Мaмe и пaпe виднее. Три.

Дверь щелкнула и стала с противным скрипом открываться.

— Коля… — послышался смущенный шепот.

— Что, пап? – раздраженно прошептал я, отрываясь от Юлькиной груди и вытирая губы.

— Да я… — он мялся там, у двери, страстно желая шагнуть в нашу спальню и все еще стесняясь своих греховных желаний. – Клавка… там… нуу…

— Да заходи, пап Сереж, — прошептала Юлька в сторону двери, и тень торопливо скользнула к кровати.

Жена тихо захихикала и положила руку мне на хуй:

— Не сердись, Колечка… Что я, маму не знаю…? От нее только папка довольный уходит… Пап Сереж, — она повернулась к моему отцу, — не расстраивайся. Заебала?

Видимо, отец кивнул, потому что вторая Юлькина рука переместилась в ту сторону и стала двигаться. Видимо, Юлька гладила его по плечу. Или еще по чему.

— Я уже вставить хочу, а она всё: лижи да лижи, там кусни, тут сосни… Яйца трещат…

Мы с Юлькой захихикали, отец смущенно присоединился к смеху.

— Ты не сердись, Николай, — прошептал он. – Юлечка твоя… Она… Она…

— На молодую потянуло, — демонстративно обиженно заявил я. – Конечно, полгода, как Федьку родила, вся такааая… Молочная…

— Ага! – с жаром согласился отец. – Точно: молочная! Ну не могу! Юль, ну прости… стоит на тебя… Каменный! Попробуй… Ага… Да… Да… Оооо… ПомнИ…

На самом деле я не сердился. От Юльки не убудет. Она и до родов была до ебли жадная, там матерны и отцовы гены сошлись. А после родов и вообще ненасытной стала. Две палки на ночь, подряд – это так… типа – ты чего, муж, ебешь супружницу на отъебись…? Еще же и сиськи сцедить надо… Я уж молчу, что с пизды у нее теперь течет, как у тещи…

Так что вовремя отец приехал погостить. Типа мамку проведать – чего она у сватов загостилась…? Как будто не знает чего: та с Михалыча не слазит!

Отец, как Юльку увидел после родов, дурной сделался. Шепчет: сынок, я влюбился! Типа последний рывок! Не могу – хороша невестка, пиздец!

А та только за. В первую же ночь после моего хуя к нему ушла и только под утро вернулась. Ну, говорит, и отец у тебя! Мужииик!!! До сих пор влагалищем его стояк чую. Наконец-то хоть кто-то проебал, как я хочу.

Вот и отец мой у нас поселился… Формально у мамы Клавы числится, но у нас в спальне он частый гость… Очень частый гость!

Пока Юлька отцу насасывала, я к очку ее пристроился. Можно, конечно, к теще подняться, но… Лень, бляяя… Дырка есть, рядом… Я не помешаю…

Но идти не пришлось.

Дверь снова заскрипела. Когда же я ее смажу???

— Ой, лялечки… Ой, простите мать… — Голая Клавдия Захаровна скользнула внутрь спальни, остановилась, прислушиваясь. – Коль, отец твой тут? Поссать вышла, на секунду, а того уж тютькой звали. Съебался… Ну не к жене ж он пошел, не к Наташке? Третьим лишним?

— Еб твою мать, Клавка! – захохотал мой отец. – Везде найдешь. Блять, дай с сиськами твоей дочки хоть набалуюсь. Твои-то сто лет как пустые висят до пупа! Я уж кончи твоей нажрался, программу минимум выполнил. Дай и спустить-то!

— Да я тебе что? – громко возмутилась теща. – Еби, не жалко. Юлька после родов, ей повышенный интимный интерес потребен. Я знаю, что дитю моему надо.

Следует учитывать, что спор этот происходил в тот момент, когда отец уже наяривал Юльку, которая сдавленно и сладко постанывала, стараясь не шуметь.

Однако Федька в кроватки зашевелился, проснулся и принялся реветь.

— Вот черти! — прервала стоны Юлька, — сына разбудили-таки. Я же просила – потише! Дайте поебаться-то!

Она встала, врубила бра, принялась успокаивать Федьку.

