Пятое время года. Часть 19-13

Димка целовал Расима в губы, в щёки, в глаза, в пипку носа, целовал страстно, порывисто и благодарно, и Расим, ощущая, как медленно ослабевает распирающая, несгибаемо твёрдая окаменелость Д и м и н о г о пиписа у него в попе, и вместе с тем продолжая чувствовать приятную заполненность своей попы отстрелявшим Д и м и н ы м пиписом, млел от счастья, - ему, Расику, было приятно... во всех смыслах было приятно! И слова Д и м и н ы "люблю... люблю... " не вызывали у него, у Расика, ни какого-либо внутреннего протеста, ни или хотя бы малейшего несогласия, как это было всё предыдущее время, когда Д и м а ему, Расиму, говорил "люблю", - Расик, лёжа с Д и м и н ы м пиписом в попе, улыбался, лучисто щурился, закрывая от кайфа глаза... он, Расик, понятия не имел ни про Димкино п я т о е в р е м я г о д а, ни про цветение сакуры...

Но разве от этого он, пятнадцатилетний Расим, был менее счастлив? Братья-близнецы, кстати, в эти самые мгновения тоже были совершенно счастливы - были счастливы, сожрав на троих немаленький торт... но разве это было сопоставимое счастье - счастье Расима и счастье его трёх одноклассников? Хотя... у каждого счастья свои координаты - у всех людей своё представление о счастье, о дружбе, о любви... in varietate unitas - единство в разнообразии! Не навязывать никому - ни силой, ни ложью - свое представление о счастье, о дружбе, о любви... не в этом ли главная добродетель?

Мир прекрасен разнообразием... а между тем, сколько сейчас нашлось бы желающих втоптать Димку и Расика в грязь, выставить их на всеобщее осмеяние, сделать из них изгоев или даже заклятых преступников, если б они, Димка и Расик, не посчитали нужным скрывать свое упоительное счастье... ау, нестриженые козлы! Не вашими ли пастушескими усилиями, предпринимаемыми на протяжении не одного столетия, сам воздух пропитался тлетворным ядом вашей ненависти к счастью до такой степени, что счастье братьев-близнецов для многих будет выглядеть предпочтительнее - н р а в с т в е н н е е - счастья Расима?

Впрочем, это так, к слову... потому как ни Димка, ни - тем более - Расик в эти сказочные минуты упоения своим счастьем ни о козлах, ни о ленусиках-светусиках, ни о братьях-близнецах не думали вообще: их, всех скопом, ни для Расика, пятнадцатилетнего школьника-девятиклассника, ни для Димки, шестнадцатилетнего старшеклассника, в эти минуты просто-напросто не было - не существовало! А было - что? Был номер в гостинице, залитый ярким электрическим светом, за окном которого была весна... была разобранная постель... был тюбик с вазелином... и были они, Д и м а и Р а с и к, в этом гостиничном номере - друг для друга... друг для друга - больше ни для кого! Было п я т о е в р е м я г о д а...

Оторвав свои губы от лица Расима, Димка секунду-другую смотрел Расиму в глаза, осознавая - для себя лично! - значимость произошедшего... затем, отстранившись от Расика - двинув всем телом назад, Димка коротким движением извлёк из Расимовой попы член, - чуть обмякший Димкин пипис, похожий на упруго толстую сардельку, выскользнул из ануса легко, и Димка, тут же опустив глаза вниз, увидел, что вазелин приобрел коричневатый оттенок... он, Димка, перед введением члена в попу, смазывал вазелином одну лишь головку, а теперь этот светло-коричневый, неравномерно распределённый оттенок покрывал весь член полностью - от головки до основания... в комнате, едва Димка извлёк из попы член, вмиг запахло коричневым вазелином, смешавшимся в глубине Расимова тела с его, Димкиной, спермой, - в комнате возник специфический запах завершенного анального секса...

