Тетя Галя

Это случилось давно. Было мне тогда лет семнадцать, и я путешествовал автостопом в глубинке подобно героям Керуака. Меня манила дорога: проносящиеся за стеклом автомобиля поля и дома, бесконечные шоссе, ветер, бьющий в лицо, ожидание на обочине с поднятой рукой. Новые города, новые люди, которых было столь много, что я их уже не запоминал. У меня было много свободного времени, за моими плечами были километры, и я хотел ехать всё дальше и дальше, но внезапно всё оборвалось. Сейчас я описываю всё произошедшее со спокойствием, ибо уже свыкся с тем, что произошло, но тогда это перевернуло всё. Абсолютно всё. Жизнь изменилась. В один из августовских дней я остановился в доме некоей тети Гали - так она просила себя называть. Полная, одиноко живущая женщина лет сорока часто сдавала комнату автостопщикам, как она мне сказала.

Я уж не помню, как добыл её адрес, но помню, что по приезду к ней упал на кровать и проспал мертвецким сном часов двенадцать от усталости, а на следующий вечер пошел прогуляться по окрестностям. Город был тихим и уютным, со старыми одноэтажными домами, разбитыми дорогами и печатью запустения во дворах. Вернувшись, я обнаружил на столе приготовленную еду и немного алкоголя. Тетя Галя оказалась очень гостеприимна. Не могу сказать, что я горел желанием общаться с ней, да и с кем-либо в тот вечер, но и обижать хозяйку дома не хотелось. Я рассказывал о своих поездках, мы пили с ней сладкую наливку домашнего изготовления, кажется, на рябине, после чего меня потянуло в сон, и я, извинившись, снова отправился спать в свою комнату.

Проснулся же я оттого, что почувствовал во рту нечто инородное, какую-то тряпку, мешавшую говорить, и кто-то при этом хлопал меня по щекам. Оказалось, тетя Галя. Еле-еле я раскрыл глаза, сфокусировал свое внимание на её пухлом лице, а когда попытался повернуться, то обнаружил, что мои руки и ноги привязаны к ножкам кровати. И вообще я лежу зафиксированный как на операционном столе, с широко раздвинутыми ногами, а тетя Галя стоит рядом и смотрит так по-доброму и при этом как-то очень неуютно. На ней были только трусы, а в руке поблескивало лезвие ножа.

Я что-то промычал, закрыл и снова открыл глаза, подергал руками. Нет, это не сон.

Стало страшно.

- Мне нужны твои яйца. - внезапно обратилась она ко мне.

Спросонья я не понял, что происходит, замотал головой и попытался что-то сказать, но лишь прогудел в тряпку. Попытался изогнуться и задергал ногами, отчего кровать подо мной затряслась. Тетя Галя наклонилась:

- Не дергайся.

И я почувствовал, как её ладонь сжимает мою мошонку. Какая горячая рука. Она сдавила мне яйца, вызвав волну удовольствия, хотя страх только усилился. Она внимательно смотрела мне между ног, сжимая и разжимая руку. Я почувствовал, как твердеет мой член и снова что-то прогудел. Тетя Галя, которая определенно оказалась ненормальной, навалилась на меня своей необъятной теплой грудью и горячо зашептала:

- Какой непокорный мальчик: Ничего, щаз кастрирую, будешь выхолощенный и мягкий. Я как тебя увидела, сразу захотела тебе яйца отрезать. Такой сочный, такой молоденький: Не бойся, я умею это делать. Всех мальчиков надо кастрировать. Всех. Яички вам повыдергивать и гуляйте, кастратики... Будешь спокойным, на девочек дрочить не будешь, ещё спасибо мне скажешь. От девчонок одни неприятности. Мозги затуманиваются, спермочка давит... А у тебя ничего давить не будет, яйца щаз отрежу и сразу легко станет. Кастрату пизда женская не нужна, кастрату ни одна девица голову не вскружит. Будешь благодарить меня, когда поймешь, как легко евнухам живется.

Что вообще происходит? Я вдруг понял, что у неё не все дома, и ощутил ужас от своей беспомощности.

