Еще одна причина ненавидеть поезда

«… отправляется в шесть часов сорок пять минут.» Механический, звенящий голос периодически будил Машу всю ночь. Она, в основном даже не открывая глаза, проверяла на месте ли вещи и снова проваливалась в неглубокий сон. В этот раз было понятно, что уснуть уже не получится. Уставшая спина ныла, затекшие ноги требовали разминки, да и в кистях рук, которые девушка держала в карманах джинс, сжимая телефон, паспорт и ключи, уже чувствовалось неприятное покалывание. Большие часы показывали 6—30. Приведя себя в порядок настолько тщательно, насколько это позволяли условия вокзального туалета, Маша отправилась на поиски места, где можно перекусить. Небольшой фаст-фуд встретил ее калейдоскопом аппетитных запахов, заставивших живот предательски заурчать. Пицца и кофе. Почти как дома. И стул мягкий. После плацкартной полки, деревянных парковых лавочек и пластикового сиденья, на котором она провела ночь, этот стул показался ей царским троном. Удобно, можно заказать еще пиццы, но вокзал уже успел ей опостылеть, да и затекшим мышцам прогулка не помешает.

9—00, до встречи три часа. Три часа. Интересно, четыре года это сколько часов? Они не виделись и не общались 39 534 часа. Неудивительно, что когда телефон заговорил таким знакомым и в то же время очень изменившимся голосом, Маше было трудно поверить в реальность происходящего.

— Привет! Узнаешь? Боже, Маха, у тебя голос совсем не изменился! Кого из наших видишь? С Захаровой общаетесь еще? А я тут Соколова встретила, в супермаркете случайно столкнулись, представь!

Удостоверившись, что не спит и не сошла с ума, Маша сразу поняла — второго шанса не будет. Она должна встретиться с ней, увидеть, что это уже совсем другой человек. Что реальная Юля не имеет ничего общего с той Юлей, которую она помнит. Только так можно наконец успокоить призрак своей первой любви, который все это время жил в самых отдаленных, уже покрытых пылью и паутиной времени, уголках ее памяти. Последнее время этот призрак вел себя тихо, и Маша научилась не обращать на него внимания, но стоило какой-нибудь мелочи пробудить воспоминания, как он начинал громыхать своими цепями и тянуть туда, обратно, в прошлое, где она была одновременно так счастлива и так несчастна.

Как бы ни пыталась Маша, но вспомнить с чего началась их дружба она не могла. Скорее всего они случайно оказались за одной партой, наверное начали болтать о какой-то ерунде и после этого уже всегда сидели вместе. А вот момент, когда дружеская привязанность превратилась в нечто большее, запомнился навсегда. Проснувшись весенним утром, Маша, без особой на то причины, почувствовала, что ей срочно надо увидеть подругу. Если они не встретятся сегодня, то мир станет намного серее и скучнее. В восемнадцать лет мысли все еще были по-детски искренни и чисты. «Вот она, настоящая дружба», — думала Маша, млея от счастья, когда во время загородной экскурсии Юля заснула в автобусе, положив голову на ее плечо. Время шло, подруги росли и менялись, менялось и чувство, поселившее в девочке тем весенним утром. Долгими бессонными ночами Маша убеждала себя: «Это дружба, крепкая дружба. Ничем кроме дружбы это быть не может». Друзья скучают, когда долго не видятся, они понимают друг друга без слов, если друг рядом весь мир выглядит по-иному, ярче, осмысленней и интересней. Но вряд ли друзья чувствуют жгучую тяжесть в низу живота от случайно затянувшегося прикосновения, вряд ли у них земля уходит из-под ног от одного взгляда на искреннюю улыбку подруги, и уж точно им не снятся эти странные сны. Девочка отчаянно строила для себя убежище из бесчисленного количества доводов, но никакие аргументы и отговорки не могли устоять перед той бурей незнакомых и таких реальных, ничего реальнее для Маши в этом мире не существовало, чувств. Вскоре прятаться стало негде, не осталось другого выхода, кроме как сказать самой себе, пусть и очень тихо, тише самого осторожного шепота: «Это любовь».

