Два дня с Мастером или Познание себя

Предисловие автора

Это не история, не рассказ, не порно. Это — чистая психоделика, вынос мозга. Не для слабонервных. Хотите удовольствия — проходите мимо. Хотите пощекотать нервы — добро пожаловать!

Завяжи мне глаза,

И я буду послушной и тихой.

Словно звук ручейка

Среди зарослей трав и кустарников вишни.

Завяжи мне глаза,

И укрой своей лаской и болью.

Боль внутри изгоняется болью на теле.

Пусть откроется мир через занавес боли.

Завяжи мне глаза.

Пусть уйдет все что было.

Пусть останется чистым лучом

Боль на благо, боль навсегда.

Завяжи мне глаза

И открой мне вселенские дали.

Я стояла на коленях и понимала, что я не здесь. Вокруг была темнота. Но не та, что давит, а та, что уносит. Не черная непроглядная, а глубокая синяя, скорее, фиолетовая. Мне было хорошо, просто реально и ощутимо хорошо. Я сходила с ума, красиво и медленно. И так не хотелось возвращаться. Студия уплыла. Мастер сидел передо мной. Цинично, расслабленно. Я не видела его, просто чувствовала. Да ни хрена я не чувствовала! Тело вдруг стало ватным, безликим, оно не волновало, а дыхание замерло. Душа была за пределом. Вдох через нос, глубокий выдох до самого низа через рот, еще раз. Возвращение неизбежно…

День первый

Мы сидим за столом и разговариваем. Табачный дым окутывает пространство. Черный кот Крокус крутится рядом, привлекая к себе внимание. Разговор ни о чем. А сердца бьются в такт. Сливаются мысли, уходит реальность. За стенами студии образуется пустота. Так бывает, когда двое находят друг друга. Так бывает, когда мужская и женская энергии начинают петь в унисон. Мы слышим стук сердца и ощущаем желания.

— У меня ощущение, что я давно лежу в гробу. Мне так хорошо, уютно. Но мне туда рано. Ты можешь поднять меня оттуда? Скажи, что ты сделаешь это сегодня?

— Да, милая. Я думаю, ты готова.

Барный высокий стул, я на него сегодня примерялась уже не раз наперегонки с Крокусом. Перегнуться, раскрыться. Но всё по-другому. Ошейник на шею. Широкий, жесткий, неудобный, на замке. Время, чтобы привыкнуть. 11-миллимитровая пеньковая веревка. Стянутые запястья, голова вниз, ноги притянуты к стойкам стула. Охотничий нож касается тела и режет трусики. «Блин, ты порезал мои любимые трусики!» Мысль уплывает, а уста молчат. Стек ласково и нежно проходится по коже. Удар за ударом. Без перерывов и пауз. Я начинаю впитывать боль, нет, не так… Сначала ее чувствовать. Огненный вихрь проносится по телу обжигающей дланью. Терпимо. Стою. Руки на перекладине, ноги на полу, животом на стуле. Пенька на теле прибавляет ощущений. Не встать, не дернуться. Сознание уходит. Стек касается сильно, но мягко. Но это лишь прелюдия. Я вою потихоньку сквозь зубы. Знаю, это не финал. До финала еще надо дожить. Повязки нет, но открывать глаза не хочется. С закрытыми глазами ты обитаешь в другом мире.

Металлический звук разматываемой цепи. Сверху вниз пробегает волна. НЕТ — орет сознание. ДА — говорит душа. И обратный позыв снизу вверх.

— Удар цепью один за два. Будешь считать.

— Да, Мастер.

Два… больше не стал. Он — Мастер, Он знает. На первом тело пронзило молнией. Я поднялась на носки, выгнулась вперед, упала на стул. Я не знала, сколько еще, посчитала: «Два», — сквозь пелену вдруг помутневшего сознания. Холодный металл второй раз упал на попу. Нет, не упал, вынес всё. Вынес мозг, эмоции, чувства. Я рухнула на стул и забилась в истерике: «Четыре!». Сказать, что мне было больно, это ни о чем не сказать.

Нежная рука коснулась моей истерзанной попы.

— Всё, девочка, всё. Больше не буду.

Пеньковая веревка сползала медленно с тела. Свободны ноги, потом руки, но не свободна душа.

Исповедь Мастера

— Садись.

— Да, ой, — пискнула я, опускаясь на кресло.

— Это нормально, еще дня три будешь ойкать. Знаешь, я в своей жизни не боялся ничего, кроме боли. Я просто перешагнул свой страх. Более того, нас учили выворачивать суставы, чтобы извлечь руки из наручников.

