Слуга для особых поручений. Часть 2

Я быстро освоился в доме сэра Джастина. Привыкнуть к здешним порядкам было не так уж трудно. По вечерам милорд отправлялся на бал или великосветский приём, возвращался поздно и поздно вставал. Во время его сна я должен был находиться с ним в постели и вести себя тихо, чтобы не потревожить его. Обычно он пользовался мной по утрам, ещё не совсем проснувшись. Ко мне протягивалась его рука, и я тут же льнул к нему. Это были минуты восхитительного утреннего торчка, когда налившийся пенис моего господина тёрся о мою промежность, а рука больно сдавливала мои ягодицы. Он переворачивал меня на живот. Дырка моя уже была достаточно смазана и готова к приему члена. Несомненно, от его внедрений я получал бы большее удовольствие, если бы в эти моменты он не стискивал мою мошонку так, что я вздрагивал и стонал от боли. Кончив, он почти сразу снова засыпал, а у меня ещё долго болело в паху.

Когда он окончательно просыпался и вставал с постели, в мою обязанность входило протирать его полотенцем, смоченным в прохладной воде, потом вытирать досуха и одевать. Эти обтирания и одевания были для меня одной из самых приятных обязанностей, которые я исполнял у сэра Джастина. Обтирать его голое белое тело с едва выпирающим животиком и округлыми ягодицами, и при этом сколько угодно целовать его повсюду, было для меня ни с чем не сравнимым удовольствием. Милорд благосклонно улыбался и прижимал к себе моё лицо, но лишь почувствовав возбуждение, отталкивал меня и приказывал поторопиться с одеванием.

После утреннего завтрака, который по времени был далеко не утренним, он читал, прогуливался по саду или просматривал почту. Иногда он писал записочки, которые мне в тот же день приходилось развозить. Перед этим я получал подробные инструкции насчёт того, кому и главное — как доставить ту или иную записку. Адресовались они в основном хорошеньким дамам и молодым людям. В некоторых случаях я должен был вручать записку тайно в условленном месте. Адресаты, особенно дамы, ждали этих посланий с нетерпением, и одаривали меня деньгами и всякими дорогостоящими безделушками, вроде брелоков, медальончиков, табакерок и вышитых платочков. Послания, адресованные молодым людям, я передавал с гораздо меньшим удовольствием. Эти парни были богаты и очень милы. Я ревновал их к моему кумиру.

Возвращался я, когда уже начинало темнеть. Едва перекусив, я надевал шитую специально для меня сиреневую ливрею, короткие узкие панталоны бежевого цвета, белые чулки, башмаки с золочёными пряжками и ехал с господином на бал или приём. По словам нашего кучера, в этом наряде я выглядел гораздо привлекательнее, чем парни, которые служили у милорда до меня. Говоря это, он многозначительно усмехался. Я не осмеливался спросить у него о причинах его усмешки и тем более — расспросить о тех парнях, зная, что это может не понравиться сэру Джастину. Но всё же мне было приятно сознавать, что я привлекательнее прежних слуг.

На самих балах я, конечно, не присутствовал. Я ждал милорда в карете или в комнате для прислуги. Милорд покидал балы всегда окружённый толпой роскошно одетых женщин. Но бывали дни, когда он уходил с бала раньше времени и второпях. Из особняка графа Радзиевского он вышел с какой-то совсем юной девицей, и направился он с ней не к каретам, а в парк, мне же велел следовать за ним и подать сигнал, если кто приблизится. В парке стояла темень. На уединённой скамейке у высоких боскетов сэр Джастин долго шептался со своей спутницей. До меня долетали обрывки фраз. Единственное, что я из них узнал, это то, что девицу зовут Лаура. Я безумно ревновал и давал себе слово непременно узнать, кто она такая и какие намерения имеет мой господин в отношении неё.