Сначала было страшно — ее пугало, казавшееся тогда очень неприятным и отталкивающим, слово «лесбиянка». Пугала перспектива всю жизнь быть не такой как все, ловить на себе косые, полные неприятия и осуждения взгляды, не выдержать одиночества и в итоге оказаться в психиатрической лечебнице. Позже, когда стало ясно, что изменить себя она не в силах, страх сменился отчаянием. Осознание факта, что это терпкое чувство, от которого веяло одурманивающей свежестью, навсегда останется неразделенным, принесло с собой тоску и ощущение собственной беспомощности. Но стоило Маше увидеть Юлю, услышать ее голос, заглянуть в глаза, как и страх, и грусть, и отчаяние исчезали, оставляя после себя лишь размытый привкус ночных кошмаров.

Для счастья Маше было нужно совсем немного: видеть улыбку подруги, чувствовать ее локоть во время долгих и скучных уроков и часами разговаривать по телефону. Не хватало только одного — возможности искренне сказать Юле, что она значит для нее. Страх разбить дружбу своими же руками останавливал, хотя несколько раз она была очень близка к тому, чтобы плюнув на все, взять ее за руку, и глядя в глаза, произнести эти чертовы три слова. Первый раз это случилось зимой. Та огромная пушистая шапка-ушанка была сшита специально для Юли какими-нибудь волшебными эльфами, которые лучше всех разбираются в том, как подчеркнуть природную красоту и довести ее практически до идеала. Думая так, Маша чувствовала себя полной дурой, но ничего другого ей в голову не пришло. Ледяной статуей замерла она в шкoльном вестибюле, словно став свидетелем величайшего чуда в истории этой планеты. Юля, явно почувствовав такой пристальный взгляд, повернула голову, в ее глазах на миг мелькнуло удивление — очень уж странным было выражение лица подруги, но уже в следующую секунду она улыбалась своей привычной улыбкой. Следующий раз это произошло в бассейне. В душевой они заняли кабинки, располагавшиеся друг напротив друга, и взгляд ежесекундно упирался в фигуру обнаженной подруги. (Специально для .оrg — ) Сердце у Маши билось настолько быстро и неровно, что было невозможно понять, от чего же она умрет раньше — от инфаркта, или от взрыва этого раскаленного шара, который разрастался у нее в животе. Из головы в миг улетучились все мысли, как самые невинные, так и самые откровенные. Делаешь всего лишь три шага, касаешься ее плеча, она повернется к тебе и останется просто сказать ей правду. Что будет потом? Вот как раз и узнаешь. Но эти три шага Маша сделать не смогла. Или не захотела. И наконец, на шестнадцатом дне рождения Юли произошло то, что Маша запомнит на всю оставшуюся жизнь. Одноклассники и друзья разошлись, и они вдвоем зашли к имениннице домой — Маша оставила там свой рюкзак.

— Тяжелый, — взвесила его Юля в вытянутой руке.

— Блин, вот я дура, — на самом деле, как можно было забыть про то, что тщательно подготавливалось в течение двух недель?

Маша заметила начатую бутылку клубничного ликера в домашнем баре уже давно. Стояла она в дальнем углу, наверняка про нее уже забыли, но осторожность не помешает. Убрав ее в соседний шкаф, Маша ждала, не спросит ли мама, куда это делся ликер из бара, тогда можно будет изобразить тщательные поиски, выудить бутылку из ящика и с невинным лицом заявить: «Сами засунете куда-нибудь, а мне искать потом». Пропажа обнаружена не была, и Маша решила, что день рождения — самый подходящий способ прикончить никому не нужную бутылку, но в суматохе праздника девичья память подвела ее, и о заначке вспомнилось только сейчас.

— Давай, — Маша с заговорческой улыбкой посмотрела на подругу. Та с сомнением подняла левую бровь. — Классный, я пробовала.

