Последняя вспышка этого мира

Однокомнатную квартиру на первом этаже пятиэтажной брежневки сотрясает низкий глухой грохот, будто горе-сосед со второго этажа уронил платяной шкаф, но падение на пол смягчил уютный бабушкин ковер. Однако причиной поглощающего каждую пылинку внутри тесной квартирки грохота были не перестановка соседа сверху, а непрекращающиеся второй час бомбардировки города.

Первые взрывы начались в 5 утра и вызвали паническую атаку — непреодолимую нервозность в груди, помноженную на невозможность что-то изменить. Но паника связана, в первую очередь, с громким звуком, приходящим из ниоткуда, постоянно, но не имеющим ритма — нельзя предсказать, а значит и морально подготовиться. Страх смерти пугал гораздо меньше — если бы снаряды падали бесшумно или со звуком треска цикад, они бы просто продолжили спать, смерть бы встретила их с умиротворением и сонной улыбкой.

Проснувшись от первого грохота, Она, с опухшим взглядом и еще не открывшимися глазами, но с моментально проснувшейся яростью берсерка, начала бить по будильнику в надежде заставить грохот умолкнуть и продолжить спать. Через 15 минут Он, чей сон всегда был более крепким, проделал то же самое, но с меньшей жестокостью.

Начало бомбардировок никого не удивило — это можно было предсказать, хотя бы по заблокированным выездам из города. Но подготовиться к, казалось бы, не самому страшному физическому дискомфорту, шуму, сложнее чем к вероятной гибели.

Они закрывали голову подушками и укутывались одеялами — бесполезно. Он закрыл дверь в комнату и получил в ответ лишь агрессивно-саркастический взгляд от неё. «Ну я хотя бы попытался» — сказал Он и вернулся в постель.

Потом они догадались взять наушники и включить музыку на максимум.

Sweet dreams are made of this

Who am I to disagree

Но это не помогло подавить взрывы, но что точно удалось, так это изменить восприятие от них. Теперь взрывы — это не громкий низкий звук, а вибрация, которая окутывает все тело.

I travel the world and the seven seas

Everybody’s looking for something

Она чувствовала, как ударные волны проходят по каждой молекуле ее тела: начиная одновременно от неуместно-празднично окрашенных ногтей на тонких длинных пальцах ног и верхнего пика макушки, откуда ведут свой рост длинные русые волосы со светло-окрашенными кончиками, заканчивая соприкосновением в единой усиленной волне в пикантной области между двумя крайними точками. Последнее, чего можно ожидать от бомбежки города — это возбуждающие физические ощущения в интимной области, но они были, их тяжело было игнорировать.

Some of them want to use you

Some of them want to get used by you

Удары давали толчки разной силы: зависело от близости падения снаряда и его вида. Также различалась частота порывов — это были то быстрые бесперебойные удары, то медленные и будто более мягкие, а иногда — редкие, но быстрые и резкие. От этого зависело ощущение вибрации в её теле, и Она не могла перестать видеть схожесть этих ритмов с другими, более известными и пикантными. То ли от этих ощущений, то ли от палева горящих зданий города, ей стало невыносимо жарко, и Она сбросила одеяло, пожертвовав иллюзией защищенности и комфорта.

Some of them want to abuse you

Some of them want to be abused

Обернувшийся освободившейся частью одеяла, Он уже не мог сводить глаз с ее худых ног, одна из которых была вытянута как у балерины, вторая слегка согнута. Эта привлекательная поза позволяла убедиться, что они прекрасны в любом получении.

Sweet dreams are made of this

Who am I to disagree

Удивительно, как неосознанно возникла эта манящая поза. Возбужденные девушки подсознательно становятся сексуальными в своем стане, манерах и позах, причем не осознают этого. Укажи им на это — будут упорно отрицать.

I travel the world and the seven seas

Everybody’s looking for something

Какого это? В момент величайшей за последние 75 лет геокатастрофе, когда ты можешь превратиться в фарш в любую секунду, думать о длинных бледных ногах. Ему стало буквально стыдно от того, что в его голове.

Остаток песни Он провел в попытке выбросить неуместные мысли. Это можно назвать медитацией. Буддисты и мимикрирующие под них хипстеры избавляются от мыслей, выкидывают их из головы, как собачники выкидывают отходы своих питомцев. Однако хипстеров, в отличии от буддистов, это приводит лишь к большей концентрации на навязчивой мысли.