— Ну вот, — Юлька вернулась в постель с сыном, — теперь только титькой его угомонишь.

Она легла на спину, приложила мальчика. Тот мгновенно нашел мамин сосок и зачмокал.

— Мужика завсегда титькой успокоить можно! – мама Клава уже сидела рядом со мной и ласкала мой одинокий ствол. Она обратилась к отцу: — Чего сидишь? Еби!

— Я… — растерялся тот. – Она ж… кормит…

— А тебе не похую? – теща уже залезла на мою залупу и задвигала лобком. – Тебе внук родной мешает, что ли?

Юлька и правда, придерживая сына, широко раздвинула ляжки, приглашая хуй отца в свои глубины. Пиздячьи губы, набухшие и мокрые, разошлись, открывая огромное слизистое розовое отверстие. Отец аккуратно навис над невесткой, ввел залупу между губ, застонал, начав покачиваться туда-сюда…

Юлька тоже затащилась, постанывая и от нежных фрикций в ненасытном влагалище, и от сладкого стимулирования Федькой соскА.

Смотреть на них было приятно.

— Маам… — прервала стоны Юлька и захихикала, — я не разберу: у Феди что, тоже стоит, что ли?

— Ну, наше ж семя! – рассеянно объяснила Клава, двигаясь на мне. – Мужик, как титьку схватит, сразу мозги теряет. Они у него в писюн стекают! Нааш внучок, наша кровиночка…

Какое-то время все сладко стонали.

— Соскучился, сЫночка? – участливо спросила меня, наконец, мама Клава. Она хрипло дышала, надеваясь на мою елду то пиздой, то сракой.

Я засмеялся:

— Да утром только палку тебе кинул. На кухне, ты яишницу жарила…

— А… — рассеянно протянула теща, сосредоточившись на ощущениях в своих блядских щелях. – Так то когда было-то… Сколько спермы утекло…

— Давно, — согласился я и сообщил: – Скоро кончу.

— Давай, давай, зятек! – Клавдия Захаровна задвигала огромным, но проворным задом быстрее. – Спусти, спусти мамочке в маточку!

— Колька… — захрипел отец, — я ща тоже… Пять сек, о кей? Давай вместе?

Я был не против.

В этот момент дверь заскрипела в третий раз.

Ёб твою мать!!!

На пороге стоял голый Михалыч в обнимку с моей голой же мамой.

— Шо за шум, а ебли нету? – заржал тесть, но осекся. – Оппа! Наташ, да они тут вовсю сношаются! И без нас! Гля, даже Федор участвует. Пидафилы ябучие!

— Давай! – застонал отец мне, не обращая внимания на вошедших.

Мы стали кончать…

— Огооо…! – уважительно заявил Михалыч, проходя к кровати. – У них тут хор имени… Хуятницкого, Наташ, га-га-га!!! Нихуя твои муж и сын выкобенивают! Оприходывали моих блядей в две дудки, понимашь! Ишшо и внука привлекли!

Моя мама засмеялась:

— Они такие, Толь… — она с любовью рассматривала, как ее муж слезает с невестки, из огромной щели той течет ручеек семени, а с хуя ее сына слазит сваха и из щели той по ляжке тоже течет. – Как я их люблю… Мои мальчики!

— Мммм… — Михалыч явно ревновал. Передразнил, — мои мааальчики… Ты, Наташ, лучше расскажи, как ты орала в голос, когда я тебе прямую кишку стимулировал? Я разве не «мой мааальчик»???

Мама нежно прильнула к свату, сжала в ладошке его огромный яйца:

— Ты тоже мой мальчик, милый! Орала, правда! – она повернулась к нам, — Толечка меня уже почти подготовил к аналу. Думаю, скоро и я смогу принять его огромный елдак в анус.

— Да ты просто психологически не настроена, — заявил отец. Он лежал, закинул руки за голову, а Клавдия Захаровна вылизывала его залупу, очищая ее от семени и от соков дочери. – Помнишь, я ж тоже нежно, аккуратно… А у тебя сфинктер как резиновое кольцо, блять. Чуть палец не сломала! Толик, она его сожмет, и ни в какую… Я палец вытащить не могу! Как целочка в первую брачную ночь.

