Прозревший Эдип (11 часть)

Я посмотрел на её лицо. Глаза у мамы были закрыты. В темноте на экране уже дочка трахалась с отцом. Я встал. - Мам, - ты хоть полюбуйся! – ёрнически воскликнул я, выпятив живот и покачав вздыбленным хоботом. – Видишь, как ты ему нравишься! Это он на тебя так встал! Мама, открыв глаза, засмеялась и схватила его рукой. Я завилял бёдрами, желая выскользнуть, мама же, открыв рот, пыталась поймать член губами. Так мы, смеясь, играли некоторое время, пока мама не шлепнула меня по ягодице: - Ну?! Долго будешь дрыгаться? Я остановился. - Я тебе маленькому почти год подставляла сосать сиську, - заслужила я после этого право хоть минутку спокойно пососать твою письку?!. – игриво-строго прикрикнула мама. Что ж, - справедливо; тут мне нечего было возразить, и я покорно отдался наслаждению. Мой ствол до середины исчез у мамы во рту. Глядя на неё сверху вниз, я вдруг решил поинтересоваться: - Мам, а ты папе тоже так делаешь? - Угу-у… - промычала мама, чуть кивнув. - Смотри, мам… - прошептал я. Она оторвалась от члена и взглянула на экран. Там великовозрастный «сын», прилепившись к дряблой заднице Хельги, стремительно вгонял в неё свой инструмент. - Вот видишь! Вот это можно сказать, что сын действительно любит маму! – слова мои прозвучали несколько фальшиво – я их мысленно повторял много раз, когда мастурбировал наедине с собой и заэкранной Хельгой, но мама вряд ли почувствовала, что я просто «накручиваю» себя. Она взглянула на меня снизу вверх недоверчиво, и принялась массировать мой член рукой. - А тебе Валентина Михайловна так делала? – вдруг спросила мама. Я не понял, что она имела ввиду – дрочила ли мне Валентина руками, или сосала ли? - Ты, может, ляжешь? – спросил я, упирая руки в бедра и глядя, как мама, крепко обхватив, с удовольствием накачивает в кулаке кусочек моей плоти. Она откинулась назад, я подложил ей под голову подушку, так, что она приняла полулежачую позу. Сейчас мне, в отличие от прошлого раза, захотелось полизать у неё. Опустившись на пол возле кровати, я раздвинул маме колени и задрал подол. - Ты чего? Но я уже нырнул в её шерстистую, как зимний носок, промежность, и слёту лизнул –далеко высунув язык, снизу вверх, как влажной шершавой лопаточкой. - О-ох!.. Дениска… М-м-м… А ты Валентине тоже так делал? Чёрт! Да что она привязалась с Валентиной! - Денис, а если бы Валентина… - Мам, - ну давай не будем про Валентину! – слегка раздражённо проныл я. - Ну ла-адно!.. – мама замолчала и, закрыв глаза, отвернула лицо в сторону. Неисповедимы пути мысленных ассоциаций – заговорив про Валентину, мама напомнила мне, как она сидела у неё дома на диване голая, поправляя волосы, и как у неё при этом соблазнительно покачивались груди. - Мам, поднимись… - я потянул её за руку. – Сядь… - Ну, задёргал! То ляг, то сядь… Что ты хочешь-то? - Сейчас… Я присел рядом с мамой на кровать, снизу, поддерживающе подложил ладонь под одну из её грудей. Чуть сжав её, приблизил к ней лицо, задев носом теплую кожу, и приоткрытым ртом клюнул сосок. Именно «клюнул», точнее не скажешь; губы мои были раздвинуты, язык нетерпеливо и трепетно лез вперёд. Что я хотел сделать - лизнуть, поцеловать или засосать? А все сразу – мамина грудь неожиданно для меня вызвала желание более сильное, чем даже её вагина. Видимо, всколыхнулся в нервной системе отпечаток из бессознательного сосункового возраста. Ни с чьей другой женской грудью не было так приятно играть, как с маминой. А ведь вроде как у всех, обычная сиська, и получше видали! В чём же секрет? У меня в животе аж прохладно опустевало, как при резком падении, когда я мял мамину грудь, глядя, как под моими пальцами волнами ходит белая плоть, - родная, но запретная. Склонившись, я снова пустил в дело свой голодный рот, елозя кончиком языка по маминому соску, вычерчивая вокруг него языком круги и восьмёрки. Обхватив сосок губами, я задвигал головой, делая как бы микроминет для соска; покусывал, посасывал, тесно прижимаясь к тёплому носом и подбородком, - в наслаждении полностью сосредоточившись на желанном объекте и, наверное, даже мыча или урча от избытка удовольствия. Когда ласкаешь женщину не механически, а с удовольствием, ей это передается, и маму, видимо, тоже пробрало: - О-ох!.. Мм… О-о-ох… - то погромче, то потише и с какой-то страдальческой интонацией начала она постанывать, ощущая моё непритворное упоение ею. - Ху!.. – выдохнул