Идиотка

— И что, ты в самом деле думаешь, что я тебя найму?

— Но… Вы же прислали мне приглашение… Выбрали мое резюме…

— Ты идиотка!

— Почему?

— По двум причинам. Первая — твое лицо. Оно смазливое, а это значит, ты идиотка. Умных красавиц не бывает, как и красивых умниц. Кроме того, ты решила, что я отобрал тебя по другой причине, и тем самым подтвердила первую.

— Вы отобрали меня… потому что вам понравилось мое лицо?

— Ты не просто идиотка, а глухая идиотка! Я не сказал, что оно мне понравилось. Я сказал, что оно смазливое. Объективно смазливое — безотносительно меня или еще кого-нибудь. Вникаешь?

— Пытаюсь. А надо?

— Ну, хотя бы попытайся. Лучше поздно, чем никогда. В твоей красивой голове, как-никак, плещется один-другой миллиграмм мозгов.

— И зачем тогда вам понадобилась моя красивая голова?

— Полюбоваться. Красотки — необходимое звено жизненного цикла: они вдохновляют людей с мозгами. Что ты закончила, мисс Бюст?

— Чикагский художественный. Я же писа…

— Что-о? И какого рожна художница с сиськами подает резюме в один из самых популярных дайжестов Чикаго?

— Я работала в университетской газете. У меня есть опыт. Я писала в резю…

— Ты до сих пор думаешь, что я его читал? После того, как увидел твое фото? Ты знаешь, что с тобой хочется сделать, когда видишь твое фото?

— Так вперед! — она была уже на пределе. — Делайте, чего же вы стоите! Мне раздеться?

Шеф, прищурясь, смотрел на нее.

— Вообще-то да, — сказал он. — Раздевайся.

— И вы даже не стесняетесь говорить мне это? Вы, самодовольный циничный пошляк!

— Раз я циничный и самодовольный — почему ты до сих пор здесь?

— Потому что мне нужны деньги! — с отчаяньем крикнула она.

— Деньги, говоришь?

— Да, деньги! Я до последнего надеялась, что их можно заработать другим путем. Но если это не так, и — я наивная идиотка, — пусть лучше это сделает со мной кто угодно, но только не вы, мистер Пенис-Вместо-Мозгов!

— Такой ты мне больше нравишься, — спокойно сказал тот, когда она умолкла, переводя дух. — Мозгами не пахнет, но характер налицо. Раздевайся.

Она застыла, глядя на него изумленно, как на собаку с пятью ногами.

— Это не для того, чтобы тебя трахнуть, — сказал шеф. — И не надейся. Это испытание.

— Испытание?

— Повторяя за мной, как попугай, ты подтверждаешь, что ты идиотка, а я и так это знаю. Да, испытание. Пройдешь его — возьму на работу. Раздевайся.

Она открыла было рот, но тут же закрыла его, так и не издав ни звука. Метнув в шефа горящий взгляд, она гордо вскинула голову — и потянула с себя блузку.

— Продолжай, — сказал он, когда она осталась в одном белье. — До конца.

Она стянула с себя лифчик, обнажив великолепные груди, налитые, будто их надули изнутри.

— До конца!

Снимая трусы, она запуталась в них и чуть не упала.

— Да, в стриптиз-баре ты явно не работала… Я был прав: ты идиотка. Такое тело высасывает из генов все соки, не оставляя мозгам ни капли. Вот тебе мое задание. Выйди в коридор, спустись на первый этаж, в холл, сорви цветок с герани, которая там растет, и принеси мне.

— Вы извращенец, — прохрипела она. — И псих.

— Ты ничего нового мне не сказала. Ну?

Осторожно ступая, будто пол был усыпан стеклом, она прошла к двери, оглянулась на шефа, вдохнула, выдохнула — и скрылась за дверью. В воздухе, казалось, остался отпечаток тугих ягодиц.

Шеф долго смотрел ей вслед. Затем вздохнул, взял со стола чей-то портрет в рамке и стал смотреть на него.

Дверь открылась раньше, чем он ожидал.

