Сила ПритяЖЕНИя

— Мезембриантемум?... — Женька осторожно коснулся её плеча кончиками холодных пальцев. Девушка стояла у открытого настежь окна и о чём-то напряженно размышляла.

Стояла теплая июльская ночь. Уже много дней не было дождя, но пик жары, тем не менее, еще не наступил. Ночи оставались приятно теплыми, не душными и не ледяными. Одна из таких идеальных ночей была и сегодня.

— О чём задумалась? — Женька грустно посмотрел в её тёмные глаза, когда девушка обернулась.

— Так, ни о чем.

На самом деле я думала о довольно конкретных вещах. Например, о том, что мне делать со странным чувством, которое с недавних пор стало тревожить моё тело. Не уверена, относится ли это к душе, но... Если быть конкретной... я просто больна похотью! Я... чувствую возбуждение и тяжесть внизу живота практически постоянно, с той странной ночи, когда Женька снимал с меня одежду, спасая от жары, и водил по моей коже холодными кончиками пальцев... Еще тогда я не понимала, что та вспышка возбуждения не пройдет просто так. Ведь до этого мне Женькино тело было совершенно безразлично! Я вообще считала, что мне будет очень трудно раскрыться навстречу мужчине! А тут... я просто становлюсь мокрой от одного его нечаянного прикосновения...

Почему? Почему так случилось? Я не хочу желать его, и я не должна... Ведь я не интересую его в сексуальном плане! И он не интересовал меня... благодаря чему между нами и возникли такие тонкие, доверительные отношения.

Если бы мы переспали, то осквернили бы их похотью и желанием... полностью потерялись в инстинктах...

Нет!

Все должно оставаться так, как прежде. Я должна справиться с этим.

Но разве не оскверняю ли я сейчас наши отношения похотью, стоя сейчас напротив него и думая о том, как могла бы его ласкать? Этот туман, он же постоянно очерняет мои мысли... Не дает сосредоточиться...

— Жень... — тихо прошептала я, почему-то глотая воздух ртом. Моя ладонь легла на его голый торс, поднялась к груди и остановилась на ключице.

— Жень, у меня... — я шумно выдохнула, не зная, что сказать ему в этот момент. Я почувствовала, как краска хлынула к лицу, и одновременно стало влажно в промежности. Черт! Почему мне так и хочется гладить его тощее тело?

— У меня проблемы, — выдавила из себя я. — Вобщем, я...

На этих словах мой голос опустился до шепота и сошел на нет.

— Мезембриантемум, что случилось? — он наклонился, довольно сильно, в силу нашей с ним большой разницы в росте. Теперь его шепот звучал совсем рядом. И кожа была так близко... Неужели я правда... не интересна ему?

Я мысленно усмехнулась. Да-а. О чём я думаю? Он же говорил, что любит высоких... Чтобы грудь вмещалась в ладонь... Чтобы стройные ноги и...

— Жень, я... — я опустила голову, потупив взгляд. В сумраке едва освещенной лунным ошметком комнаты вряд ли было видно, но моё лицо просто горело огнем от стыда.

Как ему это сказать? Хочу тебя? Ты меня возбуждаешь? Я вся мокрая и хочу, чтоб ты меня взял?...

Женя, ожидая продолжения моей фразы, приблизился ещё на сантиметр. Теперь его губы находились на смешном расстоянии от моего уха.

— Что за страшный секрет, Мезембриантемум? — он сказал это с иронией, смеясь над моим смущением, однако я заметила, как его кадык дернулся и он громко сглотнул слюну. Знаете, так громко сглатывают от долгого напряженного ожидания — предвкушения... И мне безумно нравилось, когда он так сглатывал. Словно он тоже собирался признаться мне в чём-то постыдном — и от этого становилось легче.

— Я... моё тело... стало сильно возбуждаться от тебя, — выпалила я и уткнулась лбом куда-то меду его ребер, чтобы он не видел моего лица. Щеки горели, как проклятые, дыхание участилось и пробивалось исключительно через рот. Тело предательски дрожало и ныло от желания. Я чувствовала, что долго находиться в такой непосредственной близости от Женьки не смогу...

— Твоё... тело? — переспросил он где-то у меня над головой. Я кивнула и уткнулась в его торс носом.

