У нас не курят

Библиотека в центральном корпусе универа работала до 8 вечера, и в тот день я засиделась до самого закрытия. Настроение было паршивое. Учеба заканчивалась, но со всех сторон навалились какие-то дурацки проблемы, конца-края им видно не было... Одернув форменную юбку (да, у нас в университете носят форму; для девочек это юбка, блузка и пиджак), я двинулась к выходу. В коридорах — пустота, темнота, тишина. На все 4х-этажное здание — пожалуй, только я, да вахтерша где-то внизу в другом крыле, да библиотекарь сейчас закроет помещение и тоже уйдет. Ффффууух, устала. И по-маленькому хочется. Да, точно, в туалет ещё надо зайти.

В женском туалете на третьем этаже неожиданно оказалось людно. Какие-то мутные девицы — первый раз их вижу — курили, выстроившись вдоль стен. В воздухе — хоть топор вешай. Бееее, и это при том, что, во-первых, курить в туалетах запрещено, а во-вторых, я дым не переношу, меня от него мутит, а теперь из-за этих коз мне ещё и нос надо зажимать на входе в сортир!

— Девушки, вы что, не видели вон табличку: «У нас не курят»?

Козы моментально заткнулись и развернулись ко мне. Секундный зависон.

— Чего?

— Не курят, говорю, в туалете. Может, вы на улицу б вышли покурить? Тут же ж дышать уже просто нечем.

Лица у коз вытянулись. Ого. Да, кажется, я ляпнула что-то лишнее. Блин, а в туалет-то как хочется.

Я быстренько прошмыгнула мимо них из комнаты с зеркалами и рукомойниками, где все происходило, к самим туалетам, и заперлась в одной из кабинок. Пока спускала трусы и присаживалась, за стенкой оправились от потрясения, заржали и заговорили. Зря я, конечно, поперла одна бодаться с семью бабищами. Могли бы и отоварить. Да они, наверное, и не обиделись. Все забудут, пока я выйду, или докурят и сами уйдут. Подумаешь, замечание кто-то сделал.

Разговоры тем временем не смолкали и даже, кажется, стали громче. Так, надо ещё подождать. Блин, они что, здесь жить собрались? Или решили ещё по одной перекурить для снятия стресса? О, опять заржали. Мне показалось, или кто-то сказал «ща она выйдет»?

Ладно, всё рано до утра тут не просижу, надо выбираться. Я вытерлась, подтянула трусишки, оправила юбку, открыла дверь и постаралась как можно незаметнее просочиться мимо курильщиц к выходу. Не тут-то было. Барышни, как по команде, развернулись в мою сторону, а две из них преградили мне путь, заслонив собою дверь.

— Таааааак... — протяжно прозвучало за спиной, — А кто-то у нас, кажется, дотрынделся.

Упс. Ну вот оно, теперь точно отоварят. Я сглотнула образовавшийся в горле комок и медленно обернулась.

В воздухе как-то посвежело — окно они открыли, что ли? Да, точно, окно. Прямо передо мной расселись на подоконниках или стояли расслабленно у стен пятеро барышень. И за спиной — еще две. А я одна. Блллин.

— Так что, говоришь, не курят тут? — выдвинулась вперед одна, изящная коротко стриженная брюнетка с дамской сигаретой в тонких пальцах. — А ты покури, расслабься, может, не такая нервная будешь.

Её подружки заржали. Черт, надо выбираться отсюда, вот только как?

— Да я вообще-то не курю, девчонки. У меня на дым аллергия, и день сегодня тяжелый, вот я и сорвалась на вас. Но вы извините, ладно? А я пойду уже, хорошо?

— Пойдёшь-пойдёшь, — ответила брюнетка. Вот только извинишься как следует, и сразу пойдёшь. Если ходить сможешь.

Они опять заржали. Я потихоньку пятилась спиною к выходу, брюнетка наступала, а остальные хихикали, явно наслаждаясь моей беспомощностью.