— Вот! — тонкие пальцы вертели гроздь розоватых цветов. — Куда вам ее? В петлицу? Или за ухо?

— Неплохо, — хмыкнул шеф, пялясь на ее гениталии. — Полторы минуты. А ну-ка иди сюда!

— Зачем?

— Трахать не буду, не надейся. Иди-иди…

Медленно, как к тигру, она приблизилась к нему. Быстро вытянув руки, он схватил ее за бедра и, крепко удерживая, влез пальцем прямо в вагину.

— Сухая, — сказал он, не обращая внимания на визг. — Рассказывай, как это было? Или лучше я тебе расскажу. Что ты нашла в коридоре? Портьеру? Завернулась в нее, как голубец, подошла к лифтеру и дала ему двадцать баксов?

— Десять…

— Вау! И тот, конечно, оказался рыцарем? Чистая работка. Ты наполовину принята.

— Наполовину?

— Да. Осталось еще одно испытание. Пошли.

— Куда?

— Туда же.

Он вывел ее, голую, в коридор.

— Будешь упираться — выгоню. Вот прямо так, как есть, и пойдешь домой… Слушай и вникай: я провожу тебя к лифту, ты спустишься вниз, САМА сорвешь там такой же цветок, САМА принесешь его мне… а я подожду у лифта. Что такое?

— Я вас ненавижу, — простонала она.

— Это хорошо. Пойдем, Ева без яблока.

— Ага, все-таки запомнили мое имя! А говорите — резюме не читали.

— Я… — шеф запнулся, — я с фильтром читал. Главное запомнил, мусор отфильтровал… Ну, как ощущения?

Они окунулись в поток офисного планктона, хлынувший из лифта.

Люди ахали-охали, улыбались, переглядывались, говорили «вау» и задирали брови до самой макушки, особенно мужчины. Шеф невозмутимо шествовал вперед.

— Ребят, это у нас экспонат. Руками не трогать, — говорил он, оглянувшись на Еву, которая погибала от стыда. Губы ее скривились в невообразимой усмешке, соски набухли, как сливы.

— Нет. Не могу, — дернулась она.

— Сделаешь это и еще кое-что — возьму за 700 баксов в неделю, — спокойно сказал шеф.

— Кое-что — это что?!

— Увидишь. Пошла! — он втолкнул ее в переполненный лифт. Полюбовался на шок пассажиров, на пунцовый лоб Евы — и, когда двери закрылись, присел на диван.

На лице его играла мрачная улыбка. Он сидел, глядя в одну точку, довольно долго, потом стал поглядывать на часы. Прошло семь минут.

Заерзав, шеф наконец встал и нажал кнопку лифта.

Дверь открылась, и оттуда с толпой возбужденных клерков выплеснулась Ева, малиновая сверху донизу. На лице ее застыла все та же усмешка — щеки держали ее, как розовый крем.

— Что ты им сказала про меня? — спросил он, входя за Евой в свой кабинет.

— Правду, — хрипло сказала Ева. — Что это новое требование при приеме на работу в ваш дайжест. Держите, — она сунула ему в петлицу ветку герани. Потом схватила его руку и сунула ее себе между ног. — Ну как, теперь не сухо?

— Нет, не сухо, — протянул шеф, щупая маслянистый бутончик.

Ева смотрела на него в упор.

— Слово есть слово. Беру тебя на испытательный срок. Пятьсот баксов в неделю. Двести долой, потому что позорить начальство некрасиво. Даже правдой. За эти пятьсот баксов ты будешь исполнять любые мои прихоти, а я буду смотреть и делать выводы.

Ева молчала, тяжело дыша.

— Одевайся. Завтра придешь в десять утра и принесешь статью о деле Хопкинса. Две машинописных страницы. Побольше намеков, поменьше философии.

— Почему вы думаете, что я в теме?

— У тебя есть целая ночь для того, чтобы быть в ней. Да, и что у тебя за прическа? Шатенка, волосы до лопаток… Это не стиль «Йеллоу Дайжест». Чтобы завтра же покрасилась в лимонный цвет! Пару прядок можешь сделать зелеными. Свободна!