— Ты же говорила, что я... что я не...

Он нервно сглотнул, вплетая тонкие пальцы в мои спутанные волосы. Мышцы его напряглись до беспредела.

От чего — неясно, но его нервы явно сдавали, как и мои. Хотя почему — неясно? Если бы мне не пойми кто вот так вот заявил, что хочет меня, я бы тоже напряглась...

— Женьк... что мне делать?

Яростное желание, как заклятье, едва ли не причиняло мне боль, и от этого на глазах выступили слёзы.

— Как мне это перебороть? Почему так?... — я всхлипнула. Внутри всё дрожало, ожидая его прикосновений.

— Ну ты же еще... просто ты...

— Девственница, — подтвердила я шепотом.

Женька обнял меня, прижав к груди так сильно, что мне казалось, будто сквозь ночную рубашку я чувствую все его мышцы.

— Просто я постоянно рядом, — он снова сглотнул. — И со временем ты... хм...

Пытаясь объяснить мне причины происходящего, он надеялся, что я смогу здраво мыслить и отречься от своих желаний?... Очень смешно.

— Предлагаешь мне сменить окружение? — улыбнулась я, и мои слова прозвучали очень приглушенно, из-за того, что мы стояли, обнявшись, и я по-прежнему прятала лицо.

— Тебе, правда, нужен мужчина, — прошептал он, сбивчиво дыша. — Если ты не найдешь партнера, будешь направлять свою энергию на окружающих тебя людей... То есть... желать тех, кого при других условиях желать бы не могла.

Я слегка отстранилась от него.

— Ты считаешь, что всему виной это... воздержание? Не будь я девственницей, мне бы не хотелось тебя?

Я смотрела на него со слезами в глазах. Плакать не хотелось — слезы вызывала сила, горящая внутри меня, причем без моей на то воли и предоставления санкций.

— Но ведь ты не хотела меня... никогда, — он смутился, встретив мой взгляд. — А сейчас в тебе что-то щелкнуло... как кнопочка на тумблере: лимит воздержания исчерпан. На самом деле, будь на моем месте кто-то еще, ты бы потянулась к нему с той же...

— Я врала, — соврала я, любыми средствами готовая доказать абсурдность его теории. Мне не хотелось верить, что я способна так откликаться на чьи-либо прикосновения, кроме Женькиных.

— Хочешь сказать, ты всегда... кхм... мечтала обо мне? — Женька взъерошил темные волосы и недоверчиво улыбнулся.

Я обреченно покачала головой, отведя взгляд.

— Я знаю... так нельзя. Я... всё равно не интересую тебя, и... прости... не нужно было... — я окончательно смутилась, и, готовая едва ли не взорваться от переполняющих чувств, помчалась из комнаты прочь. Какой ужас! Курам на смех! Зачем ему это знать? Ему ни жарко, ни холодно от того, что какая-то дура, с которой он спокойно спит в одной кровати, всю ночь прижимается к нему поближе, стремясь ощутить тепло его тела сквозь пижамную ткань! Аа-а, к черту! Разденься я догола, что в этом толку?!

Ноги тряслись и хотели ослушаться меня, предательски сгибаясь. Но я не могла больше оставаться здесь, после всего сказанного смотреть на Женьку... Было так стыдно! Выше моих сил...

Что-то горячее устремилось по щеке к подбородку — я, оказывается, плакала... Пелена слёз застелила глаза и видимость стала, как на машине в дождливую погоду.

Шагнув наугад, я споткнулась об удачно расстеленный (и давно ставший предметом мата и ругани по утрам) провод, и едва не отправилась плашмя на пол, прежде чем что-то подхватило меня перед падением. Это были руки Женьки.

Калинов поймал меня сзади и прижал к себе, а я ведь даже не слышала его шагов. Впрочем, это было не важно... Он был за моей спиной — горячий, напряженный, сбивчиво дышащий мне прямо в шею. Из моего приоткрытого рта продолжали вырываться всхлипы. — Жень, прости... прости меня...