Любопытство взяло верх, и девушки устроились на балконе, включив любимую музыку. Вместе с обжигающей сладостью по телу медленно расползалось чувство свободы, вытесняя из головы все лишние мысли, оставляя место лишь для осторожности, которая заставляла иногда поглядывать на закрытую дверь, опасаясь бытьзастигнутыми родителями. Подруги сидели так близко, что легкий майский ветерок, словно дразнясь, доносил до ноздрей Маши запах Юлиных волос. Они молчали и изредка передавали бутылку из рук в руки, каждая из них чувствовала о чем думает подруга, поэтому слова им были не нужны. Юля положила голову на плечо Маши, этот жест имел для них особое значение — обычно они избегали напускных выражений дружеских чувств. Никогда не обнимались и не целовали друг друга в щеку при встрече, они как-бы давали понять друг другу: «Ты и так знаешь, что дорога мне, к черту сюсюканья». Так они и сидели, слушая тихую музыку и весенний вечер, впитывая свободу, которая пьянила, похоже, сильнее чем алкоголь. В реальность их вернул мобильник Маши.

— Да, мам, у Юли. Хорошо, скоро приду, — половина одиннадцатого, на самом деле, неудобно засиживаться в гостях так долго. — Я пойду…

Клубничный ликер, весна и широко открытые карие глаза. Какая уж тут может быть осторожность. Маша сделала то, что казалось ей таким естественным и искренним, все произошло само собой. Когда облака впитывают слишком много влаги — идет дождь, Маша впитала много чувств, слишком много для обычного подростка, она уже не могла держать это под контролем и просто прикоснулась своими губами к губам Юли. Нет, поцелуем назвать это было нельзя, мимолетный контакт, но даже сейчас, когда прошло больше четырех лет, Маша могла с уверенностью сказать, что ничего более волнующего и откровенного с ней до сих пор так и не произошло. Все чувства невероятно обострились. Мягкие, теплые и нежные губы, ускользающий запах и участившееся дыхание навсегда отпечатались в памяти. Повзрослев, Маша нередко после секса вспоминала тот майский вечер, и всегда приходилось признаваться самой себе, что с радостью обменяла бы даже самый бурный оргазм на повторение невинного прикосновения к губам подруги. Той ночью Маша долго не могла заснуть, в ее голове каждую секунду рождался миллиард мыслей, пугающих и дарящих надежду, заставляющих хотеть смеяться и плакать одновременно. А еще она тысячу раз задала себе вопрос: правильно ли поступила, когда набрав полную грудь воздуха, слишком много воздуха для того чтобы выдохнуть всего три слова, так и не решилась открыться Юле.

Опасения, впрочем, как и надежды не оправдались и в отношениях подруг ничего не изменилось. Они все так же всегда сидели за одной партой, после шкoлы шли домой самой длинной дорогой и часами болтали по телефону. Однако продолжалось это не долго, дружба закончилась, и такой концовки Маша предвидеть не могла. После дня рождения Юли прошло две недели, учебный год заканчивался, и все было уже пропитано беззаботностью приближающегося лета. Когда-когда а вот в это время меньше всего ждешь, что судьба продемонстрирует тебе свой очередной выкрутас. За пять минут до начала урока в классе царила обычная кутерьма, кто-то списывал домашнее задание, кто-то бурно обсуждал вчерашний вечер, ну а большинство просто дурачились так, как будто каникулы наступили еще неделю назад. Прозвенел звонок, но стул рядом с Машей все еще пустовал. В животе неприятно засосало, Юля никогда не опаздывала. После третьего урока Машу охватила отчаянная тоска, интуиция подсказывала, что Юля не просто пропустила день в шкoле из-за каких-то важных дел, она ушла из ее жизни навсегда.

— Жалко, что Юлька уезжает, да? — сказала Маше на перемене одноклассница Пастухова.

— Да, жалко, — на лице не дрогнул ни один мускул, каменная маска не может выражать боль, тоску и страх.