Он подождал, пока хлопнет дверь. Потом сел в кресло и вдохнул глубоко, будто хотел втянуть в себя весь воздух кабинета.

***

— Ты идиотка!

— Где-то я уже это слышала, — издевательски протянула Ева.

— И услышишь еще миллион раз, пока не станешь мертвой идиоткой. рассказы эротические Пораскинь своими куриными мозгами: куда ты годишься с таким цветом головы?

— Вы же сами сказали…

— Я сказал специально, чтобы проверить тебя. Мне не нужны послушные паиньки без своего мнения.

— А что, мне не идет? — Ева тряхнула лимонной гривой, красиво уложенной на одну сторону, как и раньше. В ней, как травинки в стоге сена, зеленели тонкие прядки.

— Тебя мы даже не обсуждаем. Оно не идет «Йеллоу Дайжесту». А ну-ка… ну-ка…

Порывшись в столе, он достал электробритву.

— Ну-ка… иди сюда…

— Вы что, собрались выбрить мне голову?

— А что с ней еще делать?

— Нет!

— Бззззз! — Он включил машинку и, жужжа вместе с ней, стал надвигаться на Еву, как киношный монстр. Ева отступила.

— Нет! Нет! Я не могу…

— Бззззз!..

Ева хмыкнула — и откинула лимонную шевелюру с левой стороны.

Шеф застыл. Жужжание прекратилось.

— Охренеть. Кто это тебя так?

— Не ваше дело.

— Допустим, не мое. Но ты все равно идиотка, — говорил шеф, глядя на красноватый шрам, зиявший вместо ушной раковины. — Почему не сделала операцию? Пришили бы тебе протез — и брейся на здоровье. Такой красотке без уха — как Форду без трости…

— А вы знаете таких, кто бесплатно протезы пришивает? — хрипло спросила Ева. — Потому что за деньги — не вариант, ибо у меня их нет. Пока.

Шеф постоял, молча глядя на нее. Потом подошел к сейфу, достал оттуда какие-то бумаги, что-то написал — и протянул их Еве:

— Держи.

— Что это?

— Счет, — сказал шеф. — Найдешь клинику доктора Боула. Здесь все реквизиты. Скажешь — пусть все расходы снимают с этого счета.

Ева неподвижно смотрела на него.

— Вы дарите мне операцию? — хрипло спросила она. — Почему? Это же тысячи баксов!..

— Бери, пока не передумал. И давай-ка к делу. Принесла статью?

Ева еще какое-то время смотрела на него, потом взяла сумку и достала оттуда мятые страницы.

— Рыбу заворачивала? Ну-ну… — шеф погрузился в чтение.

Пробежав глазами текст, он ухмыльнулся.

— Так. Очень хорошо. Отлично.

— Что, правда, что ли?

— Правда — у Бога в раю. Переделай.

Ева во все глаза смотрела на него.

— Пишешь, что Хопкинс — жертва обстоятельств, и виновато общество? Отлично. Просто превосходно. А теперь напиши все наоборот: что Хопкинс — вонючий ублюдок, а общество терпело его, пока не стало невмоготу.

— Но… Но ведь я же так не думаю!

— Конечно, не думаешь: тебе нечем это делать. Я от тебя не думанья жду, а работы. Вперед, детка! И чтобы без уха не возвращалась. Сроку тебе — до понедельника. Аривидерчи!

Она ушла, а он, выждав время, взял со стола фотографию в рамке, опущенную картинкой вниз, и кивнул изображенному на ней мужчине.

***

В понедельник Ева вошла в кабинет и торжественно показала новенькое ухо, откинув лимонно-зеленую гриву. Оно было неотличимо от настоящего.

— Это фокус такой, да? — спросил шеф. — Ты просто втянула его в себя, а потом развернула обратно, как антенну?..

— Спасибо вам. Никогда не думала, что буду говорить вам спасибо, но… спасибо!

— Спасибо будешь говорить, когда я сбрею твою ужасную траву с макушки.