После бала кучер доставлял нас в ресторан, где сэр Джастин ужинал с приятелями. Однажды после бала мы поехали не в ресторан, а на довольно глухую улицу. К ней примыкал запущенный сад. Мы с милордом пробирались сквозь заросли, ориентируясь на свет в окне старого дома в глубине сада. Дом был похож на руину, но всё же, как оказалось, был обитаем. Милорд постучал в дверь условным стуком. Дверь тотчас открылась. Из темноты вышел человек с горящей свечой и в надвинутом на лицо капюшоне. Он, видимо, уже поджидал нас. Вслед за ним мы зашагали по тёмному коридору вдоль вереницы дверей. Из-за некоторых пробивался неяркий свет. Мне становилось не по себе, когда из-за той или иной двери доносился крик, полный мучительной боли. Позже я понял, что здесь был притон, где клиентам оказывали услуги весьма специфического свойства.

Наш провожатый остановился у одной из дверей, раскрыл её и с низким поклоном пропустил нас в комнату. За нами он не последовал. Дверь закрылась.

Войдя, я остановился с учащённо бьющимся сердцем. Посреди комнаты высились два столба, а между ними стоял полностью обнажённый мужчина. Его ноги были прикованы цепями к полу, руки раскинуты и прикованы к столбам, так что он едва мог шевелиться.

На вид ему было лет тридцать пять. Его сильное стройное тело покрывал загар, грубоватое лицо было гладко выбрито. Те, кто приковали его к столбам, явно позаботились о его внешнем виде: чёрная с проседью грива была тщательно расчёсана и уложена, на лобке и под мышками выбриты волосы. Перед ним стояли кресло, таз с водой и низкий столик с пыточными инструментами. Вокруг горело несколько свечей. Справа пылал камин, в пламени которого грелись железные щипцы. Мрачность обстановки усиливали замшелые кирпичные стены и бурые пятна на полу и столбах. Не было сомнений, что это засохшая кровь.

Увидев нас, незнакомец напрягся, произнёс что-то на непонятном языке.

— Вот с кем мы сегодня позабавимся, — сказал сэр Джастин, разглядывая прикованного. — Хочешь послушать, как он заревёт от боли?

— Да, сэр.

Ещё бы мне не хотелось! Всё, что желал мой кумир, желал и я!

Я помог ему раздеться. Всё это время, пока я его раздевал, сэр Джастин оглядывался на прикованного. Глаза милорда блестели, на губах блуждала улыбка. Напрягшийся член словно сам собой выскочил из трусов. Я не замедлил покрыть его поцелуями, но господин мой не обращал на них внимание. Он глядел только на нашего пленника.

Он подошёл к нему, держась рукой за свой пенис и делая мастурбирующие движения. Пленник молчал, смотрел ему в глаза и тяжело дышал.

Не переставая улыбаться, милорд погладил рукой его торс. Провёл пальцем по его груди с тёмными сосками. Мне показалось, что он стоит слишком близко к прикованному, и тут я проявил инициативу: зашёл к пленнику со спины и крепко взял за волосы. Предосторожность оказалась не лишней. Пленник вскоре сделал попытку ударить господина головой, но я был начеку.

Вздыбленный пенис сэра Джастина слегка подрагивал и почти касался его бедра. Надавливая пальцем на сосок, он вдруг вонзил в него ноготь. С соска потекла красная струйка. Пленник резко мотнул головой, но я удержал его голову на месте и стал накручивать его волосы на руку. Он замычал сквозь зубы. Когда стекавшая струйка достигла бедра, сэр Джастин ткнул в неё концом пениса. Потом провёл им по лобку пленника, оставляя на нём кровавую полосу.

Поискав среди инструментов, милорд вооружился ножичком с узким лезвием. Он выдергивал ногти на руках своей жертвы со старательностью часовщика, налаживающего сложный механизм, и беззвучно смеялся, когда тот особенно сильно вздрагивал и испускал стоны. Покончив с ногтями, сэр Джастин протёр свои руки белоснежным платочком, в углу которого была вышита анаграмма имени «Лаура»; испачканный платок он швырнул в камин, после чего снова начал гладить грудь и плечи пленника. Тот напрягал мышцы, угрожающе рычал и пытался дотянуться до него зубами. В его налившихся кровью глазах читались боль, безумие, злоба, затаённый страх.