Женька только сильнее прижал меня к себе. На этот раз руки его легли мне на бёдра, так что наше сближение тел получилось еще интимней. И я, отдавшись во власть Женькиных рук, ощутила нижней частью спины, чуть выше своей попы, как к моему телу прикасается что-то очень твердое, значительно выпирающее из общего рельефа его тела... В моей голове мелькнула мысль, которая заставила приятную дрожь внизу моего живота усилиться. Но не могло же это быть... Ведь Калинов никогда не...

Мои зрачки расширились. Я осторожно подалась назад, чтобы плотнее прикоснуться к этому странному и возбуждающему моё воображение рельефу.

Нет... неужели? Ах...

Я краснела все больше, чувствуя, как мужские ладони с нежностью поглаживают округлости моих бедер, немного придвигая к себе... как поднимаются к талии, и оттуда...

— Женя... — сдавленно выдохнула я пересохшими губами. Женькины же уста приблизились к моему ушку, но с них не сорвалось ни слова. Он дышал так же напряженно и нервно, как и я, и возможно... возбужденно?

Волна приятной нежности окатила меня о макушки до пяток, как только я подумала об этом. Он тоже хочет меня! Он мечтает взять мое тело... Войти в меня... ооох...

Я вздрогнула и едва удержала себя от стона, когда Женя взял в ладони мои груди и сжал их, как будто мечтал об этом несколько лет. Я прикрыла глаза и слушала, как он хрипло дышит, осторожно трогая мои соски через мягкую ткань рубашки.

— Женя... Женечка... — я старалась не вскрикнуть от счастья, наслаждения и вожделения. Шептать его имя — это всё, что я позволяла себе, в то время как Калинов, снова судорожно сглотнув, медленно поглаживал пальцами мои напряженные до предела соски.

Я сама не заметила, как сдавленный стон вырвался у меня из груди. Было тяжело дышать, слезы продолжали литься... Внезапно Женька, тихо выдохнув, перевернул меня лицом к себе.

В слабом и рассеянном свете звезд и неполной луны из окна, он казался восхитительным богом, решившим позабавиться похотью маленькой смертной вроде меня. Но его глаза смотрели на меня так, что было ясно — этот бог сам терзаем желанием, и он собирается быть нежным со своей жертвой.

— Мезембриантемум...

Я охнула, снова очутившись в его объятиях и снова ощутив его тело. Теперь мои торчащие соски уперлись в Женькин голый торс, а то возбуждающее и непонятное, так сильно будоражащее мое воображение — уткнулось мне в живот. О, боже, какое горячее и твердое...

Я подняла голову навстречу парню, и он тут же поцеловал меня — жадно, истосковавшись, нежно... Я тихонько опустила ладошки на его узкие плечи, и, закрыв глаза, плыла по волне наслаждения. Женька целовал меня... впервые...

Я прижалась к нему всем телом, а он притягивал меня к себе, положив ладони мне на ягодицы, и я не могла поверить, что всё это — не плод моего похотливого воображения.

Женька сжал мои ягодицы сильнее, и приоткрыл мне рот в поисках моего язычка. Я радостно поймала его язык своим, окончательно сойдя с ума... Мои ладони принялись поглаживать Женькино тело, взъерошивать его волосы, а я сама тихонько постанывала сквозь поцелуй, чувствуя, как сквозь трусики, по ногам вниз стекает тягучая скользкая жидкость... В голове стучала только одна фраза: «Я хочу тебя»... и она невольно соскользнула с моих губ, когда парень немного отстранил свое лицо от моего и поцеловал во влажный след на щеке.

Произнеся эти слова, я снова стыдливо опустила голову. Дальнейшая моя судьба была сейчас в его руках... и я от всей души надеялась, что правильно определила природу твердого предмета, прикасающегося к моему животу.

Женькин голос был непривычно хриплым, хотя и говорил он шепотом. На его лице заиграла слабая улыбка, в то время как глаза оставались нежно-печальными.

— И ты позволишь мне... стать твоим первым мужчиной?...

Он поцеловал меня в губы и отпрянул, ожидая ответа. Его голова была так же наклонена, как и моя, и я подозревала, что на его бледных щеках играет прелестный румянец. На мгновение я залюбовалась этой потрясающе милой картиной смущенного Калинова, но тут же вспомнила, что его дальнейшие действия зависят от моего ответа.

Стоит мне лишь сказать, и он и вправду...

— Да... да, — шепнула я. — Я хочу тебя...

