О дивный город Париж!

Снова Париж. Он кажется немного другим, но при этом таким знакомым. Другое время года (хотя в первый раз меня и осень порадовала теплом), другие цели (а вернее их отсутствие), другой компаньон (а вернее компаньонка), другой я (хотя с виду и не скажешь, разве что прическа короче, тело подтянутей, взгляд безумней).

Мы приехали в Париж поздно вечером (могли бы и раньше, но съехали с трассы и больше часа наслаждались охами и частым дыханием друг друга в лесочке под Парижем).

Прошли квест с поселением и стали на неделю обладателями уютной маленькой однокомнатной квартирки). Завезли машину на парковку и снова не удержались (и куда усталость от дороги делась?), поэтому в квартиру возвращались немного еле передвигая ногами и с осоловевшими глазами.

— Женечка, хватит мне кончать в попочку в общественных местах! Я буквально ощущаю, как из меня вытекает на каждом шагу.

— Ты не ошибаешься, — сказал я и собрал с ноги смоченным во рту пальцем вымышленную каплю.

— Неееет! — глаза Насти округлились, и она начала тщательно осматривать себя. — Где-то ещё видно? Ты чего ухмыляется, как довольный кот? Неееет! Скотина! Снова обманул! Раз так, то получай, посмотрим, что теперь скажешь!

С этими словами Настенька облокотилась рукой на стену, замерла, ее лицо приобрело расслабленное выражение, и тут я увидел, что по внутренней стороне бедра в самом деле побежала капелька спермы.

— О! Ты прекрасна! — с этими словами я подхватил средним пальцем каплю, отправил палец в рот, тщательно облизал его, а потом запечатал рот Настеньки поцелуем, а попочку все тем же пальцем. Настя вздрогнула, но мою руку не оттолкнула, а полностью отдалась поцелую.

Вокруг сновали редкие ночные прохожие, а мы все не могли отлипнуть друг от друга, и нам было плевать, что наличие моей руки под юбочкой всеми понимается однозначно (или почти однозначно, так как вторую дырочку я пока не трогал).

— Женя, ты безумец! А теперь срочно домой. И не дай Бог, чтобы кровать была хоть немного скрипучей, чем дома, или чтобы ты обращал внимание на это. Будет считаться, что не повезло соседям, так как я все ещё не кончила, а ты за сегодня уже несколько раз отличился.

Через два часа мы сидели на широком подоконнике, я облокотился на стену, а Настенька лежала у меня на груди. Мы смотрели на крыши соседних домов, протягивали из бокалов красное вино и курили одну сигарету на двоих.

Кровать не подкачала — почти не скрипела, но простыни были такими мокрыми, что хоть отжимай.

— У тебя ещё есть силы?

— Женя, неееет! Пожалей меня!

— Я не об этом. Пошли погуляем.

— Если это меня убережёт от твоих приставаний, то пошли.

Ночной Париж дивен. Особенно он дивен в нецентральных районах. Редкие прохожие, ещё более редкие открытые заведения, хотя больше они были похожи на наши наливайки или входы в дома с красными фонарями, дремлющие на матрасах бомжи (часто по одному, но попадаются и семейные лежбища), шнырящие афроамериканцы, которые не могут определиться — толкнуть мне кокаин или нож под горло... О! Этот разноцветный Париж — город для всех!

Пешая прогулка по узким улочкам и широким улицам, которые сходились к пятиконечным площадям длилась почти два часа, пока мы не вышли на Марсово поле. Руки согревал лате, а внутри разжигали костер несколько рюмочек бренди, которые были куплены в одной из ночных кафешек.

Устроившись у фонтана на Марсовом поле, мы потягивали уже почти остывший напиток и смотрели на звёздное небо. Усталость дня накатывала волнами, но спать почти не хотелось. Мы держали друг друга в объятиях и молчали каждый о своем.

— Женя, мне так хорошо, так спокойно, что не хочется никуда идти.

— Но спать мы здесь точно не будем. К тому же скоро рассвет, так что у нас очень велики шансы провести первый парижский день в кровати, но я почему-то не против.

— Но я бы хотела уже попасть домой.

— Тогда запускай Убер, будем ехать домой.