«И весь мир перевернулся… « Именно эта избитая фраза мелькнула в голове девушки. Раньше она считала, что это просто затасканная метафора, но в тот день мир на самом деле перевернулся. Придя домой, Маша легла на кровать и уставилась в потолок. Все знали, все кроме нее. Та, которую она считала другом, дружбу с которой ставила выше любых своих чувств и желаний, уезжает, не сказав ей об этом. Ей просто плевать. Она сказала тем, кто для нее важен, Маша, очевидно же, никакой важности не представляет. Нет. Она все знает. Конечно, она все чувствовала, просто держалась рядом из жалости, теперь не хочет сопливых прощаний. Да к черту, прекрасно Юля понимает, что никаких соплей быть не может. И какая теперь разница почему. Она просто сделала это, ушла из ее жизни навсегда, вот так, решив не говорить ни слова. Плакать не хотелось, слезы потекли из глаз сами собой, как идет дождь, когда облака впитывают слишком много влаги. Маша чувствовала, что она изменилась, изменилась навсегда. Часть ее души умерла.

На следующий день они случайно столкнулись в шкoле. Юля шла по коридору с папкой в руках. Пришла забирать документы. Не верилось, что всего за пару дней все может настолько поменяться. Позавчера они вместе смеялись над какой-то дурацкой комедией, а сегодня это уже совсем другая Маша встретилась с Юлей из параллельного измерения.

— Привет, — ни улыбок, ни взгляда в глаза уже нету. Встреча явно не входила в ее планы.

— Привет. Уезжаешь?

— Да.

— Жаль.

—…

Неловкую паузу (да-да, когда встречаешься с двойником любимого человека, осмысленные паузы превращаются в неловкие), спасая положение, нарушил звонок.

— Ну я на урок, удачи.

Вечером следующего дня на шкoльном дворе собирались одноклассники и друзья, Маша знала, что Юля будет там, знала, что это последняя возможность увидеть ее. Она три раза выходила из квартиры, вызывала лифт и возвращалась обратно.

— Ты вчера не пришла, а Юлька спрашивала, будешь ли ты, — сказала все та же Пастухова.

Она спрашивала…

Так и закончилась дружба. Мгновенно, как лопается мыльный пузырь — вот он радостно купается в солнечных лучах и переливается всеми цветами радуги, а в следующую секунду от него не осталось и следа. И в то же время расплывчато, как исчезает густой туман, оставляя после себя в воздухе запах вязкой влаги. Юля не звонила и не писала, Маша, конечно же, тоже. Но если появляется возможность, рано или поздно точка должна быть поставлена. Именно поэтому вскоре после неожиданного звонка Маша написала сообщение в аську: «Привет. Я на выходных буду в Москве по делам. Если есть время можем встретиться поболтать». Ответ пришел быстро: «Я в субботу буду за городом, можем встретиться в воскресенье». Билеты на поезд были куплены в тот же день. Прибытие в Москву вечером, придется провести ночь в городе. Но это ерунда, заодно и развеяться можно. И вот Маша, проведя одну половину ночи гуляя в одиночестве по столице, а вторую — пытаясь заснуть в пластиковом вокзальном кресле так, чтобы нельзя было умыкнуть ее нехитрое имущество, сидит в условленном кафе у фонтана и от скуки считает, сколько же часов вмещают в себя четыре года.

12—15. Маша была готова услышать как телефон голосом повзрослевшей Юли сообщит: «Ты извини, но я тут задержалась, если еще будешь у нас — звони, встретимся». Однако пять минут спустя она различила в толпе прохожих знакомую фигуру, невысокая стройная девушка торопливым шагом направлялась в ее сторону. Сердце учащенно забилось, и Маша невольно почувствовала себя шкoльницей, которая первого сентября встречает лучшую подругу после долгой летней разлуки. Заметив Машу, сидящую за столиком, Юля улыбнулась, так же искренне, как и четыре года назад. Они обнялись, крепко, Юля рада ее видеть, тут сомнений быть не может.

— Боже, Машка, ты совсем не изменилась! — подруги несколько секунд стояли друг напротив друга, изучая какие же перемены произошли в каждой из них.