— Что ж ты, сука, людям отдыхать мешаешь, а? Это что, я в своём родном универе уже и покурить спокойно не могу, да?

И она неожиданно залепила мне пощечину, да такую, что я аж отлетела назад, упав на руки тех, что стояли возле дверей. Они тут же вытолкнули меня опять на середину помещения. Брюнетка стояла, скрестив руки, прямо напротив меня, другие барышни тоже начали одна за другой отделяться от стен и подоконников и подходить ближе.

— Ну, извиняйся, давай!

Деваться было некуда.

— Извините...

— Громче!

— Извините!

Ещё одна пощечина, от которой я чуть не упала на кафельный пол.

— На колени, ссука!

Видит Бог, на колени перед этими тварями я становиться не собиралась. Но в этот момент брюнетка снова ударила меня по лицу — и ещё сильнее, чем раньше. Я пошатнулась, и тут одна из стоявших сзади девок саданула мне под колени, так что я растянулась на холодном полу. Брюнетка тут же вцепилась мне в волосы и потянула вперед, накручивая их на кулак, я взвыла от боли и схватилась руками за голову — и вот оказалось, что я ползу вслед за ней на коленях по полу женского туалета, а вокруг смеются и подзадоривают мою мучительницу шестеро разгоряченных издевательствами надо мной жестоких баб.

И тут я задохнулась — кто-то из них со всей силы саданул ногой в живот. Тело пронзила острая боль, воздух полностью вышибло из легких, и оставалось только разевать рот в попытке хоть немного вдохнуть и ползти туда, куда меня за волосы тащила садистка. О том, чтобы хоть как-то сопротивляться, речи быть не могло.

Брюнетка (а сильная ж, падла!) подтащила меня к вмонтированному в пол возле стены неработающему унитазу. Он стоял тут, сколько я училась в универе, зачем — непонятно, ведь все кабинки находились за стенкой, во втором туалетном помещении. На унитаз опустили крышку, а меня, стонущую от боли, положили сверху так, что оказалось, что я стою возле него на коленях раком. Двое девок схватили за руки, завели их за спину и туго связали чьими-то колготками, а ещё одна прижала мою голову к крышке так, что невозможно было повернуться или хоть что-то разглядеть. Краем глаза я видела ноги мучительниц, обступивших меня тесным кругом.

— Ааааа! — закричала я, — Помогите!!!

— Ты гля, — откликнулся прокуренный сиплый голос. Кто это говорил, я не видела, — мы её еще не наказывали даже, а уже спасите-помогите, обидели деточку-целочку.

— Да кто её тут услышит — ответил другой голос. Универ пустой, все ушли давно. Только вахтерша — так она вниз на 2 этажа и вообще в другом крыле. Не докричится.

— Да ну на фиг, давайте лучше заткнём, а то она нас задолжает своим воем.

— О, а я даже знаю, чем — откликнулся радостный звонкий голосок. У нас же сегодня физкультура была, у меня трусы грязные есть, пропотела вся!

— Так ей, суке! И у меня есть!

— И у меня!

Нет, только не это! Я стала плакать, обещала вести себя тихо, но ничего не помогло. Сучки опять вцепились мне в волосы, заставили открыть рот и запихали туда — для надежности — целых 2 пары скомканных, вонючих, пахнущих потом и грязными женскими письками трусов, да так, что во рту вообще не осталось пустого места, даже щеки немного расперло, а сверху заклеили губы широкой лентой скотча. Теперь я даже кричать не могла — только мычала. Спасения не было.

— Ну что, блядина, теперь не пиздишь, что курить здесь нельзя? И спасите-помогите не орёшь? Ты не боись, мы тебя сильно пиздить не будем, чисто по науке, для воспитания — захохотали вокруг — Мы ж тут все педагоги, знаем, как надо. Вот смотрю, юбочку поднимааааааем... Трусики приспускааааем...