я, оторвавшись, и встал, устав от долгого нахождения в одной позе. Член торчал стабильно и максимально; мама, расслабленно привалившись спиной к стенному ковру и склонив голову к плечу, мутно взглядывала на меня. Я залюбовался и заулыбался: подол комбинашки криво и высоко задран, открывая трогательно полные ляжки и манящий мех, лямки сброшены, и груди, измятые, исцелованные мной, богато расплылись, а руки безвольно раскинуты ладонями вверх… - Ма-ам… как же я хочу-у тебя!.. – от губ, сложенных трубочкой – интонация восхищенно-любовного умиления… Мама откашлялась и, поёрзав (я с восторгом наблюдал, как от ёрзанья комбинашка то натягивается, чётче сквозь мутно-молочную ткань обрисовывая пупок, то загибается складками в сторону, больше обнажая пушистые дамские секреты моей, такой желанной мамочки. Только сейчас я, словно очнувшись и вспомнив про него, заметил, что видик не выключен. От экрана тихонько – звук я сразу убавил до предела – раздавались охи и ритмичное пошлёпывание мужских прелестей да по женским промежностям. Кажется, дошло до того эпизода, где начался семейный групповичок – папаша вспомнил, наконец, свои супружеские обязанности и впрыгнул в жену, а брат чё-то там корячился позади сестрёнки с растрепавшимися волосами, наверное, прицеливая своё дуло в розовую звездочку сестринского ануса. - Что – здесь будем? – мама разгладила ладонью смятое покрывало. - Не, давай лучше на диван пойдём… - я критически взглянул на свою, недостаточно широкую кровать. Мама поднялась, покачнувшись, поправила лямку и шагнула босыми ногами вперед. Я быстренько отключил видик, и мы пошли в зал. Отбросив покрывало с дивана, на котором спала Марина и на котором мы с ней «встречались» (у нас была привычка спать врозь), я вспрыгнул на него, на своё место, у стены. Марина всегда спала с краю. Мама села; я, задыхаясь, жадно касался и поглаживал всё – её гладкие плечи, остро торчащие соски, живот, спину… Мама легла. Я немедленно взгромоздился на её тёплое тело. - Тебе нравится со мной? – спросила мама, глядя мне в глаза. - Конечно! Сейчас я чувствовал себя абсолютно спокойно, не как тогда, когда мы были у Валентины. Сейчас не было дрожи и холодных влажных ладоней. Что ж, - уже успел освоиться с мамой. К хорошему, говорят, быстро привыкаешь… Сев на колени, я взял пенис пальцами и, коснувшись маминых половых губок головкой, повел ею по жирно увлажненным бороздкам кремового цвета, слегка их раздвигая и постукивая вверху, на курчавом пригорке… Член с каждым движением наливался новой порцией возбужденной крови. Приятно! И вам рекомендую – когда будете трахать свою маму, не торопитесь сразу же вламываться в родные ворота, они и так для вас всегда гостеприимно раскрыты. Продемонстрируйте свою любовь к маме, доставьте ей лишнее мгновение радости. - Ну! Игрун какой… - усмехнулась мама, качнув головой и глядя мне в лицо. Я лег на неё, двинув тазом, вник в её, любовно и влажно меня объемлющую плоть, прильнул всем телом. Диван под нами мягко качнулся, отправляясь в путь нежного, ритмичного скольжения. Глаза у мамы были закрыты, нижнюю губу она прикусила. Неторопливо вводя член в её влагалище, я смотрел на её раскрасневшееся лицо. Её всегда считали красивой женщиной, сравнивали с Ларисой Удовиченко. Ну да, похожа… Только несколько располневшая Удовиченко. Красавица моя… Я с удивлением почувствовал прилив не сыновней - хотя и смешанной с ней – нежности… Очень странное чувство… Секс – понятно, но… влюбиться в собственную мать?! Сначала мама лежала неподвижно, но вскоре я ощутил слабое встречное движение её лобка. Вспомнив курсантские будни на плацу, я застыл в позиции «упор лёжа». Теперь только мама двигала тазом. Сопя от напряжения, я всё же позу менять не хотел. Взглянув на маму, я увидел плавающую на её губах улыбку. Она не просто «уступала» капризу сынульки, - она наслаждалась моим пенисом, нанизывая свою трубку и целенапраленно подводя свою плоть к найденному пункту блаженства, в котором скользкая, как маслёнок, головка моего выгнутого члена упоительно отиралась изнутри о не менее скользкую переднюю стенку влагалища. Я на секунду вообразил, - как там, внутри, сейчас всё может выглядеть? Представилась субтропически жаркая, тёмно-красная нора с нежно трепещущими, как гланды, комковатыми, влажными стенками. - Подожди-ка… - прошептала мама, остановившись. – Давай позу поменяем… Мама задвигалась, освобождаясь