Господин велел мне запрокинуть голову пленника назад и начал ощупывать его шею и кадык. Щурясь от удовольствия, он давил его шею пальцами и вонзал под кожу ногти. Затем, взяв молоток, начал долбить им по зубам. Зубы хрустели, разламываясь; с перебитых губ пленника текла кровь. До этой минуты державшийся мужественно, он не выдержал и завизжал как резаный, задёргался. В какой-то момент он потерял сознание. Сэр Джастин сказал мне, что столике должна быть склянка с нашатырём. Я её мигом разыскал и сунул пленнику под нос. Очнувшись, тот почти сразу снова зашёлся визгом.

От зубов сэр Джастин перешёл к носу. Он срезал с него кончик и засунул его пленнику в рот. Туда же последовала срезанная ноздря. С минуту милорд мял и давил его глаза, как бы примериваясь к ним. Потом одним быстрым движением выдавил наружу глазное яблоко. Покрутил его в окровавленных пальцах, рассматривая как какую-нибудь любопытную безделушку, и отправил его туда же, куда и всё остальное — пленнику в рот.

Я подавал по его требованию то один, то другой инструмент, и вскоре всё тело мужчины было исполосовано ранами. Он оказался на редкость живучим. Стонал, дёргался, отплёвывался кровью, пялился на нас уцелевшим глазам, что-то шептал и ревел. Господин позволил немного поразвлечься и мне. Не будучи столь искушён в подобного рода забавах, я просто вырезал ножом над ягодицами пленника слово «амур».

Когда сэр Джастин начал вводить иглу в дырку на его пенисе, он снова потерял сознание. Нашатырь привёл его в чувство, но после того, как милорд раздробил кость на его локте, он вырубился окончательно. Не помогли ни прижигания раскалённым железом, ни холодная вода, ни нашатырь.

Среди инструментов имелась палка, утыканная шипами. Сэр Джастин намеревался ввести её в анальное отверстие пленника ещё когда тот был в сознании, теперь же ему пришлось удовлетвориться тем, что я засунул её в уже безжизненное тело. Милорду это не доставило большого удовольствия. Мы ушли, оставив пленника висеть на цепях, с воткнутой в зад палкой. Вымывшись в особом помещении и одевшись там же, мы в сопровождении человека в капюшоне направились к выходу из дома. Я задержался у двери в комнату, где мы были, и заглянул в неё. Там ничего не изменилось. Горел камин, на цепях висел пленник с палкой между ног. Мне показалось, что этот искромсанный кусок плоти ещё жив. Качнулась окровавленная голова, словно кивая мне.

Через три дня после описанных событий я застал Кристофа — старого слугу сэра Джастина, — за варкой какого-то пахучего зелья. В свете пламени блестела его лысина во всю голову, над ушами топорщились седые волосы.

— Подашь это питьё милорду через полчаса, — сказал он мне.

Спустя тридцать минут я вошёл в кабинет с подносом, на котором стоял бокал с настойкой. За окнами смеркалось. Сэр Джастин уже готов был к выезду на очередной бал. С уложенными волосами, одетый неброско, но с большим вкусом, он был неотразим.

— Сегодня, Джеки, я еду один, — сказал он, отхлёбывая питьё мелкими глотками. — Ты останешься здесь. У меня встреча с дамой... Она недурна собой, но стара. Безнадёжно стара. Ей под сорок. На женщин член у меня вообще встаёт плохо, а на таких — особенно... Поэтому приходится принимать возбуждающую настойку. Кристоф варит её отменно. Стояк обеспечен на весь вечер... Ты не представляешь, какая это пытка — нюхать пот и духи стареющих женщин, целовать их в накрашенные губы! Но что прикажешь делать? Ещё неизвестно, когда я получу наследство от дядюшки в Рочестере, а деньги нужны сейчас. Наш визит весёлый домик обошёлся недёшево...