И по моим ягодицам бесцеремонно зашарило сразу несколько пар рук. Они задрали юбку, стащили вниз, к коленям, белье и начали щипать и оглаживать мою голую попочку. Блин, да что они делают? Они что, лесбиянки все, что ли? Поглаживания сменились ударами — сначала легкими, как будто шутливыми шлепками, а потом — полновесными затрещинами. Было очень больно. Я замычала и попробовала вырваться, но меня тут же прижали обратно к крышке унитаза, и одна из барышень — не самой легкой, надо сказать, комплекции — уселась сверху мне на лопатки. Даже дышать стало тяжеловато, а пошевелиться вообще не возможно. — Смотри, у неё уже вся жопа красная, — обменивались впечатлениями мучительницы, по очереди нанося мне всё новые и новые удары.

— Ага, и вон от руки моей отпечаток.

— А ну, давай ещё я пиздану.

— Давай, а от уже я чё-то устала.

Наверное, избиение продолжалось еще минут 15, но мне они показались вечностью. Меня лупили руками и ногами, не только по попке, но и по спине и даже по животу, давали подсрачники, стегали ремнем с железной пряжкой и найденным в подсобке старым шлангом, били по спине со всей дури шваброй. Чтобы не дергалась, на моей шее все время кто-то сидел — девушки менялись, потому что всем хотелось принять участие в наказании. Попа уже вся горела, спину ломило, но худшим было само мое положение. Поздним вечером, в прокуренной женской параше, во власти каких-то бешеных беспредельщиц, связанная, истерзанная, избитая, с голой попой, с грязными чужими трусами во рту... Блин, да я же просто сказала, чтобы они здесь не курили!

Наконец экзекуция закончилось, девки, видимо, устали, заскучали и сели перекурить.

— Ну что, сучечка, сделала выводы? — за волосы подняла мою голову от унитаза брюнетка, с оплеухи которой все началось — Поняла, что не надо мешать людям отдыхать?

Я изо всех сил утвердительно закивала и замычала сквозь кляп. Только бы отпустили, только бы отпустили!

— Точно поняла?

Я закивала еще сильнее.

— Лаааааадно, верим, — протянула она. — Тебе, наверное, больно было? — я несмело кивнула.

— Устала, домой хочешь? — я кивнула еще раз.

— Ты уж не сердись на нас, добро? Мы сейчас тебе все компенсируем — нехорошо заулыбалась девушка, а ее подельницы снова захихикали. — Вот выебем так, чтобы аж обкончала тут все — и сразу по домам.

И — довеском к приговору:

— Да ты не бойся, тебе понравится.

***

Я даже подумала сначала, что ослышалась. Выебут? Они? Меня? Всемером? Да как же это? У меня и парней-то за всю жизнь было только двое! И то давно, и оба приличные, ласковые, нежные мальчики, лишнего себе не позволяли, в попу, в ротик — ни-ни, все, как я хочу, и когда захочу, а тут эти твари! Я заплакала, завыла и опять попыталась вырваться, но грубые руки тут же пригвоздили меня обратно лицом вниз к унитазу, а сверху уселась самая жирная из сучек.

Девки стали деловито обсуждать, как же меня ебать, ведь я такая грязная и замурзанная, вся жопа не только в синяках и кровоподтеках, но и в следах от обуви, меня ж били и ногами. Решили подмыть. Из подсобки уборщицы кто-то приволок ведро, в сумках у садисток нашлись мочалки и мыло, и они опять порадовались, что сегодня была физкультура. Я вообще ничего не могла сделать — только прислушивалась к разговорам и звукам приготовлений. Все силы уходили на то, чтобы дышать под тяжестью рассевшейся на мне туши.