— Вы немного опоздали, — с обаятельным злорадством сказала Ева, потянув себя за лимонную прядь.

Шевелюра сползла прочь, обнажив розовый и блестящий, как полированная мебель, череп.

— Ах ты… Ну наконец-то ты меня обставила! — всплеснул руками шеф. — Все, засунула своего босса в задницу, и он свисает оттуда, как невысранная какашка…

Лысая голова сияла торжеством и оттого была прекрасна даже без волос, хоть их и было безумно жаль.

— Я купила несколько париков. Не хотите так? А так? — Ева превратилась вначале в кудрявую милашку, затем в элегантную брюнетку-каре.

— А где Хопкинс? — свирепо прорычал шеф. — Или, пока тебе пришивали новую антенну, ты отлынивала от работы?

— Нет. Держите, — она протянула ему текст.

Бегло просмотрев его, шеф скомкал мятые листы и выбросил в корзину:

— Так… Блестяще! Великолепно! А теперь — новое задание. Знаешь Энтони Брюмора?

— Того самого?

— По всей видимости, да. Сегодня и завтра он в Чикаго. Любым способом вытяни у него интервью. Вот тебе диктофон.

— Но… но как я… Он же такой, вы знаете… И о чем я буду его спрашивать?

— Вот у него и поинтересуйся. К вечеру будет — выплачу восемьсот баксов наличными. Нет — только пятьсот, да еще и…

— Что?

— Немного косметики тебе не повредит. Вот это, — шеф взял что-то со стола, — вот это — несмываемый маркер. По-моему, на твоей лысине не хватает опознавательных знаков…

— … Это невозможно! — выкрикнула Ева, входя к нему вечером. — Он еще больший псих, чем вы. Предлагает такое, что и повторить стыдно. Гоните пятьсот и рисуйте на мне все, что хотите!

— Но маркер несмываемый, — напомнил шеф, подходя к ней. — Сегодня я разрисую тебе голову, а завтра, если придешь без интервью, выкрашу чернилами всю тебя. Вот они, в бутылочке!..

Сжав губы, Ева молчала, и тот изрисовал ей лысину надписями «Еvа», пока они не покрыли ее от лба до затылка, наподобие волос.

— Постой. Это еще не все. А ну-ка… — шеф достал электробритву и сбрил Еве ее роскошные брови, одну за другой.

Евино лицо, обезображенное до неузнаваемости, горело улыбкой веселого отчаянья. Снова взяв маркер, шеф нарисовал ей тоненькие, как у Пьеро, брови дужками, а потом заставил ее закрыть глаза и сделал жирную подводку на веках. Грим завершился несколькими мушками на щеках и на шее.

— Готово! Подойди-ка к зеркалу…

Кабинет огласился визгом, перешедшим в истерический хохот. Никто никогда не сказал бы, что это эксцентричное существо — та же красавица, которая пришла сюда неделю назад, хоть на ней и была все та же голубая блузка.

— Теперь тебе нужна новая одежда. Держи, — шеф вручил Еве, вздрагивающей от смеха-плача, несколько купюр. — И пошла вон отсюда, пока я не разрисовал тебе задницу. Придешь завтра ни с чем — выкрашу в черный цвет.

Назавтра Ева швырнула ему диктофон:

— Вот ваше интервью.

— Ага! Я знал, что он клюнет на твою разрисованную голову! Ты была в парике?

— Нет.

— Молодец! И как тебе это удалось? Из него уже два месяца никто не может ничего вытянуть.

— А вы послушайте. Там все понятно, — бесцветным голосом сказала Ева, устраиваясь на диване.

Ее невозможно было узнать: вместо женственного костюма на ней были черные кожаные брюки, куртка и ботинки на высокой платформе. На шее и на запястьях красовались стальные цепи. Лысина и лицо по-прежнему остались разрисованными, ногти были выкрашены в черный цвет. Новый образ довершала кроваво-красная помада на губах.

— Отличный вид, — кивнул шеф, включая диктофон. — Тааак, ну что у нас тут?