Чокнутая хозяйка выпрямилась и поднесла руку с ножом к моим причиндалам. Я почувствовал резь в мошонке - это тетя Галя начала вскрывать мне её, словно какому-то поросенку. Боль усиливалась, и в какой-то момент стала невыносимой. Я изогнулся. А потом её толстые пальцы проникли внутрь и сжали мои семенники. Я взвизгнул, затряс бедрами, пытаясь убежать от её рук, но она вытащила их наружу и сжала в кулаке. Мои яйца! Мои бедные маленькие яйца! Я чувствовал лезвие ножа, отсекавшее их от моего тела, я стонал в тряпку, боль выкручивала меня. Всё произошло быстро. Галя просто отрезала их словно обычному коту и заткнула мне мошонку какой-то тряпкой, пока я мычал нечто невразумительное, закатив глаза от боли и изгибаясь.

- Щаз кровь остановится. - услышал я её голос. Она стояла рядом, смотря на мое тело. Яйца мои остались в её руке. Это было очень странное чувство, прорывавшееся сквозь физическую боль - осознавать, что рядом с тобой стоит женщина и держит твои яйца. Отрезанные яйца. Она отвязала мои ноги, и я подогнул их к животу. Так стало легче. Боль утихала. Потом Галя отвязала мои руки, накрыла меня покрывалом, выключила свет в комнате и ушла. А я лежал, скрючившись, и медленно приходил в себя. Через час она пришла, вытащила тряпку у меня между ног и воткнула на её место новую. Я чувствовал, что кровь больше не идет. Я вытянул ноги и постепенно впал в дремоту.

На следующий день я смог подняться. "Видишь, как быстро заживает? - говорила мне Галя. - Как у котика. " Она кормила меня с ложечки, словно младенца, принеся еду с кухни. Я хотел её ударить, но был слишком слаб, трудно было даже руку поднять. Я проспал два дня, а потом смог встать. Широко расставив ноги, поддерживаемый под локоть тетей Галей, я дошел в итоге до ванной, где долго смотрел в зеркало на свой сморщенный член, одиноко и бессильно висевший между ног. "Привыкнешь", сказала она и двумя пальцами его подергала. Несколько дней я ходил голым по дому, слегка расставляя ноги, пока моя мошонка заживала. Я не верил в происшедшее. Яиц не было. Мошонка висела пустым мешочком. Член не вставал. Это было ужасно. Настолько ужасно, что просто не укладывалось в голове. И при этом я почти ничего не чувствовал. Просто тупая вялость внутри. "Ну и куда ты побежишь жаловаться?" - говорила мне тетя Галя, разглядывая мою безъяичность. - "Хочешь, чтоб все узнали?" И она была права. Не мог же я допустить, чтобы люди знали, что я теперь скопец.

Тетя Галя же меня успокаивала своеобразным способом:

- Это не страшно - быть евнухом. Это пока яйца есть, боишься кастрации, а когда яйца отрезаны, уже и беспокоиться не о чем. Писька висит намертво, и бабу не хочется. Зачем кастрату женщина? Вялым хуем о пизду тереться? Вставить не можешь, кончить не можешь, только лизать разве что остается. Ты вот теперь кастрат, и ебаться тебя наверняка не тянет. Без яичек девки не нужны.

И надо признать, она была права. Похоть в моем теле исчезла. Меня тянуло к женскому телу, но это было нечто другое. Гораздо слабее и не настолько сконцентрированное в члене. Член мой умер и совсем перестал твердеть. Казалось, что он даже усох и в размерах стал меньше. Тетю Галю эти метаморфозы чрезвычайно возбуждали. Каждый день она просила меня стать с раздвинутыми ногами над табуреткой, на которой стоял тазик с теплой водой, и мыла мою промежность. Долго, сладострастно. На покрасневшем лице её читалась похоть. Её горячие руки мяли мой мягкий членчик и пустой съежившийся мешочек, который она оттягивала и растирала пальцами. Я подрагивал от удовольствия, а она шептала:

- Мой кастрат. Кастратик... Мой евнух. Кастрировала я тебя, яички вынула и всё, не мальчик ты больше. Евнух. Нравится быть евнухом? Между ног теперь спокойно, да? Пипка вон какая мягкая висит. На девочек больше у тебя не встанет. Я сама тебе яйца отрезала, сама. И ты теперь евнух. Как мне нравится так тебя называть... Я твоя кастраторша, а ты - евнух. Кастрированный евнух!