Скоро сучки взялись за дело. Под смешки и похабные шутки с меня сняли задранную юбку, совсем стащили трусы, которые раньше болтались на уровне коленей, облили зад ледяной водой и стали намыливать ягодицы при помощи жестких мочалок. Каждое прикосновение к синякам было очень болезненным, и я тихонько стонала, а садюги смеялись, что это я от удовольствия и что я так скоро кончу и можно будет расходиться. Приятного же не было ничего. Но главный ужас начался, когда пальцы и мочалки стали не просто мыть попу, а проникать в углубление между половинками! Я заерзала, пытаясь высвободиться, и громче замычала, но девчонок это только раззадорило. Ягодички развели в стороны, а вместе с ними и ноги — широко-широко, меня заставили раскорячиться, стоя на коленях, еще больше отставить зад и, прогнув поясницу, поднять попу вверх, и крепко держали в этом положении. О боже, да они же руками лезут ко мне ТУДА! И не одна, а сразу несколько человек, да что же они делают, да как это!

Сначала одна мокрая мыльная ладошка погладила мои половые губки, прошлась по складочкам, тронула клитор, потом к ней присоединилась другая. Они сильнее надавили мне на промежность, поерзали, намыливая, играя с клитором, потом сразу две ладони развели в стороны половые губы, а третья стала проникать вовнутрь! Я, как могла, постаралась сжать мышцы — и тут же получила за это сильный удар по почкам. А в это время остальные продолжали терзать мою попу, и внутри уже вовсю гулял и извивался чей-то палец!

Я в который раз попробовала кричать — ясное дело, что через кляп получалось плоховато — но в ответ почувствовала на себе еще больше рук. Похоже, в игру включились те, кто раньше только наблюдал и советовал. Всем было интересно пощупать меня в самых интимных местах, посмотреть, как ведет себя настоящая живая беспомощная игрушка. Насильницы щипали и растягивали мои половые губы, теребили клитор, царапали лобок и выдирали на нем волосы. Попу тоже царапали, щипали и шлепали, в анус засовывали пальцы — сначала по одному, потом сразу два (больно!), а потом целых три (очень больно, ай!) и двигали туда-сюда, писю тянули во все стороны, пихали в нее по очереди пальцы, щупали и обещали как следует разработать. Через несколько минут меня уже трахают одновременно сразу несколько блядей, именно трахают, слаженно, страстно, ритмично, грубо двигая пальцами внутри попки и писи, а еще кто-то при этом из всех сил трет мой мокрый клитор, трет, все ускоряя темп, и темп этот странным образом перекликается с темпом движения рук во влагалище и в заду, и все ускоряется, ускоряется, быстрее, сильнее, быстрее, они терзают меня, и конца-края этому не виднооооааааааааааааааа...

Когда я открыла глаза, то первое, что почувствовала — свободу дыхания. На спине больше никто не сидел. Я перевалилась на бок, сползла с унитаза на пол и подтянула коленки к груди. Кафельный пол холодил щеку. Между ног и на внутренней стороне бедер было мокро горячо.

— Ты глянь, а блядина-то наша кончила, — голоса доносились до меня как из космоса.

— Блин, я и сама кончила. Офигеть.

— Но она-то, она! Струей, как в порнухе!

— Я такого еще, девки, в жизни не видела. Пускай повторит на бис. По просьбам зрителей, — вокруг заржали.

— Повторит-повторит, не переживай. А ну, подымите ее.

Я почувствовала, как чьи-то руки (в который раз за вечер!) вцепились мне в волосы и потянули вверх, но сама даже встать не смогла. Тогда меня подхватили несколько человек и поставили на ноги, поддерживая. Прямо напротив на батарее сидели мучительницы, курили, выдыхали мне дым в лицо. Я закашлялась и тут же получила от брюнетки очередную оплеуху. После этого она взяла меня за подбородок и заглянула в глаза.

— Да ты посмотри на себя, — озабоченно сказала брюнетка, — Потаскуха недоебанная...

Меня развернули к противоположной стене. В большом, в человеческий рост зеркале, отражалась я и не я. Босая, растрепанная, в изорванных съехавших чулках, в блузке с наполовину оторванными пуговицами, в измятом пиджаке. На лице синяки и следы растекшейся косметики, рот залеплен кляпом, руки связаны за спиной, ниже блузки — изрядно поредевший кустик волос и красный от издевательств лобок... В стороне на полу валяются юбка и трусы... До чего я докатилась...