— Это из-за одежды, наверное, так кажется, — на самом деле, клетчатая рубашка с подвернутыми выше локтя рукавами, светлые джинсы, кеды и рюкзак делали Машу похожей больше на тинэйджера, чем на взрослую девушку. Что поделать, юбка и туфли на каблуках — не совсем подходящий наряд для того чтобы пару дней болтаться по вокзалам и поездам.

Юля выглядела более женственно — бедра стали шире, грудь, заставлявшая в свое время ее немного комплексовать, заметно увеличилась, живот плоский, явно занимается фитнессом или продолжает играть в свой любимый большой теннис, черные волосы теперь длиннее и опускаются ровным полотном блестящего шелка ниже лопаток. Короткие шорты и легкая, обтягивающая майка подчеркивали изменения и в то же время акцентировали внимание на том, что осталось неизменным. Точеные линии икр, манящая хрупкость, естественность и непринужденность жестов и движений — все это Маша узнала бы и спустя еще 18 лет.

Вопреки опасениям разговор сразу же заладился. Первой темой, естественно, стали новости о бывших одноклассниках и общих друзьях.

— Как там Захарова? Все так же дружите?

— Да, дружим как и раньше.

— Сколько лет уже?

— Двенадцать, — прикинув, ответила Маша.

— А Аня Сергеенко?

— Замужем уже.

— Ого, вот никогда бы не подумала, что она так рано замуж выскочит. А помнишь как мы с мальчишками тогда пытались заигрывать? Смешно так.

— Ага, тебе Цаплин нравился, помню-помню, — Маша вспомнила этого светловолосого паренька, неуклюже пытавшегося флиртовать с

Юлей. Она всегда удивлялась, почему в ней так и не возникло ни малейшего намека на ревность.

— Да, а ты с его другом все время танцевала. Как его…

— Костя Андрейченко, — этот довольно симпатичный мальчуган слишком уж волновался, но в медленном танце неплохо держал ритм.

— Мило так все было. В прошлом году была у вас. Изменился город.

— Только торговые центры и строят, скоро все будут работать в торговых центрах и продавать друг другу всякое барахло.

Все это время Маша практически не отрываясь смотрела в глаза подруги, ей казалось поразительным, как же органично в Юле сочетаются двадцатилетняя девушка и непосредственный подросток. Интересно, видит ли она все те изменения, хорошие и плохие, произошедшие с Машей, видит ли она их так, как может увидеть только по-настоящему близкий человек? Наверняка, да. Слишком уж она умна и проницательна.

Кофе был допит, и глядя на рюкзак Маши Юля спросила:

— А ты где остановилась? — придумать что-нибудь вроде гостиницы или вымышленных друзей? Нет, какой смысл врать. Маша развела руками, обозначая этим жестом весь город. — А ночевала-то где?

— На вокзале.

— Маха, Маха… — Юля едва заметно качала головой, а ее брови поднялись, делая и без того огромные глаза еще больше. Конечно же ей стало ясно, что никаких дел в столице у Маши не было, и единственная цель ее приезда — вот эта встреча в кафе у фонтана. Маша слегка улыбнулась, без слов говоря «Да, это правда».

— Голодная, наверно. Устала?

— Да нет, нормально все, это ерунда.

— Так, погнали. В любом случае за встречу надо что-нибудь покрепче выпить, а я за рулем, машину надо поставить.

Красный Mini Cооpеr приветливо подмигнул и радостно пискнул при приближении хозяйки. Мягкая кожа кресла и прохладный поток воздуха из кондиционера невероятно расслабили Машу, просто царский комфорт. Она всегда знала, что достаток семьи Юли выше среднего, но когда, уже после отъезда подруги, услышала, какую же должность получил ее отец в столице, сначала даже не поверила этому. Если в свое время взять незнакомца и на неделю поместить в их класс а затем спросить, семья какого ребенка наиболее обеспечена, Юля не попала бы и в первую десятку. Первое место наверняка поделили бы Рафилов, чей отец держал сеть ларьков, продававших сигареты и паленую водку, и Фирсова — дочка районного прокурора. Отец Юли и в их городе имел неплохое положение, а в Москве он занял кресло исполнительного директора национальной корпорации. Увидев в интернете фотографии, на которых он обменивается рукопожатиями с самыми известными и влиятельными политиками страны, Маша пыталась представить, сколько же денег скопилось на его банковском счете, но это у нее не получалось. Ясно было одно — бизнес Рафилова он мог купить и выбросить на помойку просто для развлечения, забыв про эту ерунду на следующий же день. Насколько была огромна разница в статусе родителей, настолько же отличалось поведение детей. У Юли никогда не было вызывающе дорогой одежды, главная цель которой не удобство, практичность или красота, а обозначение статуса хозяина. Никаких дорогих телефонов. Никаких вечеринок в закрытых клубах. Встретишь такую на улице — обычная девчушка из семьи среднего класса. Осталась она такой и сейчас. Ей, естественной и искренней от природы, была чужда жеманность и наглость, которую нередко можно наблюдать у разбалованных богатством родителей отпрысков.