от меня, я чуть не кончил на выходе, словно пробку из бутылки, выдернув головку из сладкого мышечного бублика малых губ. Выяснилось, что мамина любимая поза – «всадница». - О-о… м-м-м… - вырвалось из неё, когда она придавила мои бёдра к дивану своим внушительным «станком», и её волосатая пасть проглотила мой перчик. Как на подлокотники кресла я положил на её налитые коленки свои ладони, двинул их вперёд, заползая под край так и не снятой комбинашки, и остановил на горячих бёдрах. Двигаясь и издавая сквозь прикушенную губу неописуемый звук, как от боли при ожоге, мама посматривала на меня сверху вниз, а я на неё – снизу вверх. Одна лямка маминой комбинашки съехала, и правая титька раскачивалась свободно. Левая туго, до предела наполняла пазуху комбинашки. Мне же было одинаково приятно сжимать их обе – и, сквозь скользкую ткань комбинашки, увесистую, словно тесто в целлофане, левую, и тёплую, мягкую правую. - Мам, наклонись… - задыхаясь, сквозь ритмичный скрип дивана, попросил я. Мама ехидно и ласково улыбнулась: - Ти моя-то!.. Жарко выдохнув, она нагнула корпус. Я с причмоком облепил ртом крупный шершавый сосок, жалея, что не могу их захватить сразу оба. - М-м… Маменькин сосунок… - сострила мама и выпрямилась. - Ну куда-а?! – разочарованно потянулся я за ней. - Хватит сосать! Большой уже! Это раньше у эскимосов, говорят, в порядке вещей было, чтоб сын у матери до пятнадцати лет титьку сосал… Мы же не эскимосы! И тебе не пятнадцать, а двадцать пять, – притворно-строго заявила мама. Теперь она раскачивалась на моей в струнку вытянувшейся оглобле не вверх-вниз, а вправо-влево. Мамин низ плясал на моих бёдрах, складки комбинашки, упавшие мне на живот, прикрывали то, что за ним творилось. Я приподнял этот «занавес». - Что, - красиво?! – засмеялась мама, тоже взглянув вниз. Кудрявые лохмы с росинками на волосках гуляли, как в штормовой качке, щекоча пах и иногда обнажая блестящий от смазки ствол с напряжённой веной. - О-ох! Денисочка!.. – простонала мама, изменившись в лице. Она запрокинула голову, туловище её изогнулось вбок. На секунду застыв, она, сотрясаясь всем телом и горячо и неразборчиво что-то шепча, опустилась на меня. - О-о!.. О-о!.. – глухо стонала она в подушку сбоку от моего уха. Из меня прыскало в глубину её дергающегося влагалища. Несколько секунд мы лежали неподвижно. Затем мама сползла с меня и опрокинулась на спину, разваливая свои бидоны со всё еще напряжёнными сосками. - Я так хорошо кончила сейчас, - свежим, будто проснувшимся голосом объявила мама. - Я тоже, - ответил я, ложась на бок лицом к маме и подпирая голову рукой. - Поразительно… Не думала, что секс с собственным сыном окажется таким, - она запнулась, ища слово, - …хорошим… особенным! – дополнила она, переводя блестящие глаза с рисунка настенного ковра на меня. - А ты вообще раньше думала про секс со мной? – спросил я. - Ну… как тебе сказать… было дело… Если б не думала, не додумалась бы в итоге до такого! – засмеялась мама, качнув ногой, положенной на полусогнутую другую. - А ты… (я тоже запнулся, не зная, как лучше сказать матери – «дрочила»? «мастурбировала»?)…ласкала себя, думая про секс со мной? Мама помолчала. - Ну, да. - А что ты представляла? Когда это было? Давно? – оживился я. - Помнишь, мы жили вдвоем, когда ты поступал? Я вспомнил: мне было семнадцать, стояло лето. Закончив школу, я отправился в соседний город, поступать в военно-инженерное училище. Там я снял квартиру на время вступительных экзаменов. А моя заботливая мамочка увязалась за мной и настояла, что две недели, пока решается вопрос с поступлением, она будет жить там со мной. Чтоб дитятко регулярно питалось, не просыпало на консультации и не связалось без присмотра в чужом городе с мальчиками-наркоманами и девочками-шалунишками. - И что? - Ну вот, тогда, по-моему, первый раз я… ласкала себя, и думала про тебя. Ты тогда уже большой стал, кавалер, - словно оправдывась, добавила мама. - Расскажи, расскажи! – пододвинулся я поближе. - Ну что рассказывать, Денис? Ну, лежала в постели… ночью… Мама рассказывала, а я всё больше и яснее вспоминал. Вот это дела-а!.. Ну надо же – я, оказывается, прекрасно знал тот случай… потому что я слышал, как мать дрочила! Именно – «слышал»! И сам дрочил, как с цепи сорвавшись! Она, значит, ни о чём так и не догадалась! А дело было так... (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)