Не успела я оправиться от шока собственного вида — как острая боль пронзила правую ягодицу, в воздухе запахло паленым, а садистки снова захотали. Об меня кто-то потушил сигарету!

— Ээээ, Надя, подожди, не гони коней. Она нам еще целенькая нужна и красивая, насколько возможно, — запротестовала брюнетка, и меня снова развернули к ней лицом. — Ну что, полюбовалась на себя? — Я кивнула. — Блядина? — теперь уже одна из державших меня девок резко мотнула вниз моей головой, вызвав приступ смеха у окружающих. — Ну, раз соглашаешься сама, что блядина, тогда и пользовать тебя будем по назначению...

Брюнетка велела мне стоять прямо, расставив ноги (поддерживавшие меня с боков девки тут же развели их в стороны). Неотрывно глядя в глаза, положила ладони на мои груди, сжала их через ткань, а потом начала по одной расстегивать оставшиеся пуговицы на блузке. Вокруг оживились, зашевелились, заперешептывались («Ого, смотри, САМА ее будет ебать!»), девушки подтянулись поближе, чтобы лучше видеть, что происходит. Когда блузка была расстегнута, она обняла меня и расстегнула лифчик на спине, а потом срезала лямки достанным из сумки канцелярским ножом. Пиджак стащили, он повис на связанных руках, и теперь я оставалась перед мучительницами только в расстегнутой блузке и порванных чулках. Брюнетка стала медленно-медленно гладить мои груди — сначала легко, едва прикасаясь, потом все настойчивее и настойчивее. Движения начинались у сосков, распространялись по ареалу и потом дальше на всю грудь. У нее были теплые, нежные и очень умелые руки. От мысли о том, как эти руки умеют не только ласкать, но и бить, и трахать, у меня внизу живота начали подыматься теплые волны. А она не сводила с моего лица взгляда, и я видела по ее глазам, что она понимает все, что я чувствую, все, что со мной происходит, и продолжала гладить, ласкать, играть, перебирать и снова гладить. Кажется, в туалете воцарилась полная тишина. Никто не смел и звука издать, все смотрели на нас, не отрывая глаз, и, кажется, просто физически можно было ощутить, как вокруг с каждой секундой нарастает общее возбуждение. А для меня не было уже ничего — ни кафельных стен, ни возбужденных зрительниц, ни девок, которые держали меня с двух сторон, ни связанных рук, ни кляпа во рту, ни собственного унижения — были только эти нежные сильные руки, наслаждение, которое они дарили, и она, которая знала обо мне все и чувствовала в этом наслаждении каждую нотку...

Внезапно брюнетка, продолжая ласкать, быстро наклонилась вперед и укусила меня за левый сосок. Резкая боль, неожиданность и наслаждение смешались в одно, я взвыла, дернула головой и выгнула поясницу. В тот же миг как будто стоп-кран сорвало у всех остальных. Такое ощущение, что все одновременно выдохнули, пространство наполнилось действием и шумом. Не в силах больше сдерживать возбуждение, девки просто набросились на меня, сдирая с себя одежду, рыча, царапаясь и кусаясь. Меня повалили на спину, ноги согнули в коленях и широко раздвинули, под таз запихнули чью-то сумку, и вот одна из стражниц прильнула ртом к вагине и ласкает языком мой клитор, другая засаживает пальцы в анус, а еще одна барышня выкручивает, тянет и теребит груди! А вокруг творится что-то невообразимое, кажется, тут вообще не осталось ни одного нормального человека, все превратилось в одну распаленную, горячую, трахающуюся биомассу, девки ебут друг друга — пальцами, языками, стонут, кончают, воют, а над всем этим восседает спокойно на батарее миниатюрная брюнетка, курит и смотрит на меня.

