Золотые червячки

Папа был хитрым. Хитрый папа — это класс. Никто не узнал, что он выращивал червячков. Золотых червячков. Раньше, в детстве, все мечтали о больших победах. Моя двоюродная сестра собирала шелкопрядов. В будущем она планировала использовать для этого дела негров. Гусеницы на неграх как белые червячки. Червячки сосали бы из негров чёрный сок. Но папа выращивал золотых червячков.

Папа был очень скромным. Он любил нас... Катю, Сеню, маму, бабушку и меня. Но ничего нам не говорил. В комнате, где днём душили цыган, он обустроил аквариум. Но этого никто не видел. Мёртвые цыгане только? Но цыган душили быстро... ведь там была специальная машина. Катя рассказывала, что никто не успевал и пискнуть... так быстро петля затягивалась. Уже когда петля надета, ничего невозможно поделать, так быстро работает электроудав... раз — и всё! Цыган старается глубоко вдохнуть, как водолаз, но умирает очень быстро... электроудав сжимает верёвку, и всё. Цыган писает в штаны и трясёт ногами. У него лицо становится красным-красным, язык высовывается, и смешно пучатся глаза. Ну, это все видели, и мёртвых цыган тоже. Ведь когда они начинают пахнуть по-другому, их увозят. Живые цыгане пахнут не так, как мёртвые. Совсем не так. Некоторым кажется, что похоже, но на самом деле — нет.

Но ведь папа только использовал цыганскую душилку для выращивания золотых червячков. Папа был хитрым. Но даже очень хитрые могут попасться. Из-за этого погибли червячки, и папа не смог сделать что хотел. Дядя Муть напал на него в раздевалке. Дядя Муть не знал про червячков, но у него с папой давно были плохие отношения. Папа не боялся дядю Муть. Папа говорил, что может убить его одним ударом серпа, как он убил Синего и Кабельщика. Но дядя Муть знал про папин серп, и напал на папу в раздевалке. Папа легко бы с ним справился иначе. Но в раздевалке все были голые, и дядя Муть прыгнул на папу и откусил ему нос и кусок щеки. Папа замешкался, и Муть с друзьями повалили его на пол и били железными трубами, пока он не умер. Трубы они заранее развинтили и спрятали у Лёшки Усосова в шкафчике. Потом они нашли червячков, но червячки тогда уже сдохли.

Папа ошибся. Папа буквально обосрался. Папа сдулся как блядь, а?

А Катя в то утро сидела у нас в столовке и ела бланманже. Она медленно слизывала с ложки сладкую кашицу, а взгляд её блуждал по помещению. Она сжала ноги и поёрзала на стуле... буквально снова ей щемяще захотелось. Протолкнуть в свою щелку крепкую лобастую залупу. Насадиться нутром на взбухший мужской мускул и поёрзать. По-новой ощутить мылкий вкус спермы и мускусный аромат лобков и мошонок. Одним хуем Катя никогда не бывала сыта. Она стремилась, чтобы атмосфера вокруг неё сгущалась хуями, и чтобы твёрдые горячие черви протискивались в неё со всех сторон и долбили, долбили, так что сердце словно замирает перед тем как лопнуть. Чтобы слипалась потом глаза, слабели ноги, и хотелось кушать. И чтобы сладко ныло в паху, и больно было какать.

Катя еще не знала, что дядя Муть убил папу и погубил тем самым золотых червячков. Катя позвонила Сене...

— Сень, привет... Как дела?

— О, прет, Катюх... Да се пучком...

— Слу, ты как нащет заняться любовью?

Сеня был завсегда не против.

Через 15 минут он уже подъехал на своём Opel-е.

Они поцеловались.

Стояли и с минуту целовались взасос, облизывая друг другу губы, переплетаясь языками и вдыхая запах слюней. Кто ж не любит целоваться, ёбт?

Потом они поехали к Мигунчику. Там уже собрались... Мопед, Витруха, Зибунок, Могад и Газуго, все молодые ребята, которым едва исполнилось 20, с яйцами, лопающимися от густой молофьи. Сеня сам почти никогда не ебал Катю... только смотрел и надрачивал свой огромный как свая болт. Он раздевался, садился в кресло... мощное тело, стальные мускулы бывшего вольника, толстая синюшная шишка и взгляд змеи... Ребята рвали уздечки — он следил за ходом спектакля. Руководил. Вносил поправки. Поощрял старательных. Карал ослушников.