Он допил бокал до дна, сунул в рот шоколадную конфету и, утирая рот платочком, вышел из кабинета.

Вернулся он за полночь. Кристоф, прекрасно знавший его обычаи, к тому времени нагрел воду. Когда сэр Джастин вошёл в ванную комнату, я, голый, был уже там. Ни слова не говоря, я принялся раздевать его. А когда он погрузился в наполненную ванну, стал намыливать его душистым мылом.

— Да, Джеки, смой с меня эту пудру, мази и помады, которыми натираются старые кокетки, жаждущие любовных утех, — говорил он, подставляя мне для мытья ту или иную часть тела. — Пенису и мошонке удели особое внимание... Мне так и кажется, что на них осталась влагалищная вонь...

Конечно, я старался. Не было для меня наслаждения выше, чем мыть моего господина. В такие минуты мне казалось, что он весь принадлежит мне, в моих руках всё его тело, я могу тискать его, мять и гладить где хочу. Движения моих рук становились всё настойчивее. Сэр Джастин стонал от удовольствия, вытянувшись в ванне.

— Да, Джеки, да... А теперь возьми в рот... Соси до тех пор, пока не кончу, хотя кончить мне будет трудновато: вся сперма угробилась на старую куклу... Твой нежный рот — это очищающий сосуд от женской скверны... Пока ты своей слюной не омоешь его, от него будет исходить запах влагалища... Поэтому старайся. Энергичней работай языком...

Я вспотел от напряжения. Думать ни о чём не мог, кроме пениса, который сновал у меня во рту. Сэр Джастин помогал мне движениями бёдер.

— Джеки, убери зубы, — цедил он, запрокинув голову. — Я не чувствую твоего языка... Энергичней работай языком, и головой не крути...

Две жалкие капли, которые мне удалось выдоить после неимоверных усилий, показались моему господину вполне достаточными для очистки от женской скверны. Усталый, но, видимо, удовлетворённый, он выпил рюмку мадеры и завалился в постель.

На другой день он объявил мне, что мои зубы стесняют свободу движений его пениса и потому их надо удалить все до единого. Он пристально посмотрел на меня.

— Ну, Джеки, что тебе дороже: я или твои зубы?

— Конечно, вы, сэр.

Тихонько смеясь, сэр Джастин притянул меня к себе и, давя пальцем на кадык, поцеловал в губы.

— Ты — мой, — сказал он. — Мой до конца своих дней и подчиняться будешь мне во всём.

Первый сеанс выдирания зубов состоялся в тот же вечер. Ради такого случая милорд решил даже опоздать на приём у неаполитанского посла.

Зубодёром был его знакомый, явно уже оказывавший ему услуги подобного рода. Здоровенный мускулистый мужчина лет сорока, чем-то похожий на того, которого мы с сэром Джастином покромсали в «весёлом доме», осмотрел мой рот и первым делом заставил меня выпить полстакана крепчайшего ямайского рому. Затем сэр Джастин уселся в кресло, меня посадил себе на колени и крепко сжал руками. Кристоф держал свечу у моего рта. Мне сразу подумалось, что близость моего кумира придётся как раз кстати. Сэр Джастин будет успокаивать и утешать меня во время болезненной процедуры. Но я ошибался. Слов утешения не было. Когда я вздрагивал от боли, милорд лишь теснее прижимал меня к себе и бурно дышал. Очень скоро я почувствовал, как напрягся его пенис. Я сидел на нём, крутясь от резкой боли, а сэр Джастин прижимал меня ещё сильнее и, запрокинув голову, тёрся о мои ягодицы. В какой-то момент, на пятом или шестом зубе, когда меня буквально выворачивало наизнанку от боли, мне показалось, что сэр Джастин кончает.

Всего в тот день у меня с корнем выдернули восемь передних зубов. Я выпил е

щё полстакана рому и в полубесчувственном состоянии свалился на диван в прихожей.