Далее последовала наглядная демонстрация. Мне стало плохо… Ненавижу подобные вещи.

Я сходила с ума. Не от боли, от доверия. Не буду рассказывать всё, что происходило за столом. Личное, ну уж очень личное. Меня больше волновало мое тело, которое требовало продолжения. И оно не заставило себя ждать. Линь — та самая пеньковая веревка. 8+8+2. Так сложилось. Так сказал Мастер.

— Я не буду тебя фиксировать, будешь держать себя сама и считать.

Легла на диван, вцепилась руками в подушку, расслабила уже синюю от порки попу. Я знала, что будет больно. Но я не знала, что так больно. Первый удар подбросил меня над диваном. «Один», — эхом пронеслось в голове, надеюсь, сказала вслух. Два — последовал сразу, три, четыре… восемь. Я плакала и, кажется, орала в голос, а может, и нет, не знаю. Время остановилось, реальность ушла. Девять помню хорошо, мне казалось, что больше не вынесу. Веревка ложится на поясницу. Я остаюсь одна. На несколько минут. Хватает перевести дыхание.

Рывок за волосы, голова вверх. В рот впихивается кляп. Мои любимые трусики, порезанные ножом. Скотчем приматываются к голове прямо на волосы.

Звучит вопрос — сколько осталось? Пока соображаю, падает новый удар. Еще и еще. Пытаюсь считать, теперь уже про себя, но понимаю, что не выдержу, а должна. Волю в кулак, закусываю кляп, стараюсь расслабить ягодицы. Мне больно, очень больно! Кончилось все внезапно. Не додал пять ударов до условленного. Не знаю, вынесла бы или нет? Наверное, да. Человеческие силы безграничны. Но Мастеру виднее.

Трясло меня не по-детски. Я ревела в голос, когда вытащил кляп. Мелкая дрожь сотрясала тело, остановиться было сложно. Обнял, прижал к себе: «Тихо, девочка, тихо. Да, все хорошо, это нормально. Плачь, сколько надо, плачь, я рядом». Дабы унять дрожь меня одели в теплую, уютную тельняшку.

Мы снова за столом в студии. Дым сигарет, в кружках свежезаваренный, бодрящий красный чай. Он придает сил и наполняет энергией. Всегда поражалась, откуда он его берет? Тот самый, терпкий, со сладковатым вкусом, гораздо более бодрящий, чем кофе.

— Сними ошейник, пожалуйста.

— Да, девочка.

Несколько манипуляций, тяжелый ошейник ложиться мне в руки.

— Я дарю его тебе. Теперь он твой.

Но это была лишь временная передышка.

На стол легла резиновая пластинка с металлическими шипами. Аппликатор Кузнецова с мелкими металлическими шипами-иголками. Барный стул был выставлен на середину комнаты. Веревка поднята с пола. Методично наматывается на руку Мастера. Шипы разложены на стуле. Мне предстояло на них сесть. Внутри все сжалось, а между ног предательски намокло.

Обхват диафрагмы, виток через шею, одна рука вверх и назад, виток над грудью, вторая рука, крест через грудную клетку. Я ощущаю жгучее шуршание по телу. Пенька не гладит, он скребет. Он я уже люблю ее, потому что это ощутимо и чувственно. Глаза открыты. Резиновая пластинка на барном стуле. Надо на него сесть, он высокий. Ставлю ногу на перекладину, Мастер подхватывает за талию и как куклу усаживает прямо на иглы.

Первое ощущение — резкая, почти невыносимая боль, будто тебя усадили на раскаленную печь. Но это, слава Богу, не печь, а лишь маленькие иголочки. Тело вытягивается струной вверх, выгибается назад, пытаясь найти удобное положение. Куда уж там! Не поерзаешь, пристраиваясь, на руки не опереться, ноги высоко от пола. Сколько сидеть, не знаешь, Мастер молчит. Как рассчитать силы? В голове назойливой мухой бьется слово — НЕТ. Но ты знаешь, что это слово сейчас не существует.

Не знаю, сколько прошло времени. Время — понятие относительное. Восемь или девять вспышек фотоаппарата. Может, меньше, может больше. Думаю, не так много. Но для первого раза мне хватило. Когда я поплыла окончательно, когда вдруг все затихло вокруг, я с закрытыми глазами уловила движение. Открыла глаза, по лицу текли слезы.