Квартира Юли оказалась, как Маша и ожидала, комфортной, но без лишней роскоши.

— Присаживайся, — Юля кивнула в сторону большого мягкого кресла, — я сейчас что-нибудь приготовлю. Хотя… Слушай, ты наверно в душ хочешь. На вокзале ночевать… Ну ты даешь. Я до сих не могу поверить.

От душа Маша отказываться не стала. Горячие струи быстро смыли городскую пыль и сняли напряжение, накопившееся в мышцах. Нет, так и заснуть не долго, девушка сделала воду прохладней, и это сразу помогло взбодриться. В ванной комнате не было бритвенных принадлежностей, значит живет одна. Интересно, встречается с кем-нибудь? Наверняка есть парень, причем очень крутой и умный, другого представить рядом с подругой Маша не могла. Да какая к черту разница.

Юля сидела в кресле. Сейчас на ней были домашние легкие бриджи чуть ниже колен и короткий, спортивного типа топик. На журнальном столике стояло блюдо с фруктами и бутылка джина.

— Как тебе джин? Или лучше коньяк?

— Нет, обожаю джин, — удивительно, но даже сейчас их вкусы во многом сходились.

— За встречу. И дружбу.

— И дружбу, — наверное, в исполнении Маши эта фраза прозвучала слишком неоднозначно.

Джин растекся по телу успокаивающим теплом, разговаривать уже не хотелось, и девушки молчали. Им снова удалось настроившись на одну волну ловить ускользающие мысли друг друга. Постепенно из их молчания соткалась та тишина, которая содержит в себе больше смысла чем тысяча самым тщательным образом подобранных фраз. Этот смысл кажется самым реальным, что существует в этом мире, но выразить словами его невозможно. Более того, только попробуй произнести хоть один звук, как он словно пугливый зверек шмыгнет обратно в свою нору. Молчаливое нехитрое счастье, которое скоро снова растает, заставляя отчаянно кидаться из стороны в сторону, пытаясь его вернуть. Как и тогда, весенним вечером на балконе, Маша уже не знала, что пьянит ее — клубничный ликер, джин, любовь или ощущение свободы. Она заглянула в глаза подруги, хотелось удостовериться, что она испытывает то же самое. Юля выглядела серьезной, ее влажные карие глаза смотрели прямиком в самый укромный уголок души Маши. Вот сейчас она бы смогла сказать эти три слова, однако сегодня это было бы неправдой. Любовь все еще теплилась в ней, но после стольких лет она стала похожей на заспиртованную в банке с формалином розу, живой она была в прошлом, сейчас от нее остался только образ. И эта любовь сделала прощальный подарок — жгучее и искреннее желание. Желание, которое есть здесь и сейчас, оно не помнит прошлого и не думает о будущем.