Я проснулся ближе к полудню. Рядом мирно посапывала Настенька. Ее формы выгодно подчеркивала простынь, которая была идеальным заменителем одеялу в изнывающем от жары городе. Мне так хотелось её разбудить... сначала лёгкими поглаживаниями, затем поцелуями ножек, которые, как обычно, были неукрытыми. Рука почти дотронулась до попочки, но внутренней голос прошептал (и чего ему-то шептать?): «Дай девочке поспать. Ещё успеешь накувыркаться».

Что ж, так тому и быть. У меня в истории пробежек ещё нет Франции — пора начинать. Черкнув несколько слов на листике и оставив его на подушке рядом, я отправился мерять километры по улочкам Парижа.

***

Только ближе к 3 часам дня мы добрались до Эйфелевой башни, благо метро близко, иначе с таким поздним завтраком после ночных гуляний могли вообще не попасть.

Небольшая очередь, вот мы стоим у начала лестницы, впереди почти 700 ступенек.

— ну, что? Кто первый?

— Женя, не издевайся. После таких прогулок только мерный подъем.

— Слабачка! Я, пока ты дрыхла, успел 7 км по Парижу намотать.

— Не 7, а 6 700! Хвастун! Уже и в ФБ выложил. К тому же как ты собираешься соревноваться с развязанными шнурками? Догоняй! Буду ждать тебя на первом этаже! — прокричав эти слова, Настя побежала по лестнице, и уже через секунду скрылась за первым поворотом.

— Ах, ты ж, бестия! Ну, держись! — шнурки за несколько секунд были заправлены в кроссовки, и я начал неспешный подъем, Настю все равно затормозит семейство немцев, которые были перед нами.

Во время подъёма было практически всё: мы играли в салочки, целовались на ступеньках (Настенька, становясь на ступеньку выше, почти сравнивалась со мной в росте), селфились на фоне парижских застроек, тискали друг друга в самых неожиданно ожидаемых местах (правда, приличия брали верх, и мы это делали не на глазах других туристов).

Но исхитрившись на последнем пролёте, Настя отвлекла меня страстным поцелуем, а потом, дико смеясь, помчалась вверх, а я не стал ее перегонять.

Ходить по стеклянному полу и лежать на стекле, рассматривая маленькие фигурки людей внизу, страшно только в первый раз, но делать такое можно сколько угодно долго.

Дальше был лифт, который вывез нас на верхнюю смотровую, а поднявшись ещё на пролёт мы вышли на то самое место, ради которого стоило подниматься. Ветер в лицо, Сена под ногами и почти весь Париж, как на ладони.

Мы стояли и смотрели. Я вспоминал про первый подъем на Эйфелевую башню, когда смотрел вокруг и знал, что тогда ещё такой чужой для меня Насте здесь очень понравится (правда, тогда я даже предположить не мог, что приеду сюда с ней). Настя тоже смотрела вдаль и иногда вытирала слезинки, которые непослушный ветер выбивал из глаз.

«Что сейчас роится в ее маленькой головке?» — подумал я. Но, кажется, момент настал.

— Настенька, мы сейчас стоим на самом безумном строении, поэтому я хотел бы дополнить и закрепить это безумство маленьким подарком, — с этими словами я достал из кармана коробочку с кольцом.

— Женя! Неееет! Почему сейчас?

— Анастасия, я предлагаю вам открыть коробочку и попробовать примерить колечко на свои пальчики, а за одно вспомнить рассказ, который был написан для вас одним далёким маем. Неужели вы так плохо знаете меня, что я опущусь до банальщины? Фи, какого вы низкого мнения про меня! — эта фраза была заготовлена заранее, как и ещё пять фраз, которые предполагали почти все реакции Настеньки.

— Не этот. И не этот. Хмммм. Мизинчик? Ах ты проказник! — с этими словами Настя запрыгнула на меня, а я, поддерживая ее под попочку, впился в ее нежные губки. — Я так понимаю, что мой мужчина не отходит от своих фантазий и второе кольцо тоже с ним?

— А окончание этой сказки мой падишах узнает следующей ночью, — я ухмыльнулся и еле удержался, чтобы не проверить наличие кольца в кармашке-пистоне.