— Вооо, — гордо провозгласил тесть, — мне ваших психологов нахуй не надо. Я Наташеньку раскрыл… У меня секрет есть…

— Какой секрет, пиздун ты! – засмеялась Клава, принимаясь за очистку моей залупы, — ты меня, к примеру, не готовил. С размаху засадил в жопу, ни здассте, ни досвиданья, и с тех пор не вынаешь… Мне очко не вылизывал… Нуу, редко… Не то, что я тебе…

— Хватит ревновать друг друга, — засмеялась Юлька, — мам Наташ, ну так… может, прямо сейчас папка вас в жопу и отдерет?

Мама покраснела, засмущалась. Чувствовалось, что она не против, но стесняется… Даже верх ее обвисшей груди покраснел, а соски напряглись, ареолы так сексуально сморщились.

— Правда, Наташ, — подключился отец, положив пальцы Юльке на губки и слегонца поглаживая их влажность, — мы уж с Николаем отстрелялись… пока… А ты, раз хочешь… Давай, короче!

— Ну мальчики… — мама все еще жеманничала, — ну мне стыдно… Это очень интимно… Не для лишних глаз… Коль, только не смотри… Ладно?

Я сделал вид, что прикрыл глаза ладонью, раздвинув пальцы:

— Мам, у меня найдется тут занятие.

— Давай, давай! – тесть заспешил. Одной рукой он стал устанавливать маму раком, так, чтобы всем был виден подходящий ракурс на его залупу, входящую в мамино очко, а другой принялся наяривать елду, которая, впрочем, стояла с самого момента его появления на пороге нашей спальни. Честно говоря, я всего-то несколько раз видел, как тестев хуй висит. Обычно он или стоял или был в одной из дырок каждой из трех баб, живущих в доме.

Мама покорно опустила верхнюю часть туловища вниз, оперлась руками о пол, ноги не сгибала, а только чуть-чуть присела, чтобы ее жопа была на уровне лобка свата.

— А? – засиял тот, как заправский фокусник, демонстрируя мамин бледный зад, — какая ягодка, а…? Ммммм… И я… сейчас… ее… распечатаю!

Михалыч раздвинул мамины ягодицы, обнажив темный круг входа в анус, окруженный редкими черными волосами, и смачно плюнул в самый центр. Сфинктер машинально дернулся, сжался. Мужчина плюнул еще раз, хитро осмотрел нас, зрителей.

Юлька лежала с Федькой на животе. Мальчик крепко спал. Ряжом с ней лежал отец, который легонечко ласкал Юлькин клитор. Та в ответ совсем незаметно подрачивала его вялый член.

Мама Клава сидела на моем хую, который тоже был вялым, но в огромную тещину пизду все-таки втиснулся и сейчас там принимал душ из обильно текущих бабских соков. Я в ответ подкручивал маме Клаве соски, пощипывая их и оттягивая… Она тяжело вздыхала и чуть постанывала в особенно болезненные моменты.

Все с жадность уставились на мамино очко.

Михалыч даже опустился на колени, поцеловал нежное место у входа в анал, а затем высунул неожиданно невероятно длинный язык и, сделав круг по всему диаметру, ввел его внутрь. Мама охнула. Ноги ее чуть задрожали, она пролепетала:

— Тоолик… оооо… Колька… не смооотри…

Она не договорила, тесть стремительно встал, прицелился и мгновенно ввел в мамин анус огромную фиолетовую залупу.

Все ахнули. А громче всех мама:

— Ааааа!

Мама Клава засмеялась и прошептала:

— Вот шельмец! Ну как его не любить?

Отец от волнения незаметно для себя погрузил в Юлькину пизду всю ладонь, спохватился, виновато поднял глаза на невестку, но взгляд той затуманился, от ласк и от срамного вида собственного отца, дерущего свекруху в зад.