Поскольку истинный секс не терпит гандонов, спускать Кате во влагалище строго запрещалось. Но не так давно произошёл казус... юный Гонсалес потерял контроль и не успел вынуть. Неумолимый Сеня подскочил к парнишке сзади (рефлексы борца сработали четко), мгновенно взял на удушающий. Дух покинул Гонсалеса вместе с последними каплями семени. Тут надо заметить, что упомянутый юноша приходился дяде Мутю сыном. Вполне очевидно, что дядя Муть решился на месть. О золотых червячках он не имел понятия. Не знали о происшедшей трагедии и собравшиеся в то утро у Мигунчика. Но план у них был тот же... мстить за Гонсалеса.

Сначала никто не подавал вида. Парни разделись, пропустили как обычно по 100 грамм текилы, пустили по кругу косяк. Сеня помог раздеться Кате, усадил её на стол и несколько минут нюхал ей ноги (хуи у парней уже стояли торчком, и на залупах блестели капли смазки). Пока Сеня возился с её ногами, Катя в нетерпении обсосала несколько пульсирующих у её лица поплавков. Семен тщательно вылизал ей ступни и, отъехав в кресле, обнажил свой. Разгоряченные парни обступили сочное тело, Катя охнула... Могад, подобравшись сзади, резко проник своим длинным изогнутым членом в её хлюпающее от смазки влагалище. Процесс пошел. Зибунок дал девочке в рот, а Могад уже еле сдерживался... еще десяток размашистых фрикций — и вот уже Катина спина щедро оросилась белёсыми струями. Практически сразу вслед Могаду кончил Зибунок... сперма захлюпала у Кати во рту, потекла по шее. Не сдержавшись, яро дрочивший Мопед сбрызнул малышке в глаз. Та раскраснелась... парни возбудили её до предела, но спускали слишком скоро. Мигунчик перевернул девочку на спину и, закинув ноги на плечи, вставил. Газуго взял её голову, Витруха отчаянно надрачивал.

Сеня послюнявил кончики пальцев и чуть тронул свой.

Катерина судорожно выгнулась и зарычала, первый оргазм оросил её потом и подстегнул Мигунчика... с матерным воплем он вышел и обильно эякулировал — Витруха тотчас занял его место. Бурно спустив, Катя расслабленно распростёрлась на столе. В этот момент Газуго освободил от своего хуя её глотку и с долгим стоном кончил Кате в лицо. Одновременно подступило у Витрухи.

Семен придвинулся. Катя повернула к нему снулые от страсти очи...

— Сень, ты как?

— Я щас уже всё... — Прошептал Сеня, привставая (рука его металась вдоль толстого поршня).

— Давай мне в рот! — Улыбнулась Катя, не обращая внимания на брызнувшего густым фонтаном Витруху.

— Катюша, девочка моя... — Семен впихнул балду ей в губы и затрясся, тихо скуля. Подвывая, Катерина быстро сглатывала.

И в тот самый миг Мигунчик подал сигнал.

Юркий Мопед ухватил Семена за яйца, а подкравшийся Газуго обрушил на Сенину голову початую бутылку текилы: раз, два, и еще раз. Сеня осел на пол. Катерина непонимающе икнула.

— Мочи его! — Хищно пискнул Витруха, пацаны подмяли Семена и принялись пиздить ногами, но босиком-то это делать неудобно:

— Айда в прихожую, наденем говнодавы! — Бросил клич Зибунок.

— Да вы чё, ребят? — Катя по-взрослому оглядела разгоряченных юношей.

— А ты, сука: — Мигунчик схватил её за чёлку, опрокинул на пол, ударил коленом в голову, — Мопед! Дай пузырь! Щас порвём пизде верзоху!

Катерина отбивалась как кошка, но вскоре бутылочное горлышко таки вошло тугим рывком ей в анус. Девчонка завизжала и описалась. Ребята глухо хохотали.

— Звони дяде Мутю, — Шлёпнул Мигунчика по ягодице Газуго, — Заказ исполнен: пусть тащит нам говна три веса, как обещался:

— Да, да, звони Мутю! — Наперебой кричали мальчики, но тут неподвижный до этого Сеня вдруг ожил.