Самодовольный голос, искаженный динамиком, гудел, изрыгая непрерывный поток скабрезностей. Потом голос согласился на интервью — но только, если Ева прямо сейчас вставит себе в вагину новый вибратор «Swееt Pussy», выпущенный фирмой «Lаcky Bruеmоr» в этом году.

Дальше было собственно интервью. Ева задавала вопросы, проявляя незаурядную находчивость и чувство юмора; Брюмор отвечал в своем духе. Чем дальше — тем заметнее дрожал Евин голос, хоть она и пыталась совладать с собой.

— Как ощущения, моя дорогая? — спросил Брюмор.

— Великолепные. Не будем отвлекаться… ааа!… мистер Брю… Брюмор… Как вы ладите с организациями, защища… оооу!… защищающими нра… нравст… ааа… ааа… Ааааааааа!!! Аа! Аа! Аа!..

— Эксцентричная юная леди испытывает сильнейший оргазм, дамы и господа! — благодаря эсклюзивному вибратору «Swееt Pussy» фирмой «Lаcky Bruеmоr»! Лаки Брюмор — наслаждение за бесценок! Смотрите, как закатились ее глаза! Прямо сейчас маленькое чудо техники вибрирует в самой интимной части ее тела, исторгая из него новые и новые волны наслаждения… Мисс Ева, вам было хорошо? Расскажите о ваших ощущениях! Поделитесь тем, что вы пережили, с нашими покупателями!..

… Ева сидела на диване — нелепое разрисованное существо с оттопыренными ушами и кукольными бровями-ниточками. Она казалась абсолютно безучастной. Шеф внимательно следил за ней.

— Ну, и как ощущения?

— спросил он. — Ты так и не рассказала.

— А то вы не знаете, — сказала Ева, глядя в потолок. — Ты кончаешь, а на тебя все смотрят.

— Это штука все еще в тебе?

— Нет, конечно.

— Раздевайся.

— Что?

— Если бы ты не хотела этого, ты бы вышла, когда я слушал запись, — сказал шеф, подходя к ней. — Раздевайся.

Не отрывая от шефа пристального взгляда, Ева сняла с себя всю одежду и через минуту была полностью голой.

Шеф бесцеремонно сунул руку ей в вагину.

— Мокрая, хоть выкручивай, — крякнул он. — Где эта штука?

— Он у меня забрал.

— Врешь! Сунь ее в себя.

Ева усмехнулась, достала из сумочки розовый вибратор и, отвернувшись от шефа, вставила его в вагину.

— Могла бы не отворачиваться. А теперь читай мне вслух… что ты там помнишь из поэзии? «Ворона» помнишь?

— Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, над старинными томами я склонялся в полусне… — начала Ева, не отрывая от шефа странного взгляда. Вибратор тихонько гудел в ее раковинке.

Когда «из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней» — ее голос задрожал, хоть она изо всех сил старалась сдерживаться и читать ровно. Каждое следующее «никогда» получалось все более надрывно, а на предпоследнем ее глаза вдруг закатились:

— Никогдаааааа!… — взревела она. — Аааааа! А! А!… — и стала с силой тереть вагину, плюнув на стыд.

Вибратор выпал и покатился по полу. Шеф подхватил его и выключил.

— Могла бы дочитать, — сказал он. — Одна строфа осталась.

Голая Ева корчилась на диване, терзая себя между ног, и умоляюще глядела на него. Тот отвернулся и отошел к окну.

— У вас сегодня никого нет? — спросила Ева, когда отдышалась. Ее голос звучал слабо, как у больной. — Я себе иначе представляла будни «Йеллоу Дайжест». Где сотрудники? Где тысячи дел? Где работа, бьющая клюом?

— Мой журнал — огромный организм, детка. Почки и печень работают на автомате. Мозгу не обязательно про них думать.

— Почему вы так издеваетесь надо мной? — спросила Ева тем же тоном.

Шеф повернулся к ней.

— Почему все время оскорбляете меня? Унижаете, позорите? — спрашивала она без всякой злости, тихим, бесцветным голосом. — Почему вы подарили мне ухо, а потом изуродовали меня? Неделю назад я была красавицей, хоть и без уха, но это почти никому не было заметно. Сейчас я — чучело гороховое, и это заметно всем… И самое главное — почему все это мне так нравится? Я сошла с ума?