Довольный отец, оценив ситуацию, нежно задвигал рукой в пизде моей жены, и та совсем поплыла, подпуская сок-смазку для фистинга…

Между тем, моей маме оказалось ни капли не больно. Михалыч спокойно и деловито, как на работе, вводил ствол на всю длину, его здоровенные бычьи яйца чвакали по разваленным половым губякам, ствол шел назад, почти извлекая за собой огромную багровую головяку, стремительно бросался вперед, снова вываливался, снова погружался максимально глубоко…

— Толя… Толя… Кааайф… — стонала мама. – А я… Дурааа… Аааа… Думала – как же зайдет… хуищеее… он же огрооомный…

— Гы-гы… — посмеивался тесть, дрюча ее с оттяжечкой, — срёшь-то ты как? Там могут и не такие лезть…

— Сереж… — позвала мама отца, — потом ты… Хочууу… Мальчики… Колька, не смотри, стервец…

Все засмеялись…

— Во, Коль, — назидательно сообщила Клава, елозя на моем встающем члене, — говорю же: за уши не оттянешь! Мой Толик любую… А мои сиськи лучше, — неожиданно заявила она, обернулась и впилась в меня пахнущими семенем губами.

Действительно, ее сиськи были круглыми, хотя и оттянутыми. У мамы они болтались «ушами спаниеля».

Неожиданно отец вскочил с кровати и кинулся к жене. Его хуй, возбужденный фистингом невестки, да еще и надрачиванием последней его головки, снова стоял.

Он выпрямил жену и без предисловий насадил ее рот на свой елдак. Та принялась жадно заглатывать, как заглатывала очком долгожданный хуй Михалыча.

Отцы принялись пялить мою маму с обеих сторон.

— Колька… — обернулся ко мне тесть и подмигнул. Клава резво спрыгнула с моего уже стоячего хуя, поняв, к чему дело идет. Все освободили место на кровати, я лег залупой кверху, Михалыч без разговоров подвел маму, как телку на случку, поставил раком надо мной, а затем надавил на поясницу слабо сопротивляющейся женщины: «сосешь же ему уже… я видал… ну и в пизду пора… я тоже Юльку поебываю… ну а что… кто еще подмогнет дитю…?»

Мама сладко наделась на хуй горячей щелью, из которой когда-то извергла меня. Понимание этого еще сильнее возбуждало. Я, действительно, пару раз давал ей в рот, но это было похоже скорее на баловство, на поцелуи, чем на минет, тем более, я и не кончал.

Тесть уже привычно вставил свой хуй в мамин анус, отец насадил ее рот на свою елду, мы все слаженно задвигались, мама, кстати, моментально включилась в этот механизм, успевая смачно сосать, заглатывая, как настоящая шлюха, и резво подмахивать жопой.

Краем глаза я заметил, что мама Клава, оставленная без мужского внимания, припала к щелям Юльки. И только Федька лежал в сторонке в одиночестве и дремал.

Я подумал, что надо бы Юльку обрюхатить еще раз, чтобы пацану обязательно была сеструха, а потом еще пару раз… Для групповухи, хе-хе…

В этот момент Михалыч замедлился, совсем замер. Залупой я чувствовал, как он накачивает мамину прямую кишку спермой. Это было так грязно, что я ощутил прилив сладострастия, подводящий к финалу и меня. Стоило только тестю вынуть ствол, как я тоже выплеснул семя во влагалище.

Мама, почувствовав мою эякуляцию, застонала, и я почувствовал на животе ее прибывающую горячую мочу. Снизу мне было видно, как отец насаживает мамину голову на свой хер, быстро, ритмично, словно это обычный арбуз в его руках. Впрочем, он тоже продержался недолго: его яйца прижались к маминому подбородку, горло задвигалось вверх-вниз: она торопливо сглатывала.

Когда отец вынул залупу и повалился на кровать, мама легла на меня, обняла, пьяненько зашептала:

— Коленька, воробушек мой… Выеб мамочку… умничка моя… солнышко… вы потом… с папой… по очереди… хочу в жопу… обоих… родненькие…

Она принялась целовать меня обспусканным ртом, тереться в истоме всем своим блядским телом.

Я с нежной любовью прижался к ней в ответ…

Это было ощущение полного и вечного счастья…

Что может быть крепче и слаще любви детей и родителей?

Да в общем-то, и ничего…

Прислано: Недоёбанная