклассника, был крупный - длинный и толстый - юный пипис... боль была неизбежна, и она опалила Расика между ног, словно кто-то плеснул ему между ног раскалённым свинцом...

Между тем, Димка, у которого тоже не было никакого практического опыта по этой части, ощутив-почувствовав, что головка его распираемого от наслаждения члена уже т а м, то есть в нём, в любимом Расике, напористо двинул вперёд бёдрами, нажал-надавил, и член - длинный и толстый, окаменело твёрдый Димкин пипис - в одно мгновение оказался в Расике весь... полностью! Наждачная боль в виде огненного столба обожгла-пронзила тело Расика изнутри, - невольно всхлипнув - то ли выдохнув, то ли вдохнув, Расим замер с полуоткрытым ртом, - Димка, вогнав свой член в тело Расика до основания - вжавшись лобком Расиму в промежность, в тот же миг ощутил-почувствовал всем своим существом неизъяснимое блаженство... и вместе с тем он, Димка, не мог не видеть, как замерло, исказилось от боли лицо Расима!

- Расик, что? - встревожено прошептал Димка, не имея никакого понятия о тех ощущениях, какие бывают, когда девственный зад заполняет раздирающе большущий пипис.

- Больно... - выдохнул Расик, глядя на Димку плачущим взглядом.

- Расик... вынуть? - малодушно проговорил Димка, ничуть не желая вынимать, но ещё больше не желая, чтобы ему, Димке, было кайфово за счёт Расима - любимого Расика... ему, Димке, было кайфово, было неизъяснимо хорошо, но если б Расик сейчас ответил - сказал ему - "вынь", он бы, Димка, вынул безоговорочно... сделал бы это, не задумываясь!

Но... разве он, Расим, не был для Д и м ы настоящим - самым-самым настоящим - другом? Он, Д и м а, этого хотел... а разве сам Расик этого не хотел? Боль была сильная, но не смертельная...

- Дима, сейчас... я привыкну... не надо - не вынимай... - прошептал Расим, медленно адаптируя - умом и сердцем осознавая - Д и м и н о присутствие в своём теле... разве он, Расим, не хотел всем своим искренним - для него, для Д и м ы, открытым - сердцем сделать другу Д и м е приятное? Хотел, ещё как хотел!

Есть немало парней, для которых всунул-вынул - всё равно что чихнул или шморгнул носом... но опять-таки - легкость такая множится опытом, достигается практикой, а два парня в залитом светом гостиничном номере всё это делали впервые, - для них - для Димки и Расика - эти первые мгновения их подлинного соединения, слияния в одно целое стали в каком-то смысле "моментом истины": на волне своего небывалого наслаждения Димка готов был всё тут же прервать - готов был в одно мгновение прекратить свой кайф анального проникновения ради него, любимого Расика... в то время как сам Расим готов был вытерпеть, преодолеть свою боль ради Д и м ы - самого лучшего в мире друга... да и как могло быть иначе?

Димка любил Расима - любил его нежно и страстно, любил его всем своим юным, чистым, по-мальчишески пылким, горячим сердцем, любил его, Расика, всей душой... а Расик - наивный, искренний Расик - хотя и считал, что они не любовники, а они, Д и м а и он, настоящие друзья, но... разве дружба - настоящая дружба - может быть без любви? Без секса, наверное, да... а без любви?

Впрочем, как ни крути, а получается в итоге - в сухом остатке - одно и то же: настоящую дружбу трудно представить без искры любви, а любви - взаимной любви - не бывает без секса, и потому... потому он, искренний Расик, ещё сам того не осознавая, уже любил - любил! - Димку ничуть не меньше, чем Димка любил его, Расима, искренне думавшего, что у них дружба... pyladea amicitea - пиладова дружба, рассказ о которой восходит к мифу о двух неразлучных братьях, - разве т а к а я дружба не есть любовь? А когда любишь всем сердцем, любишь всей своей щедрой душой - разве думаешь о себе?"Вынуть?" - Димка спросил, подумав о Расике, - "не вынимай" - ответил Расим, подумав о Д и м е... разве это - всё это - не есть любовь?

Principium demidium totius - труднее всего начало... боль была сильная - опаляющая, тупая... наждачная боль распирающим столбом заполнила Расиков зад, но мысль о том, что это... это Д и м а... это его, Д и м и н, пипис в него, у Расима, внутри... мысль эта удивительным образом приглушила боль, уменьшила её, сгладила, сделала вполне терпимой, вполне выносимой... и даже... даже что-то смутно приятное почудилось Расику в боли, вызванной Д и м и н ы м пиписом... разве любовь не творит чудеса?

Расик сказал "я привыкну", сказал "не надо - не вынимай", и Димка послушно - терпеливо! - ждал, ощущая-чувствуя, как член его плавится в теле Расика словно в бушующей пламенем доменной печи... ощущать - осознавать-чувствовать - свой член в попе любимого Расика было неизъяснимо, невыразимо, непередаваемо сладостно, - Димка, нависая над лежащим под ним на спине Расимом, наслаждался уже самим фактом слияния с Расиком, даже не делая никаких движений - не шевелясь, не двигая членом... разве это было не счастье - и телом, и сердцем осознавать, ощущать-чувствовать себя и Расима как одно неделимое целое? Может, прошла минута... а может быть, полторы минуты...