Рванув за ноги ближайшего к нему — Газуго — он опрокинул его, да так, что тот, падая, ударился о край стола затылком; сейчас же Сеня овладел головой его и, мощно крутнув, сломал шею (не все заметили, что Газуго в агонии жидко обгадился). На Сеню сверху прыгнул Витруха, но был опять опрокинут, придавлен — и вот уже стальные руки Семена намертво сомкнулись на его шее. Мопед и Мигунчик переглянулись. Первый смело оседлал рычащего яростью борца, а второй обрушил на его голову с десяток ударов хрустальной пепельницей. Хватка Семена ослабла, но Витруха уже не подавал признаков жизни. Внезапно в сторону бойцов метнулась Катя. Не сразу стало ясно, что в руке её неизвестно как оказался столовый нож. Сидевший на Сене Мопед сразу получил лезвием, а бросившийся ему на помощь Мигунчик поскользнулся в говне и упал. Слабонервного Зибунка немедленно вырвало, а тщедушный Могад прянул к выходу, да только ведь дверь предусмотрительно заперли накануне сами заговорщики: Тем временем Кате удалось нанести лежавшему на полу Мигунчику проникающий укол в горло, а Сеня, стряхнув с себя истекающего кровью Мопеда, ухватил его за волосы и несколько раз пизданул лицом о подоконник. Хрипя, Мигунчик обхватил Катю руками: они покатились по полу, уронив бледного Зибунка. Семен поднялся и, настигнув одним прыжком возившегося с дверным запором Могада, поразил его ударом колена в позвоночник. Могад обвис как тряпочка, даже не успев обосраться. Уверенным движением тренированных пальцев Сеня с хрустом смял ему гортань («Помогите! Убивают!» — Прорезался вдруг сиплым контральто Зибунок, ломясь в приоткрытую форточку). Прежде чем Мигунчику удалось вырвать у Кати нож, он получил еще как минимум восемь ран, на губах его показалась пена, что свидетельствовало о повреждении лёгких. Катерина вскочила, взяла в руки стул и встала в защитную стойку. Но Мигунчик был уже слаб. Шатаясь, он почти вслепую размахивал лезвием, когда Семен сплеча саданул его вымазанной кровью и калом бутылкой в висок. Мигунчик выронил нож, упал лицом вперед и больше не двигался.

Катя поставила стул на место. Вдвоем с Семеном они подошли к бившемуся в истерике Зибунку и стали его грызть. Зибунок трепыхался как рыба. Сеня разорвал ему зубами щеку и шею, Катя откусила 2 пальца на руке и половину хуя. Когда Зибунок обмяк, они взяли нож и уже вполне деловито, без спешки, стали кромсать его тело, сглатывая кровь и смакуя жилистое мясо. Сеня проник бедолаге в череп и лакомился мозгом. Катя задумчиво посасывала нарезанное ломтиками сердце.

Какова же, собственно, мораль этой истории?

А всё очень просто: никогда нельзя сдаваться. Всегда надо биться до последней, как говорится, капли крови. Звучит банально? Увы и ах, но жизнь в своих проявлениях редко балует нас. Бейтесь, пока не потеряете сознание. Человеческое тело достаточно прочно, а боль — не так страшна, как рисует воображение. Умирать необходимо, как и жить: сражаясь. Лишь тогда тело ваше золотые червячки будут есть.

Золотые червячки питаются несгибаемой волей.

Они большие гурманы, о, да.

Золотые червячки подобны ветру в поле.

Сегодня — здесь, завтра — там: Горе им — не беда.

Золотые червячки бесстрастны и спокойны.

Тысячелетия для них — плевок в море.

Они терпеливо ждут, когда появится достойный.

Питаться падалью — непристойно.

Золотые червячки страстно жить желают,

И жизни сок для них — нужда и самоцель.

Именно поэтому не видно края

У совершенства Вселенной, застывшей как жир в холодце.

А крысиная гонка, как прежде, продолжается.

Тараканьи бега всегда были популярны.

Сколько уродов на планете рождается

Чтобы отнять воздух у нас, Окаянных?

Сколько людишек нужно уничтожить

Чтобы вздохнуть, наконец, свободно?

Миллиард? Три? Пять? Точно сказать сложно,

Но чем больше — тем лучше: так Небу угодно.

Жечь их огнём — или газом вытравливать,

Особого, очевидно, не имеет значения.

Главное — добиться, наконец, правильного

И экстремального Очищения!

Золотые червячки всех стран, соединяйтесь!

Жрите человечества ожиревшие души!

За нами — Естественность, и, как не старайся,

Законы Природы не сможешь нарушить!