Все с тем же серьезным выражением лица Юля коснулась предплечья подруги, ее пальцы скользнули ниже, не заметив тонкого шрама на левом запястье, и замерли в теплой ладони. Маша легко, почти неосязаемо, сжала их, и как в тот далекий вечер на мгновение прикоснулась к нежным губам. Она понимала, что означает такой прямой, неморгающий взгляд. Он означает «Да». Это был уже настоящий поцелуй. Разомкнутые губы позволяли дарить влажное тепло и нежность, игриво поддразнивать друг друга язычками и растворяться в потоке ощущений. Поцелуй прекратился и они продолжили свой беззвучный диалог. Маша приподняла бровь: «Ты точно этого хочешь?», ответом был настолько легкий кивок головы, что заметить его мог только тот, кому он предназначался. Убрав со лба подруги непослушную прядь волос, Маша провела пальцами по ее щеке, прикоснулась губами к кончику носа и потянула вверх край топика. Юля подняла руки, позволяя подруге освободить себя от мешавшей одежды.

Губы Маши коснулись мочки уха, скользнули вниз по тонкой шее, оставляя на ней едва заметный влажный след, и задержались нежным поцелуем на небольшом соске. Тихий стон, пальцы Юли запутались в мягком ворохе каштановых волос. Каждый поцелуй упругих грудей был наполнен скрываемыми столько лет желанием, страстью и любовью. Юля чувствовала эту искренность, и именно она заводила ее с каждой секундой все больше и больше. Легкий поцелуй в пупок, бриджи сброшены на пол, теперь нет помех и губы скользят по совершенной формы голени, поднимаются выше. От прикосновения мягких губ к внутренней стороне бедра Юлю пронзает электрическим разрядом, ноги непроизвольно расходятся в стороны и она уже не ощущает как руки подруги стягивают с нее трусики. Маша на секунду замерла. Картина, которую ее измученное неутоленной жаждой воображение столько раз рисовало во снах, сейчас воплотилась в реальность. Именно сейчас. Она рассчитывала поболтать за чашкой кофе с незнакомой девушкой, в которую превратилась ее первая любовь, сесть в поезд, и успокоенной разочарованием от того, насколько же время беспощадно изменяет все то, что мы когда-то любили, уехать домой. Вместо этого перед ней, закрыв глаза и сбивчиво дыша, лежит обнаженная Юля. Время все-таки не такая уж и сволочь, раз дарит возможность пережить то, что казалось бы уже никогда не суждено испытать.

Накрыв ладонью лобок с тоненькой полоской шелковистых волосков, Маша снова впилась в губы подруги. Палец коснулся клитора, заставив сократиться практически каждый мускул в теле Юли, и проскользнул во внутрь. «Она хочет этого, очень хочет», — подумала Маша, ощутив насколько влажно и горячо лоно Юли. Вот уже два пальца юрко орудуют внутри. С закрытыми глазами девушки горячо дышат друг другу в лицо, попка Юли, постепенно увеличивая амплитуду, двигается навстречу пальцам Маши. Но та, почувствовав близость оргазма подруги, останавливается. Юля приоткрыла глаза и сквозь ресницы наблюдала как Маша расстегивает пуговицы рубашки, снимает джинсы и сбрасывает на пол трусики. Она скользила взглядом по аккуратной груди, набухшим соскам, гладкому лобку и спокойной, нежной улыбке подруги. Ее пальцы коснулись бедра, впитывая тепло кожи, и через секунду погрузились в вязкую теплоту, заставив подругу громко выдохнуть. «Это ее первый раз с девушкой», поняла Маша, неловкие, с легким оттенком стеснительности ласки доставляли ей ни с чем не сравнимое удовольствие. От эпицентра наслаждения, находившегося в низу живота, пульсирующим пламенем по всему телу расходились обжигающие волны, сигнализируя о приближении оргазма. Маша не хотела кончить первой, поэтому она остановила Юлю, развела ее бедра и поцеловала влажные, изнывающие от желания губы.