— Я не смотрю на эти ноги.

— Я не смотрю на эти худые ноги.

— Я не хочу, чтобы эти бледные худые ноги обхватили…

В общем, у него не особо получалось.

Шутки в сторону, тапки в пол,

Трясите зданием как кинг-конг…

Учитывая контекст, строчки показались ей издевательскими, поэтому она вырвала наушники, так получилось, что у обоих, и резко встала с кровати.

— Не знаю, как ты, а я гулять.

— Сейчас?

— Да, сейчас. Умирать хоть на свежем воздухе.

Её идея, как и впрочем почти все ее идеи, показались ему глупыми, но отпускать ее, тем более навсегда, ему не хотелось, поэтому…

Я с тобой.

Она достала из шкафа зеленый сарафан с черным несчитываемым узором. После Она стянула с себя шортики и сняла майку, оставшись в одних черных трусиках — лифчик летом Она не носила. Он смотрел на, пусть и небольшие, но упругие и пропорциональные груди, на которые падают русые волосы, и попу, тоже небольшую, но идеально соответствующую её худым и длинным ногам, на которую падают осветленные кончики длинных русых волос.

Он делал вид, что выбирает одежды, но на самом деле, не сводил с нее глаз. Как только Она накинула зеленый сарафан с черным несчитываемым узором, он за 10 секунд оделся в джинсы и майку-поло и последовал за ней обуваться на кухню.

Она села на пуфик в прихожей и стала зашнуровывать белые кеды, обувая их на голые ступни. Подол сарафана зацепился за край пуфика, что обеспечила Ему очередной прекрасный вид на 45-градусный сгиб ее бедра и голени.

Интересно, что горячее — жар опаленных взрывами дома или вид ее бледных худых и длинных ног в манерном изгибе. Он, естественно, склонялся ко второму варианту.

Следом за ней, обув свои старые найки, Он вышел из квартиры, захлопнул дверь и пошел — закрывать на замок во время локального апокалипсиса максимально абсурдно.

Они прошли вдоль двора — пространства между двумя брежневками-близнецами. Тут всегда было немноголюдно — дети уходят играть на площадки новых соседних домов, а у старушек перестало быть в моде проводить время на скамейке перед подъездом. Во время военных обстрелов стало еще пустыннее, вместе с этим уютно, все-таки дворы старых пятиэтажек сумели сохранить уют в эпоху тотального дискомфорта.

Миновав двор, Они подошли к своей остановке, точнее к пешеходному переходу рядом с ней. Горел красный, который Она смело проигнорировала. Он остановился, стал ждать зеленый.

— Ты вообще идиот? — нервно крикнула она и продолжила идти, не дожидаясь его.

«И вправду, — подумал Он — какой смысл ждать зеленый на пустой дороге, особенно, когда участь быть сбитым машиной не кажется такой уж страшной». Он быстро догнал ее, и Они двинулись дальше в сторону парка.

Парк сильно отличался от дворов — Он был полон людей, видимо тех, чьих домов в привычном понимании уже нет. Почему так? Вероятно, привычка. Куда обычно идут в моменты всеобщего оживления или когда им нечего делать? Правильно, в парк. Видимо, и сейчас они решили сделать то же самое, хоть повод — взрывы не праздничных фейерверков, а траурных бомбардировок.

Но Она было точно не из тех, кто любит проводить время в людных шумных местах. Толпа вызывала у нее паническую атаку — ей казалось, что внимание каждого человека вокруг приковано к ней, и каждый разглядел в ней её недостаток. И все равно, что Она была объективно красоткой, у которой было все хорошо. Осознание этого не помогало избежать той неловкости, которую Она испытывала.

Словив паническую и на этот раз, Она резко остановилась, обнаружила взглядом ближайшую лавку и села на нее, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, точнее под грудью, немного тем самым приподняв ее, лишь добавив в его глазах, которых Он, замеревший от неожиданной смены направления и её красоты, не мог свести.

Когда заглохший мозг снова завелся и заработал, Он медленно дошел до нее и сел рядом. Она немного отодвинулась, тем самым продемонстрировав свое раздражение.