Быстро подхватив свой носовой платок, который, как оказалось, он положил предусмотрительно рядом с Расимом, Димка тут же накрыл платком член, спрятал его, одновременно вытирая его - свой толстый, упруго-мягкий член - от смеси спермы и вазелина... от Расима не ускользнула эта Димкина торопливость, - едва пипис Д и м ы выскользнул из попы, Расик тут с чувством приятнейшего облегчения опустил ноги, одновременно с этим глядя, как Д и м а вытирает свой скрытый носовым платком пипис; у самого Расика, пока Д и м а его, Расика, трахал, пипис тоже слегка обмяк - не совсем обмяк, как это бывает, когда напрочь уходит возбуждение, не сжался-скукожился, а именно обмяк, потеряв несгибаемую твёрдость, и не более того...

Носовой платок, оказавшийся рядом как нельзя кстати, полетел на пол скомканным комком, - Димка, сияя глазами, посмотрел на Расика, всё так же лежащего перед ним на спине, на Расиков пипис... "теперь Расик меня - как я его" - подумал Димка, чувствуя радостное предвкушение... елы-палы, до чего же всё это было классно!

- Расик... - тихо проговорил Димка, лучась влюблёнными глазами... и тут же, ничего не добавляя - ничего не поясняя, ни о чём не спрашивая, порывисто наклонился над пахом лежащего на спине Расима... да и о чём было говорить? Они - два парня, ещё не определившиеся в своих сексуальных предпочтениях - вкусили лишь половину любви, и теперь им обоим оставалось вкусить половину вторую... всё было ясно без слов! И ясно, и обоюдно желаемо...

Наклонившись над пахом Расима, Димка кончиком языка тронул Расиков член в районе уздечки... обхватил обнаженную, ало пламенеющую головку Расимова члена губами... влажно скользнул округлившимся жарким ртом по члену Расима от головки до самого основания... в попе Расима - там, где только что был Димкин член - вновь засвербело от щекотливой сладости, - член Расима, стремительно наливаясь нереализованным желанием, в считанные секунды наполнил Димкин рот окаменелой твёрдостью... он, Расик, был снова во всеоружии - он был всецело готов!

- Расик, давай... меняемся местами! - нетерпеливо выдохнул Димка, соскальзывая губами с моментально напрягшегося Расимова члена. - Теперь ты меня... вставай!

Димка, сместившись на кровати в сторону, потянулся за тюбиком с вазелином, и Расим тут же порывисто, нетерпеливо приподнялся - встал на колени, уступая своё место Д и м е, - они поменялись местами: Димка опустил перед Расиком на спину, в то время как сам Расик оказался стоящим перед Д и м о й на коленях с напряженно вздёрнутым вверх залупившимся членом... конфигурация на постели изменилась с точностью до наоборот!

- Расик, на... мажь свой пипис! - Димка протянул Расиму тюбик с вазелином... собственно, подсказывать что-либо Расиму, возбуждённому пятнадцатилетнему парню, никакой необходимости уже не было: он, Расик, видел, как это делал Д и м а, и теперь точно так же он выдавил на головку своего члена вазелин, точно так же размазал вазелин по головке пальцем. - И там... - Димка так же, как до этого Расим, вскинул вверх разведённые в стороны ноги. - Смажь мне там тоже...

Ягодицы Димкины распахнулись - раздвинулись, разошлись в стороны, открывая перед взором Расима обрамлённый черными волосами Д и м и н вход... старшеклассник Д и м а - Димон, вокруг которого в школе постоянно увивались симпатичные девчонки, который на равных тусовался со старшими парнями и чей авторитет в школе среди пацанов был весом и непререкаем - только что трахнул, натянул в попу Расима и теперь лежал перед ним, перед Расимом, в ожидании ответного траха... не сверстник-ровесник, не одноклассник, а с т а р ш е к л а с с н и к Д и м а лежал перед ним, перед Расимом, с подставленной для траха попой, и у Расима невольно мелькнула мысль, что он, Расим, даже в самом своём фантастическом сне ещё пару дней назад ничего подобного не мог даже представить - не мог ни представить, ни вообразить, ни даже о чём-то подобном просто подумать... как всё - всё! - в жизни может быть непредсказуемо... офигеть!