Мимолетное касание, более длительный и напористый контакт и вот язык в безумной пляске стремления подарить столько удовольствия, сколько только сможет проникает в каждую складочку и юрким волчком обхаживает горошину клитора. Запах, сокращения мышц живота Юли, ее сбивчивые стоны, бедра, все сильнее сжимающие голову — все это закручивается в водоворот страсти, унося Машу прочь из этой реальности. Юля зачем-то хватает подушку, прижимает ее к груди, швыряет на пол и через мгновение ее тело выгибается дугой, вздрагивая от тысячи маленьких, но невероятно мощных взрывов блаженства, сотрясающих его изнутри. Маша, чувствуя как вязкие капли медленно ползут по ее бедрам, разводит ноги Юли в стороны и вжимается своими половыми губами в половые губы подруги. Та судорожно впивается пальцами в ягодицы Маши, пытается подстроиться под ритм движений, но этот танец слишком сложен если тебя швыряет из стороны в сторону в бурных волнах затянувшегося оргазма. Потеряв чувство времени и пространства, обе девушки растворились в друг друге и с упрямой одержимостью терзали плоть беспощадными ласками, ведь оргазм подруги для каждой был частью ее собственного оргазма. Язык жалит клитор, зубы покусывают то сосок, то мочку уха, пальцы пытаются проникнуть как можно глубже а затем все не могут остановиться в отчаянном желании сохранить в памяти каждый изгиб желанного тела. Все это продолжается до тех пор, пока силы окончательно не покидают подруг, и им не остается ничего другого, как устало лечь, слушая собственное громкое дыхание. Постепенно вырисовываются детали окружающей реальности, хотя в сознании все еще царит всеобъемлющая пустота. Маша целует Юлю в соленое от пота плечо, зарывается носом в черных волосах, и дыша их запахом, медленно проваливается в сон.

— Маша, — шепот тихий, но настойчивый. — Маша, проснись.

Юля сидит в кресле напротив, на журнальном столике стоят две чашки свежесваренного кофе. Маша, открыв глаза и осмотревшись, сбросила легкую простынь, которой подруга ее заботливо накрыла, зевнула, натянула трусики и накинула на плечи рубашку. Кофе они пили в тишине, но эта тишина не была неловкой, просто слова были лишними. К своему облегчению Маша не заметила в глазах Юли ни разочарования, ни сожаления. Но и той искорки, которая блестит во взгляде влюбленных после первого секса, там тоже не было. Спокойный, уверенный взгляд человека, который воспринимает происходящие события именно такими, какими они и являются на самом деле. Юля всегда была реалисткой, Маша пыталась научиться у нее этому бесценному качеству, но приходилось признаться себе, что до конца это ей так и не удалось сделать.

— Черт, поезд! — Маша вскочила на ноги. — У меня же поезд! Который час?

— Семь. Во сколько поезд?

— В восемь. Далеко до вокзала? Успею?

— Давай бегом умывайся и собирайся, я такси вызову.

— Нам к восьми надо на вокзал успеть. Мы доплатим.

— Не волнуйтесь, красавицы, ласточкой долетим, — усатый таксист добродушно улыбался в зеркало заднего вида.

Опытный шофер сдержал слово. Такси ловко перестраивалось из одного ряда в другой, ныряло в московские закоулки и пару раз даже проскочило на красный свет, не создав при этом никаких помех окружающим автомобилям. Для девушек эта поездка казалась аттракционом, и они хихикали практически всю дорогу.

— Спасибо, — Юля рассчиталась за поездку. — Подождете? Мне через пятнадцать минут нужно будет обратно вернуться.

— Подожду, конечно, красавица.

— Спасибо, — Маша не успела заметить сколько заплатила подруга, конечно же больше счетчика, но протянула водителю еще несколько купюр. Рисковал все-таки, если бы попались, проблемы у него были бы серьезные.

— Я рада, что ты приехала, — прошептала Юля, когда они обнявшись стояли на перроне.

— Я тоже.

Через пять минут проводница закрыла дверь вагона, Маша прижала ладонь к стеклу, Юля улыбнулась и помахала рукой в ответ. Резкий толчок и фигурка невысокой девушки с черными волосами и большими карими глазами начала становиться все меньше и вскоре окончательно исчезла из вида. В этот раз они расстались навсегда, Маша чувствовала это, и была уверена, что интуиция ее не обманывает. Душный поезд медленно полз вперед, неумолимо увеличивая расстояние между ней и тем мимолетным и от того еще более ярким счастьем, которое она испытывала всего несколько часов назад — еще одна причина ненавидеть поезда.