В следующий момент я была перенесена на кровать, где очутилась прямо под нависающим надо мной Калиновым. Он внимательно посмотрел мне в глаза, а затем возбуждающе поцеловал в губы, снова играя с моим языком. После, обдавая жарким дыханием мою кожу, он спустился к ложбинке грудей. На его пути стояла только ночная рубашка, под края которой — края были чуть ниже моих ягодиц — уже забирались пальцы Калинова. Женька поднял рубашку, и я, сгорающая от стыда и желания одновременно, помогла парню освободить меня от этого предмета одежды.

Теперь я оставалась перед Женькой в одних трусиках, и соски моих обнаженных грудей совершенно развратно становились тверже и тверже...

Осознав всю катастрофичность ситуации, я попыталась прикрыть грудь ладошками. Наверняка в свете луны голая я смотрелась не очень сексуально... Но Женька лишь тихо рассмеялся на эти мои пугливые попытки спрятаться от его взгляда.

— Мезембриантемум... мужчина для того и раздевает женщину, чтобы смотреть на неё, — в его глазах плясали чертики. Несмотря на мой растерянный вид, парень снял мои ладошки с округлых, ставших очень чувствительными грудей и окинул меня торжествующим взглядом. На его лице отразилось восхищение.

Восхищение?...

С жадностью ребенка он припал к соскам, и его влажные, горячие губы вызвали во мне новый поток сладостных эмоций. Язычок осторожно водил вокруг крупных ореолов, зубы слегка захватывали соски и легонько, не до боли, сжимали. Я блаженно выдохнула, поглаживая Женьку по шее и плечам, путаясь пальцами в его темных волосах. Горячая жидкость насквозь пропитала трусики, и, кажется, стекала по попе вниз, на простыню...

— Женечка... — тихо позвала я, от нетерпения сжимая ножки. — Возьми меня,... пожалуйста...

Женя приблизился к моему уху вплотную:

— Для первого раза мне нужно больше... больше жидкости. Понимаешь?

В ответ я простонала что-то невнятное, и, поймав его ладонь, скользящую по моему телу, в свою ладошку, направила её к себе в промежность. Я уже плохо понимала, что делаю, и знала только одно: я так возбуждена, что ничего, кроме наслаждения, Женя причинить мне не сможет.

Когда его рука коснулась моих промокших трусов, он сдавлено охнул, и отодвинул ткань в сторону. Теперь уже охнула я, ощутив, как длинные пальцы, измазываясь в моем скользком соке, осторожно проникают внутрь.

— Женя... пожалуйста... — умоляюще повторила я, и Женька, не в силах больше терпеть сам, снял с меня трусики и разделся. Я сдвинула коленки, когда похоть, сидящая внутри меня, повелевала мне широко распахнуть перед ним ножки... Но я только дрожала и наблюдала за тем, как Женька раздевается, достает нечто в серебристой упаковке из ящика, и рвет упаковку зубами...

Мой взор обратился к обнаженному телу Женьки, а именно — туда, где таилась та самая вожделенная загадка, что с такой силой упиралась в моё тело... О боже, это было такое захватывающее зрелище! Его красивый член стоял, в полном своем величии, и от взгляда на него я свела ноги еще сильнее, пытаясь успокоить жар в промежности. Но моя киска наоборот, стала выделять лишь еще больше сока.

Я содрогнулась, прикрыв глаза. Мне казалось, я умру от перевозбуждения прежде, чем Калинов до меня доберется...

Однако его приготовления быстро закончились — и знакомые ладони вновь оказались на моих бедрах. Повелеваясь их движениям, я широко развела ноги, так, что моя киска была полностью открыта для него. Ощутив первое прикосновение его члена, я задрожала мелкой дрожью и быстро задышала.

— Я так хочу тебя, — зачем-то шепнул мне на ухо Женя и вошел в меня. Мне окончательно сорвало крышу — от его слов и ощущений, которые поглотили меня, как воронка. Я всхлипнула, но уже от счастья, вцепилась в плечи Женьки и медленно начала вписываться в ритм, вместе с которым он ласково погружался в меня все глубже и глубже, полностью заполняя пространство внутри меня. Слезы продолжали выступать на моих глазах, но я даже не чувствовала следов боли — было только ощущение полного слияния с ним, с человеком, который стал воплощением моего удовольствия.