Мы долго рассматривали окрестности, пили чай, доедали прихваченные с собой бутерброды, рассматривали экспонаты музея, угадывали, в уже горящем разноцветными огнями Париже, знакомые улицы и делали шутливые фотки. В целом, тянули время, так как у нас был план, который точно нельзя было осуществить, пока на башне так много туристов.

Когда поток прибывающих иссяк (а это означало, что пропуск людей на подъем закончен), мы начали искать укромное место. У Насти глаза горели озорным блеском, и она каждый раз, когда вокруг никого не было, показывала мне свою голенькую попочку из под своего просторного платья (когда она только успела избавиться от трусиков, ума не приложу).

На Эйфелевой башне очень много укромных уголков, но так, чтобы никто не заходил хотя бы минут пять, можно найти только перед самым закрытием. Не мы первые и не мы последние, кто поднимался на это чудо инженерной мысли, чтобы заняться сексом, но не каждому удавалось закончить это действо.

Мы смогли сделать это только благодаря случайности. Разбушевавшийся русский турист сыпал матами и отказывался спускать в лифте, мотивируя тем, что он боится замкнутых пространств, высоты и вообще собирается ночевать здесь. Из обслуживающего персонала его никто не понимал (да и знающие русский едва могли вычленить слова со смысом из потока матов и белиберды), поэтому работники сначала пытались по-дружески оттеснить его к лифту и усадить возмутителя спокойствия с билетом в один конец. А когда не смогли усадить, то просто заблокировали все проходы и вызвали полицию.

Именно в этот момент мы и смогли укрыться в одной из ниш, где я со всего размаху буквально влетел в Настеньку. Она не просто текла, она фонтанировала. Ее заводили ВСЁ — звуки ходьбы туристов буквально в нескольких метрах от нас, память о сценарии из моего рассказа и просто желание быть оттраханой.

— Женечка, кончи мне в попочку. Я уже больше не могу терпеть.

Войти в попочку, когда партнёр ниже тебя и стоит к тебе лицом, не самая простая задача. Но фантазия и некоторый опыт позволяют сделать и не такое. И уже Настенька насажена на мой член, ее лобок трётся о мой, член входит не больше, чем на половину, но больше и не нужно, так как эта безумная женщина и так на полной скорости летит к оргазму.

— Женя! Ещё! Ещё! Ааааааамм! — крик Насти я еле затушил рукой, после чего приостановился и отдался ощущениям подрагивающего женского тела у меня на члене.

— Настенька, я тоже хочу кончить.

— Сейчас, Женечка. Ещё несколько секунд. Как ты хочешь? Могу повернуться спинкой, и ты домучаешь мою попочку в удобном для тебя темпе.

— Идеально! — и вот мой член несётся вскачь, раздирая нутро моей возлюбленной.

Скорость движений такая, что, кажется, мы сейчас башню расшатаем. Настины подвывания и всхлипы были не слышны, так как как раз в это время приехала полиция и пыталась скрутить пьяного дебошира, а он орал благим матом и никого к себе не подпускал.

— Женечка! Ещё немного, ещё! Я, кажется, выхожу на второй. Ооооооо! Даааааа! — под крики Настеньки и пьяного туриста я изливаюсь в самые глубины моей партнёрши. Сил практически не осталось, ноги подкашиваются, я стою только за счёт опоры о Настю и, удерживающий меня в вертикальном положении, член в Настиной попочке.

Еле плетясь и поддерживая друг друга, мы направились к лифту. Дебошира уже отправил вниз. Туристов почти не осталось, но оставшиеся с удивлением и некоей завистью рассматривали нас. Зрелище скорей всего было ещё то.

Не знаю, как выглядел я, но Настины всклокоченные волосы, безумные глаза с лёгкой мутностью, румяные щеки и следы от поцелуев на лице и шее не позволяли допустить ничего иного, кроме знания — девушка натрахалась по полной.

А теперь домой и спать, а, может, и не спать, если Настя ко мне во сне прижмется своим обнаженным телом, то я за себя не отвечаю.

О дивный город Париж! Ты подыгрываешь нашему безумию!

08.05.2018