Д и м а лежал перед ним, перед Расимом, с распахнувшимися ягодицами, и Расик, выдавив на палец вазелин, осторожно прикоснулся пальцем к тёмному кружочку туго стиснутого Димкиного входа, почувствовав, как под скользкой подушечкой его пальца дрогнули, нетерпеливо сжались мышцы девственного ануса, - Расик, круговым движением пальца водя по кружочку, быстро смазал вазелином Д и м и н вход...

- Расик, возьми... на тумбочке чистый платок возьми - вытри пальцы от вазелина... - подсказал Димка.

- Ага, - отзываясь, выдохнул Расим; он так же точно, как Димка, вытер пальцы от вазелина... и хотел уже бросить платок назад - на тумбочку, но Димка, протянув руку, упреждающе прошептал:

- Дай сюда! - потому как он, Димка, уже знал, что этот платок пригодится им ещё раз.

Расик ворвался в Димку нетерпеливо, страстно, горячо - одним махом вогнал в Димкину попу свой немаленький, окаменело твердый член, и Димка, невольно дёрнувшись, от боли закусил нижнюю губу, - член Расима в одно мгновение заполнил Димкино тело тупой распирающей болью, как если бы в Димку - аккурат между ног - вогнали-ввели деревянную скалку, обернутую горящей наждачной бумагой: горячая боль тупо опалила Димкину промежность... но ведь это же был не кто-нибудь, а это был Расик - любимый Расик! И ему, любимому Расику, было сейчас - вне всяких сомнений! - в кайф... разве он, Димка, не об этом мечтал, мастурбируя дома в своей постели?

Разве он, изнемогая от кайфа в одиночестве, не об этой взаимности грезил? И мечтал он, Димка, и грезил... радостная, ликующая мысль, что Расик в нём - что это Расиков член распирает его изнутри, вмиг притупила боль, потому что и осознание, и ощущение любимого Расика в себе было в сто крат сильнее любой боли... боль не исчезла - не испарилась и не пропала, но она потеряла свою остроту, она отступила, словно ушла на задний план - боль, опалившая промежность, стала-сделалась фоном для удовольствия, для наслаждения, для кайфа... разве любовь не творит чудеса?

Между тем, Расим, едва его член очутился в Д и м и н о й попе, ощутил-почувствовал такое небывалое, почти сказочное удовольствие, что у него, у Расима, на мгновение спёрло дыхание, - член, вскользнувший в тугое, жаром обжимающее отверстие Димкиного зада, словно очутился в невесомости, но невесомость эта была ощутима - она обтягивала, стискивала, обжимала... член, оказавшийся в Д и м и н о й попе, вмиг превратился в пылающий сгусток небывалого, сладко знобящего наслаждения, и Расим, уже ни о чём не думая - ощущая-чувствуя неодолимое желание двигать членом в горячей, жаром обжимающей н о р к е, ритмично заколыхал вверх-вниз голым задом...

Какое-то время в комнате слышалось лишь прерывистое, сладострастное сопение содрогавшегося от кайфа Расима, - нависая над Димкой, Расик уверенно, с упоение двигал задом, и ягодицы его то сжимались, то расходились в стороны - раздвигались-приоткрывались... когда ягодицы приоткрывались, было видно, как между ними сочно блестит в электрическом свете вазелином намазанный тёмный кружочек... словно он, Расим, сладострастно двигая попой, темным блестящим глазом кому-то подмигивал - словно кого-то он этим кружочком-глазом весело, дерзко, задорно дразнил, - двигая попой - скользя своим жаром обжатым членом в попе Д и м ы, Расик с каждым невозвратимым мгновением приближал свой первый - в т а к о м формате - оргазм...