Беспредельное, беспричинное счастье захлестывало грудь, дыхание становилось прерывистым и беспорядочным, таким, что хотелось стонать — сладко, по-настоящему, громко...

В нескольких сантиметрах от моего уха Женькино дыхание так же превращалось в стоны, и это сводило меня с ума больше, чем какие-либо слова...

— Аах... любимая...

Его движения изменялись, мы двигались быстрее навстречу друг другу, и мне казалось, что Калинова захлестывают мои стоны так же, как и меня — его.

Любимой... он назвал меня любимой? В запале страсти, конечно... как только не назовешь... И, пользуясь случаем, я поймала губами его губы, а после прошептала, сбиваясь:

— Же-ня... я... люблю... люблю тебя, слы-шишь?...

Он словно сошел с ума от этой фразы. Его член вошел в меня так глубоко, насколько это было возможно; мои соски впивались в его грудь, а Женькины красивые стоны учащались, как и сердцебиение. Я, больше не в силах сдерживать громкость своих вскриков, попыталась заткнуть себя, впившись губами в Женькину шею, а ногтями — в спину, тем временем обхватив бедрами его бедра и желая продлить момент слияния навечно.

— Ммм... ааах...

— Да, Женечка... еще... немного... — я чувствовала, что волны счастья бьются в моих венах все чаще, добиваясь моего срыва... Наверное, я кончу раньше... ооох...

Его стоны были низкими, шепчущими, сладкими. Перед моими глазами, в темноте, взорвалась тысяча искр и растаяла в воздухе, превращаясь в импульсивные волны и резко накрывая меня, одна за другой... Я дрожала, кажется, всем телом, крепко прижимая к себе Женьку, а он, в свою очередь, прижимал к себе меня. Не знаю, не помню, спустя сколько времени он лег со мною рядом, но нервные конвульсии оргазма продолжали пробегать по моему телу. Я лежала с закрытыми глазами, не ощущая ничего, кроме этих блаженных судорог и Женьки, который лежал рядом, кончив, и сжимал мою вспотевшую ладонь в своей.

После сошедшей остроты ощущений, на меня навалилось мягкое, теплое блаженство и приятная усталость. Я, опасаясь заснуть после всего произошедшего и тем самым вдруг обидеть своего состоявшегося любовника, повернулась на бок, лицом к парню. Он лежал с широко открытыми глазами и ловил воздух ртом, дыша по-прежнему часто и прерывисто.

Почувствовав, что я смотрю на него, Женька повернул голову в мою сторону и посмотрел мне в глаза, в ответ на что я придвинулась ближе и уткнулась носом в его плечо.

Калинов молча погладил меня по волосам. Его дыхание вскоре восстановилось, и дышать он начал ровно и невозмутимо, как и всегда. По привычке, попадая с ним в один ритм, я подстроилась под его спокойное, размеренное дыхание.

Было так здорово лежать вот так и ощущать, что ты словно стал частью другого человека, а он — твоей частью... или... мне так только казалось?...

Приятный, томительный сон отягощал веки. Я чувствовала, как по ногам струится прозрачный сок, плод моей похоти... Женькина же составная не присутствовала, но отчего то вдруг я поймала себя на мысли, что хочу ощутить его сперму на своем теле. Чтобы она, как и мои соки, текла из меня и была размазана по ногам... Ооох...

Я сладко выдохнула, и Женька сделал глубокий вдох, прикрыв глаза. Интересно, о чем он думает сейчас?...

Ладно, негоже спать в таком виде...

Я осторожно приподнялась на кровати, нащупала рубашку, и, набросив её на себя, собралась соскользнуть с кровати, как меня окликнул хрипловатый голос Женьки:

— Ты куда?...

— В ванную... я быстро, — тихо ответила я, не оглядываясь, и стремительно покинула спальню.

... Когда я вернулась, в воздухе стоял томительный запах секса, как будто окно вовсе и не было открыто. Снаружи не доносилось ни ветерка. Женька мирно спал на спине, чуть прикрытый легким покрывалом. Лицо его было по ангельски умиротворенным, а левая рука лежала на моей подушке.