Не помню, сколько я лежал. Помню только, что из забытья меня вывели пальцы сэра Джастина, вторгшиеся в мой рот. Милорд ощупывал расселину среди моих зубов. Он надавливал на мои раненые дёсны, и меня пронзала боль. Вскоре, к счастью, он оставил меня в покое, я снова впал в забытьё и спал до следующего вечера.

Мне дали на приход в себя только два дня. На третий день снова явился зубодёр, и всё повторилось. Я сидел у милорда на коленях, одной рукой он прижимал меня к себе, другой держался за мои гениталии и тёрся об меня пенисом.

К концу второй недели у меня не осталось ни одного зуба. Во рту всё распухло. Я лежал в горячке и думал, что умру. Горел весь рот, боль отдавалась в челюстях и в висках. Кристоф лечил меня настойками.

Пока я болел, сэр Джастин не появлялся возле меня. Только когда здоровье моё пошло на поправку, он пришёл проведать меня в моей комнатушке, и первым делом просунул пальцы мне в рот.

— Отлично, Джеки. Теперь совсем другое дело. Ты выдержал испытание, а выдерживали его далеко не все. С некоторыми пришлось расстаться навсегда.

Я лизал его пальцы и играл с ними языком. Моему господину это нравилось. Иногда, смеясь, он пускал струйку слюны мне в рот.

К вечеру я уже вставал с кровати, хотя меня всего шатало от слабости. Кристоф, подавая мне очередную рюмку настойки, одобрительно кивал головой и говорил, что у меня крепкий организм.

— Некоторые не выдерживали и отправлялись прямёхонько на тот свет. Ты живучий малый, протянешь у хозяина дольше других.

— А разве у милорда уже были слуги без зубов? — спросил я, стараясь выговаривать слова как можно более внятно, хотя всё равно получалось гугниво. Я ещё не привык к своему беззубому рту.

Старик ничего не ответил, только усмехнулся — точно так же, как усмехался кучер на мои расспросы о мальчиках, которые служили у милорда до меня.

А потом я, хоть и не совсем ещё оправился от болезни, улёгся на огромную господскую кровать. Сэра Джастина ещё не было. Я уснул, и проснулся от того, что его напрягшийся пенис упирался мне в лицо. Сквозь щели в шторах пробивались рассветные лучи. Я сразу сообразил, что это утренний торчок, и привычно обхватил пенис ртом. Ещё не совсем проснувшийся милорд удовлетворённо засопел. Его уд энергично задвигался в моём рту, и брызги семени не заставили себя ждать. Потом он отвалился от меня и снова погрузился в сон.

Вечером я сопровождал его на очередной бал. Милорд велел мне ни с кем не разговаривать. Я дожидался его в комнате для прислуги. Помня о наказе моего господина, я не отзывался на приветствия и молчал, забившись в угол.

К концу бала гости начали расходиться. Сэр Джастин в окружении дам спускался к выходу по мраморной лестнице. Я, в своей лиловой ливрее, встречал его внизу с плащом и шляпой. Когда господин подошёл, я протянул их ему; он оделся; дамы, однако, не отпускали его. Они щебетали обо всём на свете, о сущих пустяках, видимо имея лишь цель обратить на себя его внимание.

— У вас красивый слуга, милорд, — сказала дама, выглядевшая лет на сорок пять, с перстнями на всех пальцах. — Вы нарочно подбираете таких ангелочков?

— Конечно, я люблю всё красивое, — ответил сэр Джастин.

Тогда она обернулась ко мне.

— Как тебя зовут?

Я молчал. Она снова обратилась к сэру Джастину.

— Он что, немой?

— А может быть, он без зубов? — рассмеялась другая дама. — У вас ведь уже был слуга без зубов.

Первая дама пощекотала меня веером.

— Ну же, что ты такой насупленный. Улыбнись. Ты ведь не беззубый, как прежний слуга, верно?

В растерянности я посмотрел на господина.

— Оставьте Джеки в покое, он вовсе не беззубый.

И сэр Джастин быстро прошёл в двери, распахнутые перед ним лакеями. Я устремился за ним.