Заботливые

руки сняли тело со стула также легко, как усадили на него. Но тело рухнуло на колени. Упала одна рука, освобожденная из плена, расправилась диафрагма, свободная от петли, вторая рука, и вот свободно тело, вновь свободно… ничто не держит, не пленит.

Я стою на коленях и понимаю, что я не здесь. Вокруг темнота. Но не та, что давит, а та, что уносит. Не черная непроглядная, а глубокая синяя, скорее, фиолетовая. Мне хорошо, просто реально и ощутимо хорошо. Я схожу с ума, красиво и медленно. И так не хочется возвращаться. Студия уплывает. Мастер сидит передо мной. Цинично, расслабленно. Я не вижу его, просто чувствую. Тело вдруг становится ватным, безликим, оно не волнует, а дыхание замерло. Душа за пределом. Вдох через нос, глубокий выдох до самого низа через рот, еще раз. Возвращение неизбежно…

— Вот только не говори мне, что ты сейчас в нирване, — насмешливый голос выдергивает из грез.

Как уснула, не помню. Просто свернулась калачиком под боком Мастера. Проснулась среди ночи от слов, ласковых, нежных. Тихий голос выдернул меня из забытья. Я развернулась и утонула во взгляде. Он говорил, говорил что-то о красоте, о нежности, о судьбе.

Рука вниз, под одеяло. Член стоит. Он хочет, ему надо. Ныряю под одеяло. Все как всегда. Что любят мужчины? Ласку. Головку в рот. Языком по перемычке. Головой вверх-вниз, заглот до упора, до основания. Слезы на глазах. Фигня, нормально. Отпустила, восстановила дыхание. Повтор, с напором. Я на взводе. Он тоже.

Резкий приказ — на живот. Носом в подушку, ноги сжаты, попка приподнята. Истерзанная, выпоротая попка. Один большой синяк. Член направлен рукой, внутри будто наждачкой прошлись. Откуда такие ощущения? Думать некогда. Доставить удовольствие — вот моя цель. Заработали мышцы. Красиво, ласково, сначала медленно, потом сильнее. Я знаю, я все знаю, как надо. И вот он — очередной прокол. Мое напряжение сильнее, чем его. Я кончаю. Досада! Ну вот, как всегда, нет запрета, мозги не работают. Кончаю бурно. Настолько, что выгибается тело дугой. До рыка, до потери сознания. Вокруг туман. Нос в подушку, просить прощения не надо, мне никто не запрещал.

Мастер вошел внутрь после. Не комфортно. А дальше случилось то, чего никто не ожидал. Член сам нашел дырочку, другую. Моя попа будто ловила головку сама, будто втягивала в себя. Я, наверное, полная извращенка. Анальный секс для меня, как глоток воздуха. Я обожаю эту резкую боль при первом проникновении, я тащусь от возможности подвигаться, пристроиться. Я последняя шлюха, красивая баба, которая любит анальный секс. И голова на место сразу встала, и мысли вернулись. И мне захотелось, чтобы Он в меня кончил. Да, именно туда. Впихал с силой, прижал руками поясницу к кровати, навалился всем телом. Я ощущала его с точностью до ниточки, до нерва. Ловила каждое движение, хавала всем телом! Я впитывала его каждой клеточкой, каждым сантиметром. И это было взаимно!

Кончил, прижавшись всем телом, вдавил меня в плоскость. Я ловила его стоны, которые эхом отдавались во мне. Снова и снова выгибалась дугой. А вот теперь скажите мне, может обычный секс доставить такое удовольствие? Может, но не мне. И не ему. Искушенным, развращенным, безбашенным.

— У тебя уютная попка, девочка.

— Я знаю!

День второй

Нас разбудил Крокус. Наглый черный кот. Хозяин в доме. Он с семи утра начал ходить по спинке дивана и орать. Ладно, солнышко, все хорошо. Выбрались из кровати. Тит не успокоился, он лез ко мне на колени, проявлял все свое повышенное внимание. Выпускал когти, не оставляя меня в покое. Я понимаю, кошки чувствуют острее, чем люди. Он ловил мой выхлоп, он впитывал мое наслаждение. А мое тело было исключительно чувствительным. Любое прикосновение доставляло боль. Именно боль, не наслаждение. А этот черный дьявол будто чувствовал это и приносил новую и новую боль, впиваясь когтями в плоть.

— Крокус, милый, я тоже тебя люблю, но оставь меня, пожалуйста. Мне пора собираться, — расстроено говорю Мастеру.

— А знаешь, я бы тебя не отпустил…

— Уверен? Я ведь могу и остаться.