Я осторожно подкралась к кровати, но ложиться не стала, увидев, как сильно мы умудрились испачкать простыню. Спать на этом было противоестественно, поэтому мне пришлось потревожить чуткий Женькин сон.

— Же-еень, — шепнула я ему на ухо, но он оставался недвижим. Я прильнула к нему и коснулась распухшими от поцелуев губами его правильно очерченных уст.

— Мммм... — протянул он, ощутив мое прикосновение сквозь сон и слепо отвечая на поцелуй. Я отстранилась, и на моих губах заиграла улыбка.

— Жень, мы простыню... кхм... испачкали. Дай я перестелю.

Парень приподнялся на локтях, резко открыв глаза, и встревожено переспросил:

— Что?...

Я улыбнулась еще шире, и бросила взгляд на расплывчатые темные и светлые пятна на кровати.

— Простыня, говорю, испачкалась. Я свежую постелю?

— Да, конечно, — он кивнул, посмотрев на простыню и задумчиво взъерошив волосы. — Я в ванную.

Он натянул пижамные штаны, сгреб в охапку простыню и удалился. Я перестелила постель и прилегла, но на этот раз сон уже не шел. Вместо него в голову лезли всякие дурацкие мысли.

Что теперь будет? Мы теперь станем парой? Или это сочтется за помощь голодающим девственницам? В любом случае, уже ничего не будет как прежде...

И еще... он так красиво стонет... Черт!

— Мезембриантемум?

— Мммм?

— Не спишь? — он лёг рядом, прохладный, свежий, влажный. Безумно хотелось попробовать его такого, но я, удовлетворив свою первую страсть, с этим приливом похоти справилась более удачно.

— Как видишь.

— Мезембриантемум, там так много... хм... крови, — его голос снова превратился в ласковый шепот. — Я... сделал тебе больно?

В его глазах отражалась то ли боль, то ли грусть. Он ласково провел рукой по моим влажным волосам и замолчал, ожидая ответа.

— Неет, — тихо протянула я, смущенно улыбнулась. Прижавшись к нему, прохладно — свежему, я ощущала, как каждая моя клеточка хочет принадлежать этому человеку. — Я тоже думала, что должно быть больно... но ты так нежно... кхм... и я...

Я смутилась и замолчала, стесняясь обсуждать произошедшее. Да и зачем? Он ведь и сам чувствовал, и слышал, как чутко я откликалась на все его действия. Он не мог не понимать, сколько удовольствия и восхитительных ощущений он мне доставил. Разве могла здесь быть речь о боли?

Женя крепко обнял меня, словно был не в силах расстаться со мной ни на минуту. Я слышала, как в его грудной клетке колотится огненное сердце — бешеное, страстное, живое.

— Мезембриантемум, — он произнес моё имя шепотом, медленно, поглаживая мою спину в тех волшебных местах, от прикосновения к которым я трепетала.

— Ммм... Женя... — прошептала я, едва не мурлыча. Я готова была шептать это имя тысячу раз — имя, ставшее для меня синонимом счастья.

Парень склонил голову и поцеловал меня в губы — совсем легонько, но нежно, как будто с трепетом.

— Тебе... тебе ведь было со мной хорошо? — зачем-то спросила я этакую банальщину. Но в глубине души я знала, зачем — мне очень хотелось услышать от него лично, что все прошедшее и вправду было восхитительным. Это было важно. Важно, хоть убей.

— Я чуть с ума не сошел, — улыбнулся Женька, и снова приблизился на расстояние поцелуя. — Так приятно... чувствовать тебя только моей.

Я поймала его губы своими, и, проведя ладонью по его спине, прочувствовала кожей оставленные мною там царапины и улыбнулась от пришедшей в голову фразы.

— Что? — улыбнулся он тоже, почувствовав мою улыбку губами и отстранившись от моего лица.

— Похоже, кому-то из нас двоих всё-таки было больно? — хихикнула я, и сделала провинившееся лицо. — Прости, Жень... за царапины...

Он усмехнулся.

— Любимая... что за ерунда.

Парень снова поцеловал меня, опрокинув на спину и жадно блуждая руками по моему телу. Любимая?...

Да... все-таки, ничего уже не будет как прежде. Все станет намного приятнее