Вопреки своему обыкновению заканчивать вечер в ресторане, сэр Джастин приказал ехать домой. В карете я старался не смотреть ему в глаза.

— Сэр, простите меня, — прогундосил я с виноватым видом.

— Ты здесь не причём, просто у старых дур хорошая память на некоторые вещи, — ответил он. — Они страшно интересуются всем, что касается меня, и сплетничают, раздувая ничтожное событие до небывалых размеров. Конечно, они запомнили, что у моего прежнего слуги не было зубов... Обо мне и без того идут скверные толки, а тут ещё эти зубы... Пожалуй, ты больше не будешь сопровождать меня на балы. Для этого подыщу кого-нибудь другого.

После недолгого молчания я осмелился спросить:

— А где он, предыдущий слуга? Вы его уволили?

— Да, можешь считать, что уволил. Он любил меня не меньше, чем ты, но он подвернул ногу и охромел. Терпеть не могу хромых.

Он вдруг рассмеялся тем особенным смехом, каким смеялся в минуты получения удовольствия.

— Впрочем, ты с ним скоро увидишься. Он всё ещё живёт у меня.

Я заинтересовался ещё больше. Никакого хромого слуги в доме я не видел, хотя служу у сэра Джастина уже второй месяц.

На другой день, днём, после того, как милорд позавтракал, мы спустились в подвал. Мне нечасто приходилось бывать там, а в коридоре, по которому повёл меня мой господин, я и вовсе никогда не был.

Я нёс подсвечник с горящими свечами, озираясь на низкие каменные своды. У меня не выходил из головы прежний слуга, и мне почему-то казалось, что наш приход сюда связан именно с ним.

Предчувствие меня не обмануло. Сэр Джастин ключом открыл дальнюю дверь и мы вошли в довольно просторное помещение, где на столе горела свеча, а рядом, на кровати, лежал парень немногим старше меня. При нашем появлении он тотчас поднялся. Видно было, что он получал тут неплохое обслуживание: на столе горели свечи и оставались остатки трапезы.

— Стив, — обратился к нему сэр Джастин, — я нашёл на твоё место нового слугу. Это Джеки, знакомься.

Стив был симпатичным зеленоглазым парнем с длинными светлыми волосами. Сейчас они висели скомканными прядями, а лицо выглядело измождённым.

— Дай Бог, сэр, чтобы он любил вас так же сильно, как я, — сказал Стив. По его выговору я сразу понял, что он беззубый.

— Любить меня, как ты, не будет уж никто, — сказал сэр Джастин и, взяв его за ворот, притянул к себе.

После долгого поцелуя Стив сделал робкое движение к паху моего господина, но тот отступил и обернулся ко мне.

— Как ты его находишь?

— Очень красив, сэр, — с поклоном ответил я.

— Сегодня вечером мы с тобой будем любить нашего Стиви, — сказал сэр Джастин и рассмеялся. — Это будет ночь восторгов!

Я заметил, как Стив побледнел.

— Всегда готов служить вашей милости, ведь вы мой хозяин и господин, — пролепетал он, наклонив голову.

Мы вернулись наверх. Сэр Джастин прошёл к себе в кабинет и вызвал туда Кристофа. Они о чём-то толковали. Содержание их разговора мне стало известно примерно час спустя; милорд поделился со мной планами насчёт бывшего слуги. Я выслушал его не без удивления и даже не без радости: сэр Джастин решил окончательно избавиться от парня!

— Да, Джеки, для тебя это случай ещё раз доказать свою преданность, — прибавил он.

— Я предан вам всей душой, — ответил я. — Сделаю всё, как вы велите.

Ночью в той комнате, где мне когда-то пришлось поработать ремнём, Кристоф растопил камин и расстелил на полу матрац. По распоряжению господина я расставил по комнате с десяток горящих свечей. Затем Кристоф ушёл, а я сначала разделся сам, а потом медленно, как всегда делал, раздел сэра Джастина, попутно целуя его в грудь и в живот.

Он подошёл к камину и протянул руки к огню.