Димка, содрогаясь под Расиком от толчков, вскинул вверх руки - обвил руками шею Расика, потянул его, Расика, на себя... он, Димка, хотел поцеловать Расима в губы, но, прервав колыхание задом - порывисто приблизив своё лицо к лицу Димки, Расим совершенно неожиданно сам накрыл Димкины губы губами своими... он, Расик, сделал это спонтанно, непреднамеренно, неожиданно для себя самого! Губы Расима жарким кольцом обхватили губы Д и м ы - Расим, выставив вверх распахнувшийся зад, жадно, страстно всосал Димкины губы в свой жаром пышущий рот, скользнул, задыхаясь от наслаждения, упругим горячим языком по языку Димки... и в это мгновение его, Расика, настиг оргазм!

Где-то в промежности - под сочно блестящим кружочком - вмиг возникла, мгновенно набухла горячим сгустком невыносимо зудящая сладость и тут же, мгновенно созрев, рванула, разорвалась миллиардом невидимых искр-иголок, огнём опаливших промежность, - Расим, конвульсивно дёрнувшись - выпустив Димкины губы из губ своих, ощутил, как внутри его члена стремительно прокатилась, пронеслась извергаемая в Д и м у сперма... офигеть, как сделалось хорошо! Невообразимо, сказочно хорошо! Поняв, что Расик кончает, Димка, тут же порывисто приподняв голову, накрыл рот Расима ртом своим - горячо и страстно Димка засосал кончающего Расима в губы... офигеть, как это было классно - как было всё это упоительно сладко!

Член Расима уже стал медленно ослабевать в Димкиной попе, а Димка сосал и сосал Расима в губы - он, Димка, никак не мог оторваться от сладких губ... наконец, выпустив губы Расима из губ своих, Димка лёгким движением оттолкнул, отстранил Расима от себя; Расик послушно подался всем телом назад, член его выскользнул из Димкиной попы, и Димка, тут же нащупав лежащий рядом носовой платок - опуская ноги, порывисто приподнялся, - широко раздвинув полусогнутые в коленях ноги - сев перед севшим на ноги Расиком, Димка стал быстро вытирать платком липкий Расиков член... опустив голову - не возражая, Расик молча смотрел, как Д и м а стирает с его пиписа коричневый вазелин, - в комнате вновь возник запах спермы и изменившего цвет вазелина - запах мужского анального секса...

Да, сплошь и рядом бывают случаи, когда парни или мужчины вставляют свои вожделеющие пиписы в анал женщинам или девчонкам - трахают в зад не парней, а их, пышногрудых блондинок-брюнеток, но и в таком формате - в формате "парень-девчонка", "мужчина-женщина" - при всей вроде бы явной, очевидной гетеросексуальности полового акта этот зигзаг мимо женского лона прямо или косвенно свидетельствует лишь об одном - о более-менее осознаваемом или, наоборот, подсознательном - латентном - желании парня или мужчины трахать-любить себе подобного, то есть парня или мужчину... парни или мужчины, вставляя пиписы в женский анал, таким образом сублимируют глубинное - часто латентное - желание трахать-любить партнёра своего пола... потому что анальный секс - это прежде всего секс мужчин; зигзаги в анал брюнеток-блондинок - лишь сублимация, - потому и поплыл по комнате запах не просто анального секса, а запах м у ж с к о г о анального секса... через минуту смятый в комок липкий платок полетел на пол.

- Расик, ложись... - проговорил Димка, сдвигаясь в сторону - уступая рядом с собой место Расиму. - Чуток полежим - и пойдём в душ... да?

- Да, - словно эхо, отозвался Расим.