— Эй, вы бы ей хоть рот развязали, бляди! — и с моих губ резко и больно срывают скотч, но я даже боль прочувствовать как следует не успеваю, потому что та, что ласкает мне клитор, движется язычком все быстрее и быстрее по часовой стрелке, и я стону, и выгибаю поясницу, и сильнее насаживаюсь анусом на чьи-то пальцы, и двигаюсь, и двигаюсь в такт, а изо рта уже вытащили трусы, он свободен, но не надолго, потому что надо мной тотчас присаживается кто-то, обзор закрывает красная, дрожащая, мокрая вагина, и еще кто-то приподымает мою голову и с силой прижимает ее к горячему и красному, и держит так, что не оторвать, но я и не собираюсь отрывать, она такая соленая, нежная и вкусная, и я тоже ласкаю, ласкаю языком и губами, и по лицу текут женские соки, и трудно дышать, а в это время у себя в вагине уже чувствую что-то шершавое и твердое, оно достает намного дальше, чем пальцы, мммм, как приятно, а соски, мне кажется, вообще сейчас просто оторвут... Нет, откусят... ааааааааа...

Дальнейшее — как в тумане. Случалось раньше терять память от излишне выпитого; кто бы мог подумать, что от такого количества оргазмов это тоже бывает. Я помню все как бы кусками. Вот я целуюсь, сплетаясь языками, одновременно с двумя девушками, каждая ласкает по одной моей груди, и одна при этом орудует пальцами в анусе, а другая — в вагине... Вот меня ставят раком перед унитазом, на котором сидит очередная госпожа, и, пока я вылизываю ее, жестко трахают в зад одетой в ребристый презерватив ручкой швабры, а в это время распластавшаяся внизу девушка сосет мой клитор. Вот я с той же шваброй в жопе, меня резко и сильно нагибают вниз, и кто-то насаживается вагиной на пальцы моих связанных за спиной рук, а потом подымает и целует в губы... Вот швабру уже вытащили, руки по-прежнему связаны, и передо мной на полу — голая деваха с торчащим вверх пристегнутым гигантским бугристым дилдо, таким большим, что даже смотреть на него страшно. Мне это уже не нравится, я пытаюсь вырваться, но девки хватают меня и сначала заставляют тщательно его облизать, обсосать, а сами дрочат и ласкают меня везде так, что я кончаю раза 2 в процессе, а потом широко разводят мои ноги и, не смотря на крики, насаживают сверху и даже заставляют подпрыгивать, подмахивать, шевелиться, пока та снизу буравит и долбит меня этим чудовищем, и сквозь боль постепенно проступает такой кайф, тааааакой кааааайф...

Из всей этой оргии сознание выделило только 2 момента. Во-первых, руки мне так и не развязали. Во-вторых, брюнетка не принимала участие в разврате. Она вообще ничего не делала, только сидела на батарее и пристально смотрела на все, что делаю я и, главное, что делают со мной. Иногда советовала. Идея с дилдо, например, была ее, и оказалось, что именно она носит в сумке на пары вот такие интересные штучки.

Когда все закончилось, было уже за полночь. Утомленные глобальным трахом девки по одной подымались с пола, кое-как разбирали свои вещи и уходили. На прощание каждая из них оставила на мне засос. Как будто синяков был недостаточно для того, чтобы помнить этот вечер еще долго. Руки мне развязали в последнюю очередь. Туалет опустел, на кафельном полу остались разбросанными только мои вещи, а я еще долго сидела, приходила в себя, поглаживая натертые запястья. Потом умылась, привела в порядок волосы, одела то, что оставалось более-менее целым, и спустилась вниз. Возле выхода дремала бабулька-вахтер, на улице было свежо и тихо, пели сверчки, сверкали звезды — громадные. За колонной возле крыльца меня ждала брюнетка.

— Ну что, — сказала она, затянувшись сигареткой, и огонек осветил зеленые глаза, — покурим?

E-mail автора: lepestock@gmail.com