— Какая холодная осень. Как будто уже давно зима.

На его обнажённом теле плясали красные отсветы. Глаза его лихорадочно блестели, он беззвучно смеялся. В эту минуту он был хорош как никогда. Мне пришло в голову, что если я попрошу облизать ему пальцы на ногах, он не откажет. Я уже набрал в грудь воздуху, чтобы обратиться к нему с такой просьбой, как за дверью послышались шаги. Дверь открылась, и в комнату вошёл голый Стив. За его спиной виднелся ухмыляющийся Кристоф.

Стив двигался неуверенно, сильно припадая на правую ногу. Увидев нас с милордом обнажёнными, он замешкался. Кристофу пришлось подтолкнуть его.

Приблизившись к сэру Джастину, он поклонился.

— Я готов, сэр, — сказал он очень тихо.

— Вот и отлично, — отозвался сэр Джастин, продолжая смеяться. — Прямо сейчас и начнём, а то я уже начал мёрзнуть.

Стив оглядывался на меня, его губы тряслись. Сэр Джастин взял его за горло.

— Ну же, Стиви, мой мальчик. Докажи в последний раз, что любишь меня. Это будет самое верное доказательство... Ты ведь готов ради меня на всё?

— Да, сэр.

Сэр Джастин наклонил его вниз. Тот опустился на колени. Мне неприятно было смотреть, как этот парень ласкает член моего кумира, который я считал принадлежащим только мне одному. И лишь сознание, что за свою дерзость он сейчас расплатится, заставляло меня сохранять спокойствие.

Стив держал член в своём

беззубом рту и смотрел на сэра Джастина. В его глазах стояли слёзы. Мне вдруг подумалось, что он знает, что сейчас произойдёт.

— Ну всё, хватит, — сэр Джастин оттолкнул его. — Ложись на спину.

Стив покорно лёг на матрац.

— Сэр, ради нашей любви... Вы меня не слишком будете мучить?

— Не слишком, Стиви. Ты только не особенно брыкайся.

Сэр Джастин улёгся на парня валетом, лицом к его гениталиям. Его руки с такой силой стиснули бёдра, что Стив невольно застонал. Милорд начал покусывать кожу на его пенисе. Потом перекинулся на ляжки. Там, где он вбирал кожу в рот, оставался красный отпечаток его зубов. Он вобрал в рот особенно большой кусок плоти и вдруг куснул его так, что по ляжке потекли струйки крови. Стив застонал громче. Сэр Джастин несколько минут жевал ляжку зубами, потом отпустил её и обратился к соседней.

Вскоре уже обе ляжки были покрыты тёмными пятнами и кровоподтёками. Из ран, оставленных зубами, сочилась кровь. Стив стонал и двигал задом, импульсивно стараясь увернуться от укусов, но сэр Джастин с жадностью перекидывался с одного места на другое, выбирая то, где ещё не побывали его зубы. Светлые волосы его разметались, часть их выпачкалась в крови.

Кусая ляжки, он постепенно подбирался к гениталиями. Поникший пенис легко поместился у него во рту, и сэр Джастин начал двигать челюстями. В первый момент мне показалось, что он сосёт, но по болезненной реакции Стива я понял, что он грызёт пенис. Зубы его работали как две пилы почти у самой мошонки. Стив ревел и мотал головой. Кристоф зажал ему рот пятернёй. Я схватил руки Стива и прижал их к матрацу. Глаза парня выпучились, лицо покраснело. Сейчас он мне не казался таким красавчиком, как ещё четверть часа назад.

Наконец сэр Джастин коротко промычал и отвалился от Стива. Лицо его было всё в крови, особенно много её было на губах и подбородке. Он откинулся ничком и остался лежать, медленно пережёвывая откушенный пенис.

Его рука легла на окровавленную ляжку Стива. Стала медленно подбираться к кровоточащей ране в паху. Пальцы уткнулись в неё, и Стив дёрнулся всем телом от боли. На лице жующего сэра Джастина появилась улыбка. Его вымазанное кровью лицо оставалось прекрасным, только сейчас это была красота молодого вампира, насытившегося человеческой кровью. Мне вдруг захотелось, чтобы он то же самое сделал со мной. Одна его улыбка будет мне самой большой наградой за мои муки!