Шеф пристально смотрел на нее. Затем подошел и присел к ней на диван.

— Я думала, что терплю вас из-за денег. Я думала так совсем недавно, пару дней назад. И даже когда я кончала под прицелом камер, я так думала. Думала, что ненавижу вас. Видите? — она раздвинула ноги. На левой складке вагины краснела ссадина. — Это было дома, после того, как я для вас герань носила. Почему вы мучаете меня? Почему? Почему? — с тихим отчаяньем повторяла Ева.

Шеф молчал. Потом заговорил, тщательно подбирая слова.

— Когда-то у меня был друг. Лучший друг. Он умер. Незадолго до смерти он влюбился в одну очень красивую девушку. Он был мягким, нерешительным типом. Девушке он тоже нравился, но что-то у них с самого начала не ладилось. Ее, видно, раздражала его мягкость, то, что он всегда с ней соглашался и был ласков, как теленок. И девушка изводила его капризами. Так, во всяком случае, я думал.

Однажды он с горя напился. Девушка зашла к нему, и они повздорили. Он кричал ей, что она его ни во грош не ставит, а она кричала ему, что он тряпка. Она сказала — «если бы ты мог ударить меня, отрезать мне что-нибудь… « Она завелась и изводила его, как умела. Так, во всяком случае, я себе это представлял.

Тогда мой друг схватил нож, отрезал ей ухо и выкинул его в окно. Он был сильно пьян. Было много, очень много крика. Девушка, обезумевшая от страха и боли, кричала, чтобы мой друг немедленно нашел ее ухо. И тогда он влез в окно и выпрыгнул с шестого этажа. Через три дня он умер, а до того успел все это мне рассказать. Девушка несколько дней провалялась в больнице и пришла только на похороны. Она захлебывалась слезами, но я ей не верил.

Прошло время. Мой «Yеllоw Digеst», прогорел, я продал его за бесценок новому владельцу, и тот открыл новые вакансии. Совершенно случайно один из конвертов с резюме попал мне в руки.

Это была судьба. Черт, как же я хотел отомстить!… В моем распоряжении было все: офис (новый владелец въедет сюда только послезавтра), время, деньги — немного, но достаточно, чтобы выглядеть толстосумом в глазах нищей девчонки, слишком белокожей для того, чтобы зарабатывать так, как это делают все…

Он взял Еву за руку. Та плакала.

— Вы очень любили Дэйва, да? — спросила она сквозь слезы.

— Да.

Шеф подержал ее пальцы. Потом нагнулся к губам…

Через минуту их тела сплетались в клубке истерических ласк.

— Как… тебя… зовут… — хрипела Ева.

— Нехорошо… забывать имя своего босса… — шамкал шеф, не отрываясь от ее сосков.

— Ты… не мой… босс… Аааа! Так как?

— Дэйв.

— Что? Как это? Тебя тоже?..

— Вот так. Вот так! — повторял шеф, вламываясь багровым колом в Евины внутренности. — Вот так! Вот так! Вот так!..

Их бедра прыгали с такой быстротой, что слились в сплошное вибрирующее пятно. Ева улыбалась блаженной улыбкой наркомана.

— Ты… идиотка… — хрипел Дэйв. — Ни одной женщине не понравится, если ее так грубо трахать… Я ебу тебя, как конь…

— Ааааааа! — взвыла Ева, прогнувшись мостиком. — А! А! А!..

Дэйв уже ничего не говорил. Упав на Еву, он лежал ничком, а она гладила его по спине.

— Скажи еще раз, что ты со мной сделал…

— Я выебал тебя, как конь. Я влез в тебя огромным хуем и заебал тебя нахуй…

— Иииииыы… — ныла Ева, ерзая бедрами.

— Хочешь еще?

— Даааа…

Кряхтя, Дэйв целовал ее в губы, в соски, и вновь и вновь трудился над красивым ненасытным телом.