Какое-то время они, два обнажённых парня с заметно припухшими, чуть потемневшими пиписами, молча лёжали друг против друга - смотрели друг другу в глаза; они оба чувствовали полное сексуальное удовлетворение, оба ощущали приятную - лёгкую - опустошенность в своих промежностях... нежно глядя на Расика - на бесконечно любимого Расика - Димка думал о том, что теперь он, любящий Димка, самый счастливый человек во всей необъятной вселенной, - Димка сам не знал - сам себе не мог объяснить, почему анальный секс с Расимом для него, для Димки, с самого начала его вспыхнувшей, вмиг разгоревшейся, незримо заполыхавшей любви был наполнен сакральной значимостью, но в своих сладких грёзах-фантазиях Димка неизменно трахал любимого парня в попу, и теперь, когда э т о произошло, когда э т о осуществилось уже в фантазиях, а в реале, у него, у Димки, вдруг появилось, внезапно возникло стойкое ощущение, что Расик - любимый им Расик - его любовью не просто наполнился в виде спущенной в попу спермы, а он, то есть страстно любимый Расик, его бесконечной любовью словно бы освящен, оплодотворён...

Это было и странное, и вместе с тем необыкновенно приятное, сладостное ощущение - думать так, глядя на самого лучшего в мире парня, - Димка смотрел на Расима, и ему, Димке, казалось, что теперь он любит Расима ещё сильнее, ещё крепче, еще нерасторжимее... кайф от этих сладостных мыслей был ничуть не меньше, чем упоение-наслаждение от самого секса, - Димка смотрел на Расима - не бесконечно любимого Расика, думая о том, что он, любящий Димка, теперь самый счастливый человек на свете...

А Расим, глядя на Д и м у, в свою очередь думал о том, что ему, Расиму, рядом с Д и м о й необыкновенно, необыкновенно хорошо - душевно сладко и хорошо... ещё вчера - ещё ничего об этом не зная, в силу своей наивности он, Расик, думал-предполагал, что э т о г о делать никак нельзя, что им, двум обычным простым парням, потом за т а к о е будет стыдно, но сейчас он лежал на постели с Д и м о й в залитой ярким светом комнате - он смотрел Д и м е в глаза, и... он, э т о познавший и э т о вкусивший Расик, глядя Д и м е в глаза, не испытывал ни малейшей капельки хоть какого-то внутреннего стыда или внутреннего смущения... стыдятся чего-то плохого, а Расику было сейчас хорошо... ну, а разве можно стыдиться того, что д е й с т в и т е л ь н о хорошо?

- Расик, а ты ведь вчера меня обманул... - Димка, прерывая молчание, улыбнулся - хитро прищурился радостным взглядом счастливых глаз.

- В чём я тебя обманул? - во взгляде Расима вмиг отразилось недоумение... даже глаза у него, у Расика, чуть округлились - от неподдельного недоумения.

- Ты мне, Расик, сказал, что ты не умеешь целоваться, а сам меня так сейчас засосал, что я чуть не умер от кайфа... на фига ты меня обманул? - Димка, глядя на Расима - любуясь Расимовым недоумением, тихо засмеялся.

- Дима, я правда... я правда не умею! Так получилось... ну, то есть, само получилось! - Расик, невольно оправдываясь - словно сам удивляясь, что "так получилось", чуть растерянно улыбнулся.

- Нет, Расик, нет! Ты меня обманул! - горячо, напористо выдохнул Димка, подавшись всем телом к Расиму. - Честно признайся...

Поняв, что Д и м а дурачится - что Д и м а шутит, Расим весело рассмеялся:

- Честно! Я не умею...

- Да? Не умеешь? А ну... поцелуй меня! - Димка, скользнув ладонью по спине лежащего на боку Расима, страстно прижал парня к себе - вдавился своим пиписом в папис Расима, ощущая ладонью упругую мякоть любимой Расимовой попы. - Поцелуй меня...

- Я не умею! - повторил Расик, вновь рассмеявшись; рука Расима непроизвольно - сама собой - оказалась на Димкином бедре.

- Вот! Поцелуй меня... поцелуй неумело - чтоб я убедился, что ты не умеешь! - жарко выдохнул - горячо, настойчиво прошептал - Димка, приближая свои губы к губам Расима.

- Дима... ну, правда! У меня не получится...

- Расик, целуй... всё получится!