— Самое страшное, что может случиться, что ты останешься здесь навсегда.

— Конечно, и мы будем с тобой два счастливых, но бедных художника!

— Ключевое слово?

— Конечно, счастливых!

Два телефонных звонка и в нашем распоряжении еще сутки, почти…

Продолжение моего воспитания

Остановились на стеке. Жесткая вязка, руки за спину. Звон цепи заставил содрогнуться все тело. Но удара не последовало. Щелчок карабина и виток цепи сомкнулся на бедрах. Дальше холодная сталь обвила ноги. Еще один щелчок карабина. В рот кляп, тот же из моих любимых трусиков. Скотч, обмотанный вокруг головы, стягивает волосы, выгибая шею вверх и назад.

Пальцы рук, сведенных за спиной, интуитивно прикрывают самые чувствительные места после вчерашней жестокой порки. Удары стека неравномерны, ритм уловить не удается. То быстро-быстро, то со значительными перерывами. Я снова закусываю кляп. Мычу сквозь него. Мне опять и опять больно, очень больно. Но почему не хочется останавливать эту боль? Почему хочется ощущать ее снова? Опять плачу. Я, наверное, столько не плакала за всю свою жизнь. Но ощущение того, что душа становиться легче, нежнее, воздушнее, не покидает разум, наоборот, эта мысль укрепляется внутри, расползается, как спрут, присасываясь щупальцами.

Звон цепи снова заставляет вздрогнуть. По спине проходит предательский холодок. Но у Мастера другие планы. У него нет желания сегодня меня мучить, сегодня — только удовольствие. Для меня через боль, для него через наслаждение. Ноги свободны, цепь лежит на полу. Кляп резким движением сдернут, кажется, вместе с волосами.

— Я тут посмотрел твой арсенал и думаю кое-чем воспользоваться. Но сначала прелюдия.

Разворот на спину, связанные руки под поясницей теперь больше мешают, чем помогают, но уложив их правильно, можно выгнуться дугой, подставив под жало стека все самое сокровенное. Мы слышим друг друга уже без слов. Я сама сгибаю ноги в коленях, максимально раздвигая в стороны. Раскрываю бутон нежной, влажной плоти для боли. Боли и наслаждения.

Первый удар со свистом ложиться прямо на клитор. Я взвизгиваю, но тут же прикусываю язык. «Расслабься, просто прими. Ты поймешь эту боль, поймаешь ее назначение», — красиво высвечивается в голове смысл слов, пойманный вчера в разговоре за столом за чашкой красного чая.

Стек свистит в воздухе. Нежная плоть промежности, половые губы, внутренняя часть бедер — все горит огнем. Но при этом просит, нет, требует продолжения. Порка продолжалась недолго. Наверно, мне даже не хватило. Но доводить меня до экстаза не входило в планы Мастера. Он остановился резко, почти на полуслове. Я открыла глаза. И поймала его полу-усмешку.

— Я теперь, девочка, я получу свое удовольствие, — и быстро стянул веревку, сковывающую мои руки и спину.

Мастер выбрал из моего арсенал небольшой розовый вибратор, капнул смазку на мою попку, которая радостно втянула в себя этот резиной член. Я прижала его одной рукой, широко разведя ноги в стороны. Член Мастера, давно стоящий колом, не без труда протиснулся в свободную дырочку. Я чувствовала вибрацию на тонкой перегородке между двумя входами, его член ощущал то же самое. Он двигался во мне широко и свободно, не смотря на суженое пространство. Я прижимала рукой гудящее устройство выше и плотнее к верху. Кончили мы почти одновременно. Но вдруг в последнюю секунду Он выдернул член и поднял вверх. Я едва успела поймать его ртом и впитать в себя ту самую драгоценную жидкость, которая на вес золота необходима женщине. Жидкость без вкуса, цвета и запаха. Но самое ценное, что может дать женщине мужчина. Почувствовать губами, как сокращаются мышцы головки, глубинные мышцы члена, как вибрирует кровь в его сосудах.

Вибратор безвольно выскользнул на простыню. Он не может заменить живого импульсивного движения, он не может доставить удовольствия, он резиновый. Но если совместить два усилия вместе — его возможности и живую плоть, получится истинное удовольствие. Плотоядно облизывая губы, собирая последние капли драгоценной жидкости, я улыбалась, той блаженной, почти дебильной улыбкой, в полном экстазе, симбиозе боли, наслаждения, полного удовлетворения и счастья.

Финал

— Где ты находишь покой?

— Там, за рекой…

Диана Тим Тарис