Она определенно была сумасшедшая, моя тетя Галя. Уж не знаю, когда у неё поехала крыша на почве отрезания яиц, но кастрация возбуждала её неимоверно. Она словно сошла со страниц какого-нибудь садо-мазо романа или депрессивного творения о мужененавистницах. Только в её действиях не было злобы, а лишь чистое вожделение. Её возбуждало думать об этом, говорить об этом. И я, конечно, был не единственным её пациентом. Где-то через неделю после моего оскопления она предупредила меня, что будут гости, и чтобы я оставался в своей комнате. Где уж она нашла этого извращенца-мазохиста, не знаю, но пришел он добровольно и сам. Я не выдержал и подглядывал из коридора сквозь приоткрытую дверь, как она разложила его на кровати, приказала раздвинуть ноги, обезболила мошонку и стала отрезать яйца. Я засунул руку в штаны и теребил свой мягкий член, сдавливал головку, подглядывая за тем, как она кастрирует. Надо признать, меня это заводило, хоть и ужасало. Я смотрел на него и вспоминал себя наего месте.

Извращенец охал и дергался, а она шептала в полумраке, упиваясь своими словами: "Ах ты мой маленький евнух. Нравится, да? Хочешь женщин языком обслуживать в качестве евнуха? Хочешь, чтобы женщины смотрели на тебя презрительно, как на евнуха? Ты хочешь показывать теткам свой убогий кастрированный член и слышать их смех? Я знаю, что ты мечтаешь сидеть среди голых баб и чтобы они видели, что ты кастрат и смеялись над тобой. Вокруг голые бабы - а ты евнух. Щаз я тебе это устрою. Щаз я тебя кастрирую. Яйца тебе отрежу, чтобы ты ничью пизду больше не смог трахнуть. Пришел к тете Гале за кастрацией? Ну так тетя Галя тебе поможет. Подрежу тебе всё ненужное, чтобы с девками ничего не мог, как настоящий кастрат. "

Она явно кайфовала даже от самих этих слов. Я давно заметил, что ей нравилось даже просто произносить всё это. Во время этого мелодичного бормотания она вскрыла бедняге мошонку и вытащила яйца, которые через некоторое время отправились в миску, стоявшую на стуле у кровати. Я досмотрел представление до конца и ушел из коридора в свою комнату, где долго лежал, глядя в потолок и теребя свой бессильный половой орган. На следующий день новоиспеченный кастрат отправился, ковыляя враскорячку, восвояси, а тетя Галя показала мне банку, на дне которой лежали два маленьких мужских яйца. Они были залиты то ли спиртом то ли формалином, сейчас я уже не помню. Баночку она поставила в шкафчик, где стояло ещё несколько - в том числе и с моими бубенцами. Я был у неё не первый. И уж точно не последний.

Я никак не мог осознать, что мои половые функции мною утрачены, и до сих пор ходил как в тумане. Пребывание в её доме затянулось на пару недель, понятное дело, что никуда дальше автостопом я не поехал. Мне нужно было осмыслить происшедшее. Это было слишком шокирующе - стать бесполым. Помню, как я сидел в ванной, теребил свой безвольно поникший мягкий член и повторял про себя "Кастрат! Кастрат! Кастрат!" Я кастрат... Я намыливал себе мошонку, висевшую тонким пустым мешочком, сжимал пальцами головку и пытался подрочить свой безжизненный хуй. Представлял себе женские груди и жопы, перед моими глазами вставали сочные влагалища, но возбуждение не наступало. "Бесполезно" - сказала мне тетя Галя, обнаружив меня за этим занятием в ванной. Двери в её доме на защелки не закрывались. Она зашла в одном халате и бесцеремонно потянулась рукой к моей промежности.

- Дай его сюда.

Ох, тетя Галя, какая же ты извращенка.

Даже под её теплыми пальцами мой член остался мягким.

- Нет смысла его дрочить. Член мертв. Ты кастрирован. Ты евнух. Евнух! Забудь про баб. Ты теперь на женщин будешь смотреть как кастрат. Ни одна пизда не заставит подняться твою евнушачью письку. Скопцом теперь будешь жить безъяичным. Ты безмудый выхолощенный скопец, петух безъяйцевый. Петух-кастрат. Так что привыкай быть евнухом.

Она раскрыла халат у себя на груди и обнажила свои отвисшие сиськи.

- Лучше не грусти, а иди сюда.

И я зарылся лицом в её грудь, вдыхая аромат дешевого одеколона и ощущая её пальцы на своей пустой мошонке.