Или, может, прошло даже две минуты, - боль в попе Расика уменьшилась, окончательно притупилась, свернулась-скукожилась, и Расик, глядя Д и м е в глаза, непроизвольно шевельнул навстречу ему, Д и м е, бёдрами - снизу вверх; это вышло непроизвольно, но и призывно - одновременно, и Димка, тут же уловив это встречное движение, сердцем и телом понял его как "можно" - как разрешение... содрогнувшись от кайфа, Димка сладострастно шевельнул, колыхнул - снизу-вверх-сверху-вниз - бёдрами...

В гостиничном номере - в залитой электрическом светом комнате - два парня на разобранной постели, на белой простыне, впервые в своей жизни любили друг друга по-настоящему - Димка, нависая над Расиком - опираясь ладонями рук о постель - ритмично колыхал бедрами, скользя своим окаменевшим, сладостью раскалённым членом в горячей, туго обжимающей норке любимого Расика... время от времени Димка, останавливая движение бёдрами, наклонялся над Расиком - жарко, но коротко целовал Расика в губы, в пипку носа, в щеки, в глаза... затем, отрывая лицо от лица Расика, снова возобновлял колыхание бёдрами, - Д и м и н пипис скользил в теле Расима вверх-вниз, и Расику было и больно, и сладко - одновременно...

Было еще не поздно; Димка и Расик, слившись в нерасторжимое целое, в своём номере страстно любили друг друга, а в это самое время в номере своём, сидя на кровати, Ленусик изящной пилочкой обрабатывала ноготки, рассказывая девочкам, Маришке и Светусику, в каких шикарных магазинах она была этим летом, когда с мамой и папой гостила у тёти Наташи в другом, таком же большом и не менее героическом городе... было ещё не поздно, и в эти самые минуты Серёга, то и дело заглядывая в листок с переведёнными Димоном некоторыми не совсем понятными командами, осваивал лицензионную нерусифицированную программу, предназначенную для конвертирования видеофайлов в телефонный формат...

Было ещё не поздно, и Толик в эти самые минуты, лёжа на кровати поверх покрывала, на своём сотовом телефоне, подключенном к интернету, рассматривал трах пышногрудых блондинок с черными парнями-африканцами, предвкушая, как перед сном он пойдём в душ и там, под шум воды, снова всё это сладко представит - вообразит, энергично двигая рукой... было ещё не поздно, и братья-близнецы в эти самые в своём номере дружно уминали за всё шесть щек предварительно разрезанный на три равные части пышный торт, который они купили в кафе на шестом этаже... было ещё не поздно, и девушка эмо, она же девушка Петросян, на своём сотовом телефоне в эти самые минуты читала статью о культуре периода Эдо - культуре Гэнроку... ещё было не поздно, и Зоя Альбертовна в эти самые минуты инструктировала по телефону мужа, как надо правильно сжарить курицу - чтоб было вкусно...

Было ещё не поздно, - нависая над Расимом, пятнадцатилетним школьником-девятиклассником, шестнадцатилетний старшеклассник Димка ритмично двигал задом, скользя сладко залупающимся членом в глубине Расимова тела... во всем мире была осень, и осень была в Городе-Герое, и только в одном из номеров одной из гостиниц Города-Героя было п я т о е в р е м я г о д а - время первой, юной, упоительно сладкой любви... время любви в её самой действенной и потому самой сладостной стадии - стадии телесного воплощения...

Оргазм, как это бывало у Димки часто во время его предыдущих грёз, когда он себя не контролировал, накатил внезапно: упреждающе сладко кольнув в глубине тела, стремительно, неудержимо нарастая, сгусток нестерпимой сладости, подобно сгустку вселенной, взорвался у Димки в промежности, разлетевшись в разные стороны миллиардами невидимых звезд-осколков, - содрогнувшись от фантастической сладости, Димка в ту же секунду почувствовал, как из члена его в огнедышащий жар Расимова тела неудержимой, стремительной лавой вылетела сперма...

От небывало кайфа Димка замер - закрыл глаза, ощутив-почувствовав, как за первой струёй извергнутой спермы по стволу члена пронеслась-пролетела струя вторая, и вмиг образовавшаяся пустота в Димкиной жаром набухшей промежности тут же заполнилась - отозвалась - всплеском остро полыхнувшей боли... так было всегда, когда Димка кончал сладко-сладко, а теперь он кончил не просто сладко, а фантастически сладко! - содрогнувшись, Димка замер, упиваясь мигом оргазма, и Расик, почувствовав, как внутри его тела стало ещё горячее, понял, что Д и м а кончил... в него кончил, в Расика... спустил ему, Расику, в попу! Открыв глаза, Димка посмотрел на Расима шумяще счастливым, от наслаждения чуть затуманенным, словно подёрнутым дымкой, взглядом...

- Расик... - прошептал Димка... и тут же, не зная, что сказать ещё - не вынимая член из Расимовой попы, он порывисто наклонился к Расиму, страстно и горячо - благодарно - поцеловал его в губы. - Расик... я люблю тебя, Расик! - прошептал Димка, целуя Расима в губы, в глаза, в пипку носа - Я люблю тебя... люблю... люблю... люблю...