Он провёл рукой по дрожащему телу Стива, пачкая его кровью. Потом вновь навалился на него, на этот раз лицом к лицу. Он устроился между ног, прижавшись пенисом к ране и тем самым доставляя Стиву новые страдания. Стив стонал сквозь сжатые губы, и я, как и мой господин, наслаждался его стонами.

Сэр Джастин потянулся ртом к его рту. Парень мотал головой, держа губы крепко сомкнутыми. Кристоф надавил пальцами на его челюсти, и рот раскрылся. Сэр Джастин сразу приник к нему. Я знал, что он сейчас делал. Сэр Джастин выдавливал огрызок пениса из своего рта в рот Стива. Тот мычал и видимо пытался воспрепятствовать этому, но сэр Джастин после недолго борьбы вдавил весь пенис ему в рот и запечатал его поцелуем.

Кристоф прижал голову Стива к матрацу. Сэр Джастин впивался в рот парня, не давая выплюнуть огрызок. Стив начал захлёбываться. Его душили горловые спазмы, но милорд не отрывался от него. Стив забился в судорогах.

— Ну, давай, что ли, — буркнул мне Кристоф.

Я уже знал, что мне надо делать. Я зажал пальцами нос Стива, и он стал задыхаться.

Сэр Джастин прижался к нему ещё теснее и задвигался, водя пенисом по ране в паху. Я на пару секунд отпустил ноздри. Стив вздохнул. Потом я снова зажал их, и он снова забился в судорогах. Так я делал раза три или четыре, пока Кристоф не сказал мне:

— Ладно, добей его, не видишь, что милорд кончает?

Сэр Джастин, и в самом деле, содрогался в оргазме.

Стив затих. Я отпустил его ноздри. Кристоф отполз на четвереньках и уселся на полу. Сэр Джастин оторвался от парня. Какое-то время он глядел в его стекленеющие глаза, потом своими окровавленными пальцами закрыл их. На сомкнутых веках остались два красных отпечатка. Они были похожи на красные глаза. Мёртвый Стив смотрел ими в потолок.

Милорд оглянулся на меня.

— Ну, что, Джеки, ты меня всё ещё любишь?

Вместо ответа я потянулся к нему и впился губами в его измазанный кровью рот. Мне хотелось отдать этому прекрасному вампиру себя всего, захотелось дать ему убить себя и навеки слиться с ним в одном предсмертном соитии.

Мы целовались над телом убитого Стива. Оно лежало между нами. Я взгромоздился на него коленями, чтобы удобнее было целовать господина. Кажется, я лишился чувств, поскольку поцелуй пролетел как одно мгновение. Кристоф сказал мне потом, что целовались мы очень долго.

— Ты впивался в него, как безумный, — прибавил он, ухмыляясь по своему обыкновению.

На следующий вечер мы с ним погрузили тело Стива в карету и покатили куда-то на безлюдную окраину Аддисберга. Там, в сарае близ какого-то необитаемого дома, Кристоф отодвинул деревянную крышку колодца, и мы сбросили туда труп. При заметавшемся свете свечи я разглядел внизу что-то ещё. Приглядевшись, я понял, что это трупы. Три, четыре, а возможно, и больше. Тела были голые, уже почерневшие. Виднелась чья-то откинутая рука, и ещё голова с густой копной грязно-белых волос.

— Привыкай, парень, — прокряхтел старик, ставя крышку на место. — Сам знаешь, кому служишь.

Я кивнул. Но мысли мои были не об этих трупах, а о том, что сэр Джастин сейчас на балу у графа Радзиевского. Конечно, он опять уединился со своей Лаурой. Она не могла дать ему и сотой доли того наслаждения, которое давал ему я, и всё же я ревновал. В эти минуты я страстно желал быть на её месте.