— Я рад, что умру рядом с тобой, — сказал Он, думая, что драматично-роматичная фраза растопит её.

— Можно поменьше драмы? — тихо, но нервно, сказала Она, даже не посмотрев в ее сторону.

Не прокатило. Тогда Он просто сел широко раскинув ноги и положив руки на край спинки скамейки, будто бы расслабленно задумывался обо всем хорошем, что было в его жизни.

На самом деле Он, только и думал о той, на которую озирался краями обоих глаз. Чтобы не попасться под горячую руку, Он не смотрел ей в глаза, а опускал взгляд ниже.

Получалась идеальная диагональ: линия взгляда проходила через бугорки приподнятой скрещенными руками груди и сразу попадали на место, где коленки лежат одна на другой. Заканчивала композиция слегка вытянутая вперед икра, щиколотка и белая кеда. Пару раз отвернув ради приличия взгляд, Он прекратил это дело и, зафиксировав этот взгляд как штатив, наслаждался видом.

Раздался взрыв, гораздо громче предыдущих. Он произошел в другом конце парка. Представлявшая из себя довольно спокойную субстанцию толпа начала бурлить будто бы Она — кока-кола, а взрыв — мятная конфета, которую кинул какой-то шутник. Люди начали бежать по сторонам, послышались крики, плач и другие проявления эмоций. Они даже не сдвинулись с места, даже не шелохнувшись — прошлые взрывы все-таки приелись, так что самый страшный стал просто очередным.

Ей внезапно стало легче, Она сама не поняла, почему. Спокойствие сладким дымом прошло по ее телу. Она взглянула на него, Он показался ей таким родным и теплым, как старый плед зимним вечером после прогулки. Она взяла его руку, крепко сжала. Потом придвинулась, поцеловала в щечку, положила голову на плечо и сказала, «Извини, люблю тебя». «Я тоже тебя люблю», ответил Он. «Никогда в этом не сомневайся, ладно?». «Ладно», ответил Он. После чего переложил ее руку в другую, а освободившейся обнял ее за талию и крепко прижал. Поцеловал ее в висок и вдохнул запах ее шеи и волос — запах нежности, такой, что можно зареветь от счастья, но Он не стал.

Снова взрыв — еще громче. Новая конфета в бутылке рождает новую волну паники и бурления толпы.

А вот этот взрыв Он почувствовал: что-то дернуло в груди. Но это возымело странный эффект — этот щелчок в груди образовал волну, которая пошла по всему телу, с будто бы топливо, зарядило его энергией, которую обязательно надо выплеснуть. Он снова посмотрел на ее ноги и понял, как именно.

Он взял своей правой рукой ее нижнюю ногу под коленкой, как Она любит. Она от смеси неожиданности и приятности взвизгнула, после чего Он провел рукой по ее бедру — его любимой части ее тела. Он пошел дальше, рука прошла через вуаль сарафана и без лишних сантиментов прошла под трусиками и схватила ее ягодицу.

— «Ну ты чего?» — воскликнула Она. Но воскликнула не так, будто хотела это остановить, а будто нужно было соблюсти формальность. Больше Она не возмущалась.

Он то сжимал, то разжимал ее попу в своей руке. Потом повернул ее к себе лицом и поцеловал, так резко, что их зубы ударились друг с другом, но никто уже не обращал внимание, потому что его язык был глубоко у нее во рту и осматривал свои владения.

Тем временем вторая рука задрала платье с другой стороны, дошла до трусиков, и аккуратно, но интенсивно начала ласкать вокруг того места, где должен быть клитор.

Его член ломился от возбуждения настолько, что казалось, что Он разорвет джинсы. Он аккуратно двинул ее руку в сторону ширинки. Ей всегда тяжело дается первый шаг, в отличии от предыдущих. Она поняла намек, положила руку на ширинку. Ощущение каменного стояка возбудило ее в разы сильнее предыдущих ласк — ничто не может заменить большой твердый член.

Она ловко, не как обычно, расстегнула ширинку, после чего, с его помощью, пуговицу джинс. Стянула трусы и готово — боец был освобожден прямо посреди боевых действий, в прямом и переносном смысле слова. Она обхватила член рукой и теперь они ублажали друг друга вместе.

Новый взрыв — по силе и шуму как два предыдущих вместе взятых, приостановил их поцелуй.

И тут Она поняла, в чем дело, почему ей так легко. Пусть на улице и много людей, но Они так поглощены паникой и безумием катастрофы, что ни капли их не замечают. Они вдвоем, одни, абсолютно одни, более уединенные чем в своей спальне в старой брежневке, где постоянно слышно шарканье соседа сверху, разговоры прохожих с улицы и и другие признаки людской биомассы. Сейчас же — посреди бомбардировки. гибели и страданий, никому нет дела до двух ласкающих друг друга людей, они невидимки.

Она одернула лицо, посмотрела на него, опуская взгляд сверху вниз пока не увидела его член, расположенный в ее руке. 10-секундная пауза, и Она резко наклонилась и взяла его член в рот.

Он в точности знал, как произойдет, Он выучил алгоритм, последовательность действий. Тем не менее, это не сделало ощущения менее приятными. Первое, что Он ощутил — это тепло: ее рот обволок его член и защитил от уличной прохлады и ветра.

Она взяла глубоко сразу и двигала горовой очень активно. Он двигал тазом, помогая ей, а точнее себе, войти в ее голову еще глубже.

Она сменила позу — села на четвереньки, уперевшись коленями о лавочку.

Новый взрыв и крики, это было где-то близко.

С каждой секундой Он трахал ее в рот все жестче и жестче, схватив руками а русые волосы с окрашенными кончиками. Его возбуждал звук причмокивания и рефлекса, возникающего, когда член заходит в самую глотку.

Она редко, но все же поднимала голову, чтобы сделать глубокий вдох, посмотреть ему в глаза и продолжить сосать.

Поняв, что может так и закончить, Он поднял ее на ноги, посмотрел на нее пять секунд, развернул, поднял подол сарафана и спустил трусы. На несколько секунд Он пустился лицом прямо туда, где только что были трусики. Почувствовав влагу ее тела и приятный аромат женского возбуждения, Он провел языков вдоль влагалища до ануса, Она взвизгнула. После поднялся, посмотрел на ее оттопыренный зад.

Взрывы — все ближе и чаще. Он поставил одну ее ноге на землю, а вторую на колену на скамейку. Не то, чтобы это было удобнее, просто так ее ноги будут максимально привлекательными. Пусть Он со своего угла обзора этого и не видел, но даже представлять себе, как Она выглядит со стороны — пик возбуждения. В каждом мужчине кроется порно-режиссер, воплощающий фильм своей мечты и одновременно играющий главную роль мужского плана.

Он провел членом у основания ее вагины и, под звуки новых взрывов, медленно, как Она любит, зашел в нее.

Она стонет от чувства, этого давление, которое ощущается во внутренних стенках ее влагалища.

Взрывы.

Он повышает темп. Ее ощущения волной покрывают ее тело. Он берет ее волосы и наматывает их на руку, сильно тянет. Она кричит от прилива страсти, перекрикивая грохот взрывов, который уже совсем близко.

Он закидывает правую ногу на скамейку, так получается входить глубже, до самого основания, чтобы чувствовать яицами тепло ее плоти.

Он ускоряется максимально. Она чувствует, как в ее груди рождается огонь, который, если продолжать разжигать, вспыхнет оргазмом. Последним и самым желанным удовольствием этого мира.

Взрыв в пятидесяти метров. Их слегка потрясает взрывная волна и тела покрываются пылью.

Он, сдерживаясь, чтобы не кончить раньше времени, кончить в нее, как он всегда мечтал, опускает ее сарафан с верхней части и хватает ее сиськи, сжимая кончиками пальцев ее соски.

Пламя в груди еще сильнее, вспышка наступит вот-вот. «Еще» — кричит Она, не зная, что это последнее, что Она ему скажет.

Он делает последний рывок, капли пота текут по его шее, покрытой пылью от взрыва. Пламя подбирается к заветной точке. Ничего в жизни не хочется так как оргазм, когда Он так близко.

Пламя подбирается к груди, оно вот-вот готово вспыхнуть, еще чуть-чуть.

Бомбардировщик, так бесцеремонно прервавший ее сон, исправляется и прицельным выстрелом возвращает в царство сна, пообещав больше никогда не беспокоить.

На землю упала медленно горящая прядь русых волос с осветленными кончиками